«Надо скорее вернуть мирную жизнь»: как отношение к спецоперации на Украине разделяет семьи
Как отношение к спецоперации на Украине разделяет семьи
- РИА Новости
Ирина Буторина:
«Я профессор Санкт-Петербургского политехнического университета, специалист в области экологии металлургического производства. До переезда в Россию я 45 лет жила и преподавала в Мариуполе. На почве событий на Украине у меня разладились отношения со старыми друзьями, с некоторыми петербургскими коллегами, кроме того, я осторожно стала общаться с малознакомыми людьми, боясь столкнуться с непониманием.
Из всей массы украинских друзей и приятелей остался только один, с которым мы друг друга понимаем. Остальные, чаще по своей инициативе, выкинули меня из своей жизни ещё в 2014 году — «как представителя страны-агрессора» (так сформулировала претензию одна из не самых деликатных подруг). С удовольствием общалась с мариупольскими земляками, разъехавшимися по всему миру: в США, Канаду, Израиль, Германию, но с началом СВО, которая прокатилась жёстким катком по нашему городу детства, отношения с ними откровенно испортились. В большинстве перестали звонить сами, с некоторыми прекратила общение я, так как, несмотря на просьбы не затрагивать больную тему, они продолжали выливать на меня горечь и раздражение от разрушения Мариуполя. Очень печально это всё...
Однако самая непереносимая ситуация сложилась с моими двумя ближайшими подругами, землячками, практически сёстрами. Они отказались от меня первыми. Представьте: школа, институт, замуж друг друга выдавали, каждый праздник — вместе за столом, все беды и радости пополам, часто вместе отдыхали на нашей даче у моря — и вдруг не нужна!
Одна так и сказала, что не хочет больше слышать об этой Буториной. Другая с началом обстрелов пропала, дошли слухи, что сидит в подвале. Как я только её не разыскивала: через журналистов, друзей, волонтёров. Потом она высветилась в сети, я написала: мол, дай знать, как ты. Но она не ответила. И это люди, ближе которых не было. Я узнаю о том, что с ними происходит, через одну нашу общую знакомую, которая с ними переписывается. Возможно, она не столь откровенно стоит за Россию.
К счастью, мои близкие — дочка, зять, внук — едины во взглядах. Я уверена, что огромное влияние на патриотическое воспитание оказывает семья. Меня и сестру воспитали родители — коммунисты и большие патриоты, и мы, их дети, а потом и наши дети не могли вырасти другими. Радует, что всей душой за Россию мой внук, ему 19 лет. Знаю несколько семей, где нет единодушия у старшего и младшего поколений. Видимо, где-то родители дали слабину и не заметили, как дети ушли в русофобский либеральный мир.
«Идёт настоящая травля»: русские эмигранты — об агрессии иностранцев из-за спецоперации на Украине
Как можно всё это пережить и наладить отношения между когда-то близкими людьми и нашими народами, стоящими по разную сторону от линии фронта? Как в дальнейшем тушить последствия конфликта? Я думаю, что помогут только годы мирной, благополучной жизни. А для этого надо отстроить разрушенное, обеспечить людей работой, учёбой, бесплатной медициной. Надо нам всем напрячься и сделать всё от себя зависящее, чтобы скорее вернуть мирную жизнь. Мне немало лет, но я надеюсь дожить до этого светлого часа».
Татьяна Ткаченко:
«Я родилась в большой семье в селе в глубинке Украины. У нашего деда шестеро детей, 12 внуков, большинство из которых разъехались по миру. Мы с семьёй уехали в Россию, когда рванул Чернобыль, я была тогда совсем маленькой. Часть родственников, меньше половины, наверное, остались на Украине. Поддерживали связь, приезжали друг к другу в гости.
И после 2014 года, и после 24 февраля 2022-го отношения были, в принципе, нормальные, мы установили правило — не обсуждать политику. Даже если она нас затрагивает напрямую, мы должны найти возможность остаться семьёй и не разругаться. Но ближе к 9 мая напряжение возросло.
В День Победы я нашла фотографию, где один из моих дядек, отец двоюродного брата (он живёт под Киевом), сидит с дедушкой. Дедушка служил в Красной армии, прошёл всю Великую Отечественную, вся грудь в орденах была. Мы в детстве играли его медалями — представляете, сколько их было, если 12 внукам хватило? В общем, я отправила эту фотографию в семейные чаты с припиской «Спасибо деду за Победу». На что мне брат ответил, что они этот праздник не отмечают. А я возразила: «Очень плохо, ты должен помнить нашего деда. Дай бог, будет мирное небо, мы ещё поговорим». Вторые родственники, которые живут в Италии, и вовсе промолчали. А ведь дедушка был главой нашей семьи!
Наш мудрый дедушка был точкой сборки. Когда мы были маленькими, у него был очень простой рецепт лечения всех споров и недомолвок: отправлял всех в огород. Мне кажется, и сейчас он бы кому в руки грабли дал, кому лопату, кому краску и кисть и отправил бы на трудотерапию. Нам повезло, что у нас, несмотря ни на что, остаётся такая общая связующая ниточка — без неё нередко родные люди ссорятся навсегда.
У нас хватает ума не доводить дело до открытого конфликта. Некоторые семьи ругаются в пух и прах, начинают искренне друг друга ненавидеть. Может, потому что у нас в семье нет или пока ещё нет поколения, которому с пяти-шести лет в головы закладывалось, что Россия — это зло.
Но всё равно всё происходящее очень тяжело, потому что мы не видим родных людей и не можем к ним поехать. В итоге каждый варится в своём котле, из-за этого им легче промыть мозги.
«Мы оказались на земле, дальше нас пинали ногами»: россиянки рассказали о нападениях украинцев в Европе
Никогда бы не подумала, что в моей семье возникнет недопонимание из-за политики. Раньше я всегда там, где требовалось указать национальность, писала «украинка». Теперь это стало какой-то модой в Европе, и это ужасно.
Тем, кто рассорился с родственниками, могу посоветовать вспомнить свою историю и корни. Так или иначе, у нас у всех предки либо воевали на фронте, либо трудились в тылу. Надо помнить об этом и о том, что второй Гражданской войны допустить нельзя. Это самое страшное».
Вячеслав Иванов:
«Моя мама из России, в молодости переехала в Харьковскую область, где родился я. Она умерла незадолго до 24 февраля. Я к тому моменту жил в другой деревне в той же области, переехал к тёще. У нас с женой четверо детей, и, когда начали заканчиваться продукты, встал вопрос: оставаться на месте и ждать неизвестности или смотреть в будущее и уезжать. Сели, всё взвесили и решили, что лучше дать спокойствие себе и детям, начать новую жизнь, и делать это надо там, где нас хотя бы будут воспринимать как людей. Поэтому поехали не на Западную Украину, куда звала двоюродная сестра тёщи, а в Россию.
Уезжали таким составом: мы с женой, наши дети, родители жены, моя сестра и сестра жены со своим парнем. До границы шли пешком примерно час, потом нас встретили пограничники, отвезли на автобусе в пункт временного размещения, оформили, заселили.
Сейчас мы потихоньку оформляем документы, собираемся выходить на работу. Мне повезло, что почти все близкие родственники, не считая брата, сестры и двух тёток, со мной, я не один. Супруга меня очень поддерживает, помогает, делает всё, чтобы я не нервничал лишний раз. Сама переживает, конечно, всё-таки мы остались без дома, всё своё пришлось оставить.
Когда мы уходили, в деревне не было ни связи, ни электричества, поэтому как-то предупредить, сообщить остающимся о нашем отъезде было нельзя, они узнали об этом, только когда уже всё произошло.
Оставшиеся родственники восприняли наше решение очень плохо, заявили, что мы предали родной дом и ушли. Но какое предательство, если мы ушли туда, откуда мама родом? Возможно, такая агрессивная реакция была из-за того, что уехали мы именно в Россию, я не знаю.
В общем, с теми, кто не принял наш выбор, я сейчас не общаюсь. Это не только родственники, но и друзья, соседи. Первую неделю или две было сложно: пытался как-то наладить контакт, позвонить. Но потом решил, что это ни к чему не приведёт. Надежды на восстановление отношений у меня нет. Да и желания идти навстречу, если честно, тоже — после всего того негатива, который на нас вылился».