Матери-кукушки и отцы-похитители, оставшиеся без жилья многодетные семьи и родители-одиночки, которые не могут обеспечить детей материально — вот только некоторые истории, о которых рассказывал проект RT «Не один на один». Мы поговорили с детским омбудсменом Анной Кузнецовой о путях решения таких проблем, реформе системы опеки и возвращении маленьких россиян из Ирака и Сирии.
- РИА Новости
- © Владимир Трефилов
— Жительница Ялты Татьяна Большакова одна воспитывает дочь-инвалида, которую сотрудники опеки некоторое время назад забрали из-за «угрозы жизни», но потом по решению суда вернули. Как вы оцениваете действия органов опеки? И что должно сделать государство, чтобы избежать подобных случаев в будущем?
— Конечно, ситуация выглядит совершенно абсурдно, особенно если учитывать, что за последние три года число решений о лишении родительских прав снизилось больше чем на треть. Мы видим, что ситуация в Ялте совершенно выбивается из общей картины. Мы каждый раз забываем, что имеем дело с живым ребёнком, с человеком, а не вещью какой-то. Поэтому здесь, конечно, налицо непрофессионализм и некорректные действия.
Справедливость, разумеется, должна быть восстановлена. Мы направили обращение в прокуратуру, чтобы проверить законность действий органов опеки. В соответствии с заключением прокуратуры мы будем делать выводы.
— У нас есть ещё несколько примеров неэффективной работы системы опеки. Так, порой матери не записывают отцов в свидетельство о рождении ребёнка, чтобы иметь возможность получать чуть больше денег на содержание детей от государства. В случае смерти мамы бабушка со стороны отца или сам отец становятся для детей никем. Опека не рассматривает их как усыновителей первой очереди, в итоге дети оказываются в детдомах, а затем передаются в чужие семьи. Какие есть пути решения проблемы?
— Мы давно говорим о том, что необходимо пересматривать приоритеты в действиях органов опеки и попечительства. Первоочередная задача — работа по сохранению целостности семьи и действия в интересах ребёнка, как можно более быстрый поиск приёмных родителей, замещающих их людей или иных форм семейного устройства. Но никоим образом в приоритете не должно стоять сиротское учреждение.
Что касается детей, у которых погибла мама, а в свидетельство о рождении по какой-то причине не был вписан отец, то тут в первую очередь нужно информировать о необходимых действиях со стороны папы.
Нужно через суд доказать своё отцовство — это достаточно несложная и понятная процедура. И тогда мужчина становится не лишённым родительских прав, а родным папой, и вопрос о приёмной семье даже не рассматривается.
— Какие вы видите возможности для реформирования органов опеки? Возможно ли устранение недостатка кадров в опеке, смещение акцентов с плановых обходов и проверок к конкретным прецедентам?
— Вопрос о том, нужно ли увеличивать число специалистов, следует решать во вторую очередь. Только после того, как мы чётко поймём, чем же должны заниматься органы опеки и попечительства. Сейчас их задачи достаточно размыты: от оформления простых документов до улучшения психологического климата в семье или даже исцеления от алкоголизма. Конечно, органы опеки со всем этим не справятся. Но скоординировать работу по созиданию семьи им под силу.
Ситуация осложняется тем, что сегодня органы опеки и попечительства соподчинены разным ведомствам: в одних регионах это социальная защита, в других — Министерство образования (или просвещения). Из-за того, что нет чёткой вертикали, такую систему очень сложно направлять и контролировать. Но, на мой взгляд, расставить приоритеты, определить круг задач и обучить специалистов, которые будут профессионально их выполнять, вполне возможно.
- Кузнецова о работе органов опеки
— В последнее время новостные ленты пестрят сообщениями о матерях-кукушках. Один из самых громких случаев — 21-летняя мать с Украины оставила своего ребёнка в московской поликлинике, потому что дочка мешала ей строить личную жизнь. Было возбуждено уголовное дело по двум статьям, однако вскоре прокуратура отменила это решение. Что будет с девочкой и её мамой? Что нужно сделать, чтобы само явление мам-кукушек исчезло в России?
— Конечно, будут проведены расследования, вынесены решения. Мы знаем, что сегодня девочка находится под опекой бабушки. Что касается родителей, то мы видим их дезориентацию в выборе инструментов решения конкретной проблемы. Они не нашли возможности вписать ребёнка в свою жизнь, не смогли решить эту проблему конструктивным путём. На первом этапе нужно было обратиться к специалистам, которые бы помогли маме самой разобраться, что ей нужно сегодня и вообще в жизни. В Москве есть кризисные центры, психологи, специалисты, которые могут провести эту работу.
Мы не можем сегодня найти панацею в ситуации с мамами-кукушками. Но сделать так, чтобы таких случаев было меньше, однозначно можно.
Главный вопрос — это доверие системе. Когда мы говорим о том, что органы опеки что-то сделали не так, доверие снижается. Чем больше профессиональных решений, тем выше уровень доверия. И тогда уже сами мамы, как только у них появилась мысль о каком-то кризисном явлении, сразу обратятся за помощью и поддержкой.
— В нашем проекте «Не один на один» не так давно мы рассказывали об Ольге Жегуловой, многодетной матери из Краснодарского края, которую нехватка денег вынудила выйти на пикет к Госдуме России. Подобные случаи не единичны. Как вы считаете, должны ли дети, оказавшиеся в ситуации, когда папа ушёл, а мама не в состоянии заработать достаточно, быть обеспечены прожиточным минимумом? Какие ещё меры защиты и поддержки таких семей необходимы?
— Когда мы об этом случае услышали, увидели маму с пикетом у дверей Госдумы, связались с регионом, поговорили с министром, обсудили, какие пути помощи возможны. Подключился совет отцов, Жегуловой помогли. Но это частный случай. Нужно говорить и о системном явлении.
Я считаю, что выходом может стать только федеральный закон. К сожалению, регион вправе решать самостоятельно, каким образом оказывать помощь многодетной или иной семье, оказавшейся в трудной жизненной ситуации. Здесь можно рассмотреть вопрос и о том минимальном объёме поддержки, который гарантирован семье.
С другой стороны, поддержка выражается не только в финансовом эквиваленте, это может быть и создание условий для заработка, и набор услуг. Я считаю, нужно создавать условия, чтобы семья не нуждалась и развивалась, дать возможность зарабатывать, осваивать профессии, оказывать содействие, например, в присмотре и уходе за детьми.
При этом я говорю не только о волонтёрах, которые помогают таким семьям, но и о системном подходе. Нужны няни, именно на государственном уровне, и мы уже добились внесения соответствующего стандарта.
Не всегда нужно предлагать кризисные центры — можно предоставить прошедшую обучение государственную социальную няню, которая будет присматривать за ребёнком, пока мама трудоустраивается или осваивает новую профессию.
Такая услуга нужна не только многодетной семье, но и, например, маме с ребёнком-инвалидом или маме с малышом, оставшейся в одиночестве.
— Льготы для многодетных есть только на уровне регионов. Нужны ли федеральные льготы?
— На данный момент федеральный закон о многодетной семье предполагает целый комплекс мер. Не хотелось бы забегать вперёд, но, на мой взгляд, этот закон в любой форме, в которой он пройдёт, станет фундаментом, на котором можно выстроить систему всех прочих льгот, пособий, дополнительных выплат и услуг, исходя из определения многодетной семьи. Чтобы не пришлось, как в Астраханской области, доказывать, что, помимо рождения пятерых детей, нужны ещё какие-то дополнительные доказательства многодетного статуса.
— На днях в семье Анастасии Афанасьевой и Игоря Лаптева родился пятый ребёнок. Супруги опасаются, что они вместе с детьми могут в ближайшее время остаться без крыши над головой. Как вы считаете, должно ли в таких случаях государство оказывать помощь, обеспечивая семьи каким-либо жильём, например из манёвренного фонда?
— Мне и самой приходилось добиваться для одной семьи с детьми-инвалидами, где мама сама инвалид, предоставления жилья именно манёвренного фонда. Без дополнительных усилий это, к сожалению, не получается, хотя, как показывает практика, в регионе всегда есть такая возможность.
Очень жаль, что семьям с несколькими детьми, да даже с одним ребёнком, необходимо за это бороться. Возникает ощущение, что встреча поддержки и нуждающегося искусственно затягивается. Такие ситуации недопустимы. В данном случае (с семьёй Афанасьевых — Лаптевых. — RT) мы постараемся оказать содействие, насколько это возможно. Я уверена, что в регионе есть ресурс для решения этого вопроса.
- Кузнецова о семьях с детьми-инвалидами
— На Украине заявили, что в ближайшие несколько лет детские дома и сиротские учреждения перестанут существовать за ненадобностью — все дети будут в семьях. Есть мнение, что украинцы, в силу отсутствия достаточных финансовых возможностей, будут стимулировать усыновление таких детей иностранцами. Как вы можете прокомментировать заявление украинских властей и нужна ли подобная программа в России?
— Достаточно сложно комментировать чужие слова. Возможно, за этим стоит какая-то последовательная программа. Но, если судить только по тому, что мы услышали, ломать не строить.
Расформировать детские дома недолго. Долго другое — обеспечить счастливое пребывание детей в приёмных семьях.
Как показала практика, выстроить эту работу: сопровождение, подбор семьи, оказание содействия и помощи — достаточно трудоёмкий процесс.
Конечно, недопустимо решать какие-то финансовые проблемы за счёт детей — категории, которой особенно нужна помощь и в которую, наоборот, нужно вкладываться. Эта категория требует от нас всевозможных усилий: финансовых, эмоциональных, профессиональных, законодательных. На сиротах нельзя экономить.
— На прошлой неделе благодаря нашей совместной работе Татьяна Колиберда вернула сына, которого год назад похитил и всё это время прятал отец. Вы говорили в том числе о возможности приравнять удержание ребёнка одним из родителей вопреки решению суда к похищению в то время, когда родитель ещё не лишён родительских прав. Скажите, как сейчас проходит работа по совершенствованию законодательства в данной области? Какие меры по урегулированию будут приняты?
— Один из самых болезненных вопросов — это исполнение решения судов по определению местожительства ребёнка. Бывает, суд решает дело в интересах мамы, и получается, что детей удерживает папа, или в интересах папы — и тогда удерживает мама. В этот бесконечный процесс втягивается всё больше ведомств. Приставы ищут детей, семью, порой не находят... Или находят, но не могут на каком-то этапе исполнить это решение.
К сожалению, за последний год подобных обращений в аппарат уполномоченного стало больше на 38% с лишним. В связи с этим мы направили обращение в Верховный суд с просьбой проанализировать практику по решениям в данном направлении за несколько лет. Есть прецеденты, когда лишают родительских прав, есть случаи, когда вменяется различного рода ответственность.
На мой взгляд, есть одна принципиально важная вещь, которую нужно учитывать: в законодательстве не мешаются два направления.
Если родитель за ребёнком следит, обеспечивает его право на образование, здравоохранение, удовлетворяет иные запросы ребёнка, и при этом как к близкому родственнику к нему вопросов нет, нельзя говорить о лишении родительских прав.
Но если он не исполняет решение суда, то здесь необходимо искать варианты решения этого вопроса. Например, можно применить схему по аналогии с алиментными обязательствами. Несколько раз вменяется административная ответственность, а потом это уголовная ответственность как злостного неплательщика. Или иные формы — мы решим исходя из анализа сложившейся судебной практики.
— Как продвигается работа по возвращению несовершеннолетних граждан РФ и несовершеннолетних, рождённых от граждан РФ, из Ирака и Сирии?
— Буквально на днях состоится итоговое совещание по возвращению следующей группы детей со всеми уполномоченными ведомствами — МИД РФ, Минздравом, МЧС и т.д. Будет назначена дата вылета, будут определены сроки возврата детей. Предварительно это первый квартал июля.
- Кузнецова о российских детях в Сирии и Ираке
Первые суды в отношении детей, которые родились не на территории РФ, уже прошли. Определён список — на данный момент около двадцати детей. Больше привезти сложно, потому что дети маленькие, и практически всех придётся везти на руках.
Чуть больше пятидесяти детей остаются на территории багдадской тюрьмы. Сейчас их положение стало чуть лучше: нам разрешили передать гуманитарную помощь, раньше это было невозможно. Гумпомощь передана в учреждения Багдада, и после переговоров с премьер-министром мы видим, насколько активно в решении этого вопроса помогают и суды, и все уполномоченные ведомства Ирака.
Сейчас к нам обращаются представители других государств за теми подходами и механизмами, которые выработала Российская Федерация по данному направлению. Наш системный подход представляет большой интерес для коллег из других государств, перед которыми тоже стоит задача возвращения детей. Конечно, мы поделимся с ними им опытом нашей работы. Это выявление, идентификация, признание факта рождения, потому что этих детей сегодня, по сути, система не видит, но мы нашли возможные механизмы законодательства.
— Сколько детей находится в лагерях, сколько остаётся на территориях, подконтрольных запрещённым в России организациям, и там, куда не имеют доступа официальные российские власти? Сколько маленьких граждан (и потенциальных граждан) РФ остаётся в зоне боевых действий?
— С Ираком и с детьми, которые находятся в багдадской тюрьме, вопрос решён, — это исполняется в рамках поручения президента. Сейчас стоит лишь задача следить за реабилитационными процессами, которые происходят, когда ребятишки приезжают.
С детьми, находящимися на территориях сирийских лагерей, не подконтрольных официальному Дамаску, ситуация достаточно сложная.
Пока мы не можем безопасно пройти на территорию этих лагерей, чтобы запустить наш алгоритм. Для этого нужно проникнуть на территорию, осуществить забор ДНК, определить, сколько вообще там ребятишек. Мы знаем, что там много сирот, оставшихся уже без родителей.
Ситуация, безусловно, тревожная. Мы ведём переговоры с МИД РФ, с коллегами, ищем решение. Как только представится случай, мы тут же запустим механизм. На сегодняшний день точной цифры, сколько там наших детей, мы, к сожалению, назвать не можем — до тех пор пока не увидим соответствующих доказательств.
— Как проходит работа по реабилитации вернувшихся детей?
— Мы последовательно работаем с теми опекунами, которым передаются дети. Здесь я благодарю все ведомства, которые очень активно подключились к этому. Нам крайне важно, чтобы ребёнок попал в хорошую семью. Дети адаптируются. Кто постарше, тем, конечно, посложнее. Малышам проще: бегают, прыгают... Родители присылают фотографии, как они освоились в своей новой жизни.
