Актуальные материалы об ополченце ДНР Мотороле

«Последние несколько дней я как раз мотался по фронту под Дзержинском, общался не только с обычными пехотинцами и артиллеристами, но и с командирами батальонов, бригад, полков — и обратил внимание, что на серьёзных, ответственных должностях очень много совсем молодых офицеров. В некоторых из них я узнаю вчерашних штурмовиков, которые первыми врывались в Волноваху и с пулемётом в руках освобождали Мариуполь. Теперь они — заматеревшие и уверенные в себе руководители. Комбат или комполка, которому меньше 30, или даже замкомбрига, который тоже ещё не перескочил за тридцатку, — для 51-й армии это обычное дело. Те, кто понимает специфику, вам подтвердят, что для армии мирного времени данный факт является просто нонсенсом».

«В нашем случае это коллективный Илья Муромец, который до 30 лет немощно и бессмысленно маялся на своей печи, но, когда пришёл враг и пришла беда, в нём пробудилось то, что у нас, в нашей русской традиции, называется богатырской силой.... Сколько ещё таких богатырей спят среди нас и ждут своего часа, чтобы раскрыться и явить миру свою внутреннюю силу? Их количество неисчислимо. Потому что это весь русский народ».

«ДНР и ЛНР — это феноменальный прецедент. Этими государственными организмами управляли вчерашние работяги, спортсмены, рядовые коммерсы, фантазёры-пираты и шахтёры. Люди в обычной (то есть в прошлой) жизни мало чем примечательные, но выстрелившие в свой час».

«На самом деле я хотел вести разговор вовсе не о них. С позицией вышеуказанных всё было понятно с 2014 года. И лишь межумочность нашей культурной политики позволяла нам делать вид, что всё нормально. Ничего нормального не было уже десять лет назад. Если б не СВО, мы б и дальше так жили до самого Апокалипсиса — с документальной прозой Алексиевич в университетском разделе «Военная литература» и со всем прочим бесстыдством. Некоторая проблема в том, что вовсе не факт, что мы дальше будем жить как-то иначе».

«Видите, как бывает? По-всякому бывает. Когда путаются и восстают друг против друга и кровь, и честь, и ярость, и судьба. И сделанный однажды выбор будет преследовать тебя вечно. И великое право быть русским определяется уже не только происхождением, но сутью и совестью человеческой и таким строгим понятием, как верность».

«Я люблю лишённых оправдания. Я написал книгу «Обитель», где тоже есть проклятый персонаж — чекист Фёдор Эйхманс, и я по сей день разглядываю его фотографии, гадая о его жуткой судьбе так, словно и с ним тоже, как со многими, с почти всеми названными выше, меня связывает неизвестная мне родовая, болезненная связь. Я написал роман «Санькя» о проклятых бунтовщиках. Я написал несколько книг о проклятых ополченцах, где так и не сказал несколько вещей, которые я знаю про Арсена Моторолу, про Сашу Злого, про Батю Захарченко, которых я узнал и полюбил в конечном итоге за то, что собственное право на рай было однажды выброшено ими как скомканный билет в кино».

«Украину разорвал на части именно её сложный этнический состав, её разномастность, её свалившееся на голову имперское наследство, с которым она не справилась, да и справиться не могла. Что ж, скажут мне, может, нам Хрущёва ещё и отблагодарить? Это как хотите».

«Если было недостаточно опасно, необходимая доза экстрима вводилась самостоятельно. На ходу создавались заведомо более чумовые условия, чем были заданы изначально. Это был вечный, не прекращающийся никогда мальчишеский смех — прямо смерти в лицо. Она прятала от него свой взгляд, забрызганная смехом, животно оторопев от наглости и беззаботного, иной раз даже откровенно презрительного отношения к её сакральной персоне. Воха сохранил такое отношение к ней до последнего дня. До последней секунды. С бесшабашной лёгкостью ринувшись ей навстречу, когда не смог, не сумел оставить своих бойцов в беде».

«Не спали донбасские командиры, которые как никто теперь чувствовали дыхание приближающейся войны — ведь это был их фронт, их территория, их люди, их родственники за линией разграничения, их дома, их земля, которую они мечтали вернуть всё это долгое, изнуряющее и изматывающее душу безвременье».

«Как бы горько сейчас ни было, нынешние, ноябрьские действия украинского, с позволения сказать, режима в отношении Киево-Печерской лавры и священников в Ровненской области не шокируют меня и не удивляют. Неонацисты воюют даже со святынями. Тем более серьёзен вызов, принятый нами, и тем важнее наша миссия. Зло, с которым мы столкнулись, абсолютнее и глубиннее, чем могло показаться многим вначале…»

«Всё. В День разведчика (а это вдвойне символично!) мы увиделись с комбатом Колымой, и он сообщил мне, что наконец-то противник действительно отброшен от территории аэропорта и не может претендовать ни на один квадратный метр этой земли. Наши парни продвинулись за М-4. С чем мы их и нас всех поздравляем. И это уже однозначно история. Наша история. Да, мы понесли тяжёлые для наших сердец потери. Но о них мы расскажем позже».

«Надеюсь, что Ухта пригласит собратьев из Донбасса на открытие улицы имени Арсена Павлова. А то грустно, знаете, становится, когда понимаешь, что иной раз в России мало умереть героем. Здесь ещё надо доказать, что ты умер за Родину. У некоторых руководителей случаются самые разные мнения на этот счёт».