«В камере ты рассказываешь всё — тебе либо верят, либо нет»: Сергей Семёнов — о тюремном общении

— Как с университетской скамьи можно попасть на нары?

— Легко, как оказалось. Многие знают эту историю. Познакомились с девочкой, случился обоюдный половой акт. Потом написали заявление и меня обвинили в изнасиловании.

— Для чего?

— Я думаю, что с целью вымогательства.

— Ты был под домашним арестом до суда или тебя сразу взяли под стражу?

— Я был под домашним арестом на протяжении восьми месяцев. Потом — да, меня взяли под стражу, и я пробыл два месяца в СИЗО до апелляции. Затем меня отправили в колонию, где я пробыл 11 месяцев.

— На суде ты был уверен, что всё пройдёт хорошо?

— Изначально, когда шло следствие, я был уверен, что до суда не дойдёт. У меня был огромный багаж доказательств, что я невиновен. И я свято верил, что в суде всем этим доказательствам поверят. Но, как оказалось, это было абсолютно не так.

— В какой момент ты понял, что что-то пошло не так?

— Во время приговора, когда судья начала зачитывать статью. Наказание по этой статье — от восьми лет (Сергея Семёнова признали виновным в преступлениях, предусмотренных двумя статьями УК РФ: 131-й («Изнасилование») и 132-й («Насильственные действия сексуального характера». — RT). Я всё равно надеялся, что мне дадут меньше. Но когда она мне сказала: «Восемь лет», я испытал шок. Я ничего не понимал: что, как, неужели?! Буквально 15 минут назад я был на воле, а теперь полицейские мне надевают наручники.

— Тебе дали восемь лет, а тут вдруг апелляция, да ещё и УДО?

— В принципе, у нас в России есть мораторий на некоторые статьи в плане УДО. И по статье «Изнасилование» по УДО не отпускают никого. Абсолютно. Я из своего лагеря ушёл, по-моему, первый за 15 лет. 

— С чем это связано?

— Опять же, наверное, помог резонанс. Вышла программа. Видимо, людей как-то что-то зацепило. И если бы не осветили эту проблему, я на 150% уверен, что сидел бы все восемь лет.

• © Кадр: видео RT

— Самое, наверное, страшное для человека, которому вменяют статью «Изнасилование», — это попасть в камеру. К таким людям относятся особым образом — их «опускают».

— Я объясню сейчас. Начнём с того, что это достаточно старое такое мнение. Это было поголовно где-то, наверное, в 1980-х...

— Те, кто был в тех местах, скажут, что ты не прав. Ты попадаешь в камеру, тебя спрашивают: «Ты за что?»

— Ты говоришь: «Меня обвинили в изнасиловании». Они начинают выискивать все подробности о тебе.

— Что спрашивают?

— Ты рассказываешь всё — тебе либо верят, либо не верят.

— Тебе поверили?

— Мне — да.

— Ты провёл два месяца в СИЗО?

— Да.

— Расскажи, как это было?

— Я заехал в камеру, меня сразу накормили.

— Чем?

— Колбасой, сыром. Я поел. Со мной сидели Лёша, Сергей и Вазых. Лёша был просто бешеный, импульсивный человек. Поначалу он такой: «Вот, ты сидишь! Давай, нам что-то надо делать!» Постоянно надо чем-то заниматься... Ты знаешь, когда плохо, люди говорят: «Иди работай, и тебе станет легче».

— Что вы делали, чтобы отвлечься?

— Катали «дороги».

Также по теме

Жизнь после Шурыгиной: чем занимается на свободе отсидевший за скандальное изнасилование Сергей Семёнов

Скандал вокруг дела об изнасиловании Дианы Шурыгиной давно угас, но ставшее нарицательным имя девушки до сих пор периодически мелькает...

— Что такое «дороги»?

— «Дороги» — это «малявы», записки для общения между камерами, между ребятами, которые там сидят. Для этого нужны нитки. Мы брали шерстяные носки, распарывали их и плели прочные ниточки. Это такой трудоёмкий процесс, который может занять день-два. Но тем не менее это помогает отвлечься.

— Что писали в записках?                

— Знакомились: «Привет, я Серёга». А тебе там: «Привет, Серёга, я такой-то, живу там-то». Обычное общение абсолютно.

— Это же незаконно?

— Мне кажется, все этим занимаются. Конечно, были какие-то акты нарушения, но никто на них внимания не обращал.

— Какие условия были в камере?

— Камера была, по-моему, на шесть человек... Небольшая, вроде бы тесно, вроде бы хватает.

— На условия не жаловались? Из окошка не дуло?

— Из-за того, что катали эти «дороги», стёкол, небольших рамочек не было. Мы их снимали.

— Но ты же зимой мёрз?

— Зимой — да. Но все эти проёмы мы закрывали книгами.

— То есть в холоде в камере виноваты были вы?

— Да.

— Тебя там били, пытали, издевались?

— Меня побили два раза.

— За что?

— Ну как побили. Это были сотрудники. Нас вывели на шмон — обыск. Меня прижали к стене. И один из сотрудников, я помню, сказал: «Ноги шире». Надо было широко встать и руки вывернуть полностью. Но как бы ты широко ни встал, всё равно разбегутся и начинают тебя распинывать.

— Это было один раз, а второй?

— Второй раз там же. То есть поваляли, но никогда там не били, я бы сказал.

— За что так?

— Нарушали. За «дороги», общение, шум. У нас свет в камере должен гореть постоянно. Мы не могли уснуть и выкручивали лампочку.

— Кто виноват-то был?

— Все по очереди. Всех вытаскивали — никто не признаётся. Значит, виноваты все.

• © Кадр: видео RT

— Ты работал в колонии?

— Я учился на сварщика. Там было училище — ПТУ.

— Сейчас ты профессиональный сварщик по среднему специальному образованию?

— Да.

— Каким было качество образования?

— Там были и теория, и практика. Всему учили.

— На кого ещё учился?

— Я отучился на швею, намотчика проволоки, стропальщика. Курсы были по два-три месяца. Занять своё время — почему бы нет.

— Сколько тебе платили за работу? «Минималку»?

— «Минималку», но что-то забирала колония. За содержание, проживание. И у тебя остаётся 1300 рублей.

— Есть ли какие-то универсальные правила выживания в тюрьме?

— Например, если у тебя есть что-то запретное (это может быть элемент одежды), лучше, чтобы это не увидели те, кому не надо. У меня из запретного была куртка с молнией. По-моему, у единственного. Её перешили из моей робы на «швейке». Местные сотрудники на неё закрывали глаза, но если приезжала какая-то крутая проверка, то я надевал другую куртку.

— То есть первое — не демонстрируй?

— Да. Второе. В лагере разные касты, в том числе каста «опущенных». На кухне есть стол для «опущенных», а есть для обычных заключённых. И если, к примеру, я взял свой стакан и случайно поставил на стол «опущенных», я уже не могу его взять. А если возьму и выпью из него, то, соответственно, попаду к этим товарищам.

— И подняться из этой касты уже нельзя?

— Нет.        

— В какой касте был ты?

— «Мужики». Просто люди.

— А третье правило?

— Распорядок. Если ты поел, должен за собой обязательно убрать.

— Тебе писали письма?

— Да, очень много.

— Были хорошие и плохие?

— Ни одного плохого не было. Были письма со словами поддержки. С кем-то я даже общался, отвечал.

— А в камере как общались друг с другом?

— Бывало, прикалывались друг над другом. В СИЗО, например, чтобы получить какие-то продукты из камеры хранения, нужно писать всегда заявление. К нам как-то заехал парень. И ему посоветовали написать заявление на поход в гипермаркет. «Вот сейчас тебя из тюрьмы выведут в «Ашан». Мы тебе денег скинем на карточку. Ты нам купи это и это». Список ему написали, что надо купить. Он такой: «Что, меня правда в «Ашан» поведут?» — «Да, правда. Главное, заявление напиши!» Пишет заявление: «Начальнику СИЗО. Прошу выпустить меня, такого-то, в магазин «Ашан» для покупки тех-то принадлежностей...» — «Кавычки поставь, а то не поймёт». Он прикладывает список, что нужно купить. Отдаёт его сотруднику. Сотрудник: «Сейчас, подожди, через полчасика пойдём. Одевайся пока». Они тоже с юмором ко всему этому относились. Он одевается: «Ну, когда уже? Он же закроется скоро!» — «Подожди, подожди. Там зеков пускают после закрытия, чтобы ничего не натворили». Он сидел и ждал — весело было.

— Ты описываешь тюрьму, как детский лагерь. А были страшные моменты? 

— Очень было жалко стариков, которые там сидят. Во-первых, много было тех, кому не приносили передачки. Поэтому я всегда делился с такими стариками. Я помню, был дед — он наступил своей бабке на ногу. А бабка написала на него заявление, что он её избил. Деда посадили. Мы читали его дело. Когда он первый раз писал на УДО, то рассчитывал, что уйдёт. Но ему отказали. Я помню его несчастные глаза — до следующей попытки ему ждать полгода. Это было тяжело.

— В тюрьме у тебя произошла переоценка ценностей? Что-нибудь изменилось?

— Отношение к близким. Ты понимаешь, насколько ценна возможность встретиться и увидеть родных.

— В твоей судьбе большую роль сыграла твоя сестра Катя?

— Я считаю, что она сыграла основную роль в моей судьбе. Когда это только-только произошло, меня отправили под домашний арест. Мы с ней встретились, и я ей сказал, что не виноват. Она ответила: «Я тебе верю, и мне абсолютно не важно, хоть если бы там 100%-ные были какие-то доказательства твоей вины. Я бы всё равно тебе верила».

— Как ты думаешь, в России нужно реформировать закон, который касается сексуальных домогательств?

— У нас сейчас достаточно просто прийти и сказать: «Меня изнасиловали». И не важно, есть у тебя доказательства или нет. Человека закрывают. Только со слов.

— Ты слышал когда-нибудь про движение MeToo?

— Ну да, которое связано с Вайнштейном?

— Да. Несколько актрис через какое-то количество лет заявляют, что он принуждал их к действию сексуального характера и это нанесло им глубокие душевные раны. Как ты к этому относишься?

— Уделять внимание событию 15-летней давности, я считаю, абсурдно. Мое мнение: да, возможно, он домогался их. Но сейчас эти девицы просто хотят прославиться, за счёт этого они уже стали популярней. При этом обвинять мужиков в изнасиловании, домогательствах стало достаточно модным.

• © Кадр: видео RT

— Как ты занялся общественной деятельностью?

— Выйдя из тюрьмы, я действительно думал, что сейчас всё забудется. Но начали писать люди. Спрашивали совета: «Что вы делали в этой ситуации?» Я начал рассказывать. И понял: действительно, есть плюс от опыта, который я пережил и перенёс. Я могу им поделиться.

— Но бывают же ситуации, когда насилие действительно происходит. Разве люди не пытались тебя обмануть?

— Много, очень много кто пытается обмануть. Я всегда прошу прислать дело. Бывает, его читаешь, к примеру, а там раз — страницы нет. Ты: «А где эта страница?» — «Ну, не знаем». Через какое-то время понимаешь, что на этой странице всё самое интересное, что как бы обвиняло этого человека.

— Как ты себя ведёшь в этом случае?

— Если меня человек о чём-то просит, я всегда дам какой-то совет.

— У тебя юридическое образование?

— Я не юрист, но у меня есть знакомые ребята юристы, очень грамотные. Я им присылаю дело, они его изучают, дают аналитическую справку, что можно сделать.

— Сколько человек к тебе обратились?

— Наверное, сотни.

— Ты хотел бы, чтобы с тобой ничего этого не случилось?    

— Хочется, конечно, когда вспоминаешь то, как переживали родственники, как я переживал, вот эти нервы, стресс, вся эта боль. Но я понимаю, что без этого опыта, без всей этой истории я, возможно, не стал бы тем, кем теперь являюсь. И к тому же это судьба. Раз так случилось, что теперь? Поэтому я стараюсь об этом вообще не думать.

— Говорят, многие в тюрьме приходят к вере. Ты ходил там в храм?

— Я в храм ходил. Но я и до этого верил. Просто в тюрьме всё это усиливается, потому что осознаёшь: ты сидишь не просто так, а это тебе Бог дал испытание. И так гораздо, наверное, легче...

— Испытание или наказание?

— Испытание.

— Зачем?

— Чтобы проверить твою веру. Если у вас что-то плохое в жизни случилось, значит, вам Бог дал испытание, вы должны его преодолеть.