— Помню вашу фразу «В группе Этери Тутберидзе я открылась миру». Можете рассказать подробнее?
— Здесь немного другая система. Ты приходишь и не только тренируешься, тренируешься и тренируешься. Бывает разряженная обстановка, Этери Георгиевна может пошутить. Для меня это было очень необычно и непривычно, я поначалу даже пыталась скрыть смех, хотя все вокруг открыто смеялись. Со временем поняла, что мне это даже помогает тренироваться. Когда я слишком серьёзна, ухожу в себя, и что-то может не получаться. А в атмосфере веселья всё даётся легко.
— В других группах, где вы занимались, такой атмосферы не было?
— Наверное, всё-таки нет.
— Как вы метко заметили, большинство людей всерьёз считает, что в «Хрустальном» все всегда тренируются.
— Конечно, когда предстоят серьёзные соревнования, мы усиленно тренируемся. Просто постоянно работать тоже нельзя. Периодически нужно эмоционально отпускать себя, чтобы морально становилось полегче. Лично мне это помогает.
— А потом появляются «Тутберхаусы»…
— Ну да. (Смеётся.) Год назад мы как-то уходили с ледовой тренировки, обсуждали видео в TikTok. И я предложила Даше Усачёвой создать «Тутберхаус». А она мне: «Интересно, как сама Тутбер отреагирует?» Весь сезон мы это обдумывали. Казалось, нас за это отругают. А потом сама Этери Георгиевна нам написала, чтобы ещё больше видео туда снимали.
— Как придумали название?
— Мы играли в Hay Day, как-то все у нас на неё подсели. Там можно было создать группу. Думали, думали, как её назвать. Ну и однажды Алёна Косторная сделала. Кажется, она так и называлась — «Тутберхаус».
— Ну естественно, кто же ещё, кроме Алёны.
— Ага. (Смеётся.) А когда Аня Щербакова с Морисом Квителашвили поехали на чемпионат мира, мы решили записать танец. Эти движения как-то делал Морис перед хореографией. У него тогда был день рождения, я сняла его, выложила в сториз, поздравила. Потом мы все их повторили для видео. Ну и подумали, что, раз уж на то пошло и Этери Георгиевне понравилось, можно и TikTok создать.
— Видео с Этери Георгиевной согласовываете?
— Нет, только между собой. У нас есть группа в WhatsApp, в которой мы всё обсуждаем: что снимать, что выкладывать — чтобы все были согласны.
— Алёна рассказывала, что у вас даже график по подписчикам есть. Например, за 50 тыс. обещала видео с Даниилом Глейхенгаузом.
— Просили Даниила Марковича сняться в видео на 20 тыс. подписчиков — он сказал, на 100 тыс. Но мы немного сбили — сторговались на 50 тыс., потому что до 100 тыс. нам ещё долго. Да и выкладывать сейчас стали поменьше. В TikTok есть всякие тренды, но они у нас то не получаются, то просто не успеваем, то ещё что-нибудь.
— Ваш папа — известный хоккейный тренер. Был ли в детстве вариант вообще не встать на коньки?
— Папа всё время был на льду, да и брат хоккеем занимался. Я и сама была очень энергичной — образно говоря, всегда на лампочке висела, никому не давала покоя. Прыгала, бегала, танцевала. Пела даже, вместе с друзьями родителям концерты всякие давала. (Смеётся.) Ну и меня решили отправить в фигурное катание, чтобы эта энергия хоть куда-то выплёскивалась. В два года и четыре месяца я начала кататься.
— Так рано?
— Да. Но я и ходить рано начала. На фигурное катание сперва ходила больше для себя. Потом стало получаться, и мама решила позвонить в Москву. Мы изначально хотели в группу к Этери Георгиевне. Это было в 2014 году — Олимпиада в Сочи, Юля Липницкая…
— Игры смотрели?
— Конечно. Уже было поздно, а я тогда рано ложилась спать. Точно не помню, но, наверное, соревнования шли часов в десять вечера. Я сидела, засыпала, глаза руками открывала, чтобы не пропустить. (Смеётся.) Тогда очень любила пару Татьяна Волосожар — Максим Траньков. Все их прокаты пересмотрела, ждала каждое новое выступление, новую программу. И когда объявили, что они поедут на Олимпиаду, была уверена, что займут первое место. Не знаю, что могло случиться, чтобы они не выиграли. Очень расстроилась, когда они закончили. Ну и вот, позвонили в Москву, и нам с мамой сказали, что по возрасту прохожу к Анне Царёвой. В мае прошла просмотр — сказали приезжать в августе. Даже дату помню: с 17 августа 2014-го я здесь. Начала, так сказать, совершенствоваться.
— Думал спросить о первом воспоминании о фигурном катании, но в столь юном возрасте вряд ли можно что-то запомнить.
— Уже мало что осталось, это правда. Не занималась я тогда серьёзно. Помню, ходила в садик… У меня было детство — некоторые говорят, мол, у фигуристов его не бывает, что мы только и делаем, что тренируемся.
— Врут?
— В каком-то смысле да. Я даже когда в Москву приехала, думала, что лутц — это вообще не прыжок. Он у меня всегда стоял в конце — в то время прыгала одинарный. Мне казалось, что это просто что-то вроде шага такого. Я его всегда так радостно прыгала, выезжала и дальше весёлая ехала. А когда мне сказали прыгать двойной лутц, в голове было: «Не поняла. Это что, прыжок всё-таки?»
— Заставлять себя любить спорт не приходилось?
— Нет, мне всегда нравилось работать над собой. Я получала удовольствие, когда всё выходило. Особенно когда чувствовала, что лучше других. Мне это очень нравилось, если честно. Но это в детстве, сейчас всё немного иначе. Теперь об этом уже не думаю. Все мысли — как сделать лучше и показать свой максимум.
— У кого вы занимались в Нижнем Тагиле?
— У Анны Болдиной. Где-то до семи-восьми лет.
— Папа со своей колокольни как-то участвовал в тренировочном процессе?
— На самом деле нет. У нас тогда не было конкретной цели заниматься профессионально, смотрели, как пойдёт. А папа в то время постоянно ездил на матчи в командировки, да и брат мой у него тренировался — он как раз по возрасту в ту команду попал. Времени особо не было. Плюс он долго работал в Казахстане. Мы с мамой ездили к нему, жили там примерно месяца три. И вот там я уже вместе с хоккеистами тренировалась.
— Учили их скользить?
— Не совсем. Мы в зале ОФП занимались. Растяжку им проводила, и вот это уже было забавно. У них ничего не получалось, а я над ними немножко издевалась.
— В «Хрустальном» родители тесно связаны с хоккеем только у вас и у Алины Загитовой.
— Да, у нас отцы общаются, особенно на тренировках. Про хоккей постоянно говорят. Они в молодости то ли вместе играли за одну команду, то ли против друг друга. Мы с Алиной над этим даже подсмеиваемся немного.
— Очень много разговоров о разнице в подходах между Москвой и регионами. Если судить изнутри, в чём она заключается?
— Наверное, в количестве тренировок. В регионах меньше льда. В самой тренировочной системе, в настрое. От тренера ещё очень многое зависит. Иной раз ездишь по льду вялый, ничего не охота, не можешь себя заставить, а когда выходит Этери Георгиевна, сразу откуда-то появляются силы. Раз — и собираешься, начинает всё получаться. От неё исходит какая-то мощная энергетика.
— Смогли бы вы дойти до нынешнего уровня, продолжая тренироваться на периферии?
— Скорее всего, нет.
— Это и было причиной переезда в Москву?
— Да. Мы как раз возвращались из Казахстана, переезжали обратно в Тагил. И тренер посоветовала нам съездить в Москву. Видимо, что-то она увидела во мне, сказала маме, чтобы мы попробовали.
— Переехали со всей семьёй?
— Сначала поехали с мамой. Потом поняли, что вдвоём тяжеловато, и перевезли бабушку. Она помогала нам по хозяйству, готовила, иногда меня отводила, когда мама работала. Затем я подросла, начала везде ходить одна. Да и бабушка домой хотела, и мы её отпустили. В течение сезона папа с командой в других городах. У них по 100 игр в год, всё время в разъездах. Так что в основном мы везде с мамой.
— Москва сильно впечатлила?
— Конечно. Мы много гуляли, я ходила с глазами по пять рублей.
Единственное — вроде живёшь в Москве, а сходить никуда не успеваешь. Мне кажется, за пять лет я на Красной площади всего раза четыре была. Очень редко получается куда-либо выбраться. Но в плане результата это всё-таки того стоит.
— Помню свои ощущения во время переезда. Мне тогда казалось, что Москва и есть весь мир. Что больше ничего нет.
— Да. Когда я в Нижнем Тагиле жила, у меня друзья хвастались: «Я в Москве была!» — «Ой, и я в Москве была». А я стояла молча и думала, что никогда там не побываю. Это казалось чем-то невозможным. И вот уже пять лет тут.
— В родном городе часто бываете?
— Первые два года после переезда получалось ездить, а затем по времени стало напряжно. Примерно года два уже не была. Но в мае планируем съездить в отпуск. У нас там вся родня.
— За эти годы удалось принять и полюбить Москву?
— Думаю, да. Здесь всё так современно, хорошо организовано. Я даже порой этому удивляюсь. Но иногда скучаю по Тагилу, конечно. Там всё спокойно, такое умиротворение… Ностальгия накатывает, хочется собраться и уехать. Но как-то сразу вспоминаю, ради чего я здесь, и, скажем так, останавливаюсь.
— С чего началась работа с командой Тутберидзе?
— В то время у меня было сотрясение, и мы решили: пора что-то поменять. Этери Георгиевна была в Пхёнчхане на Олимпиаде, и мы обратились к Сергею Розанову. Он, видимо, спросил у неё и разрешил перейти. Изначально я к Этери Георгиевне не то чтобы не просилась… Скорее боялась тех самых слухов, о которых вы говорили раньше: что всё очень жёстко, что сюда не стоит идти. Я и маме говорила: не пойду, боюсь. А потом что-то в голове щёлкнуло. Когда пришла, даже не представляла, что будет. Смеяться боялась: привыкла, что смех на тренировках под запретом. Где-то год у меня ушёл на то, чтобы привыкнуть. Постепенно приходило осознание, что мне так лучше.
— Но ведь все знают, что за высокими местами почти всегда надо идти к Тутберидзе.
— Меня пугала неизвестность. Поначалу вообще наотрез отказывалась, а потом подумала: «Здесь же всё-таки результат». У всех всё получается, и все живы-здоровы. Мы же видели, что ребята ходят довольные, весёлые. В то время лутц и флип практически не прыгала, риттбергер был не очень. Сергей Александрович мне флип немного поставил, но всё равно стабильностью не пахло. А потом приехала Этери Георгиевна, посмотрела на меня. Исправила ошибки на лутце, и как-то он у меня пошёл. В том сезоне у меня ещё оставались одни соревнования — Спартакиада. Я на неё поехала с Сергеем Дудаковым, и всё сложилось удачно. Меня взяли.
— Вы говорите, что лутц исправила Тутберидзе, но в массовом сознании как-то укоренилось, что техникой с вами занимается Сергей Викторович, а у остальных немного другие роли.
— На самом деле нет. У нас все тренеры универсальны. Нет такого, что Даниил Маркович отвечает только за хореографию, Сергей Викторович — только за технику. Этери Георгиевна вот вообще занимается всем. Глейхенгауз, если остаётся один, тоже и технику хорошо поправляет, и скольжение. Когда все остальные уезжают, Дудаков раскатывает нас, даёт шаги. Строгого разделения нет.
— Первое впечатление от работы с Тутберидзе помните? Условно, приезжает она с Олимпиады, и…
— …я долблю лутц. Она выходит на лёд, и я понимаю, что у меня он ну вообще никак не получается. А она на меня смотрит. Успела подумать только: «Что мне делать-то вообще?» (Смеётся.)
Раз прыгнула — упала, два прыгнула — упала… А Этери Георгиевна всё смотрит. Потом она говорила мне, что прыгать. Тогда же поправила лутц с флипом. И со временем пришла стабильность. Где-то недельку она на меня смотрела и уже после взяла.
— Не могу не спросить. Вы же девушка высокая…
— Ну начинается. (Смеётся).
— …и на этот счёт есть предубеждения. Дескать, таким прыгать трудно. У Этери Георгиевны их не было?
— Были, конечно, сомнения, но решили посмотреть, что будет. Мне всегда говорили: «Вот ты высокая, тебе не сложно? А как ты прыгаешь? А это, а то?» А я для себя решила, что мне это не мешает. Если я хочу добиться своей цели, на это не нужно обращать внимания. Наоборот, считаю, что это моё преимущество. Возможно, я не такая, как все, отличаюсь чем-то. И это хорошо. Может быть, рост даже в чём-то помогает.
— С вашего позволения всё же побуду тем, кто спросит: не сложно ли вам?
— После карантина было трудно. Мы очень долго сидели по домам, и, когда снова вышли на лёд, ощущались сложности. Сперва мы одинарные попрыгали, потом двойные — чтобы потихоньку, без фанатизма. Затем перешли на тройные. Я собрала дупель, тулуп, сальхов и риттбергер. А как дошло дело до лутца и флипа, поняла, что не помню, как это делать. Вообще. Захожу — а мозг просто отказывается их прыгать. Не помню технику, сколько времени должна провести в воздухе. Появился барьер, и я никак не могла его преодолеть. Недели две с половиной точно не могла в них зайти. Потом, когда переборола себя, начали ставить программу, и я никак не могла её вкатать. Ноги — туда, руки — сюда. С прыжков падала с недокрутом в пол-оборота. На спину приземлялась, на копчик, локоть себе сильно отбила. Не чувствовала себя, раскоординация была полная.
Когда в середине сбора в Новогорске поняла, что координация ушла, я отказывалась это воспринимать, чтобы не загоняться. Но потом в Москве у нас начался джаз. И тут поняла, что я вообще ни бе, ни ме, ни кукареку. (Смеётся.) Показывают лёгкое движение — а я не могу его повторить. Все делают, а я никак. Тогда я осознала, что проблема всё же есть. Старалась не обращать на это внимания, но, конечно, было непросто. И только сейчас, к концу сезона, всё возвращается в норму.
— Очень «вовремя».
— На льду всё стало более или менее уже после контрольных прокатов, а на джазе шло гораздо дольше. Мне даже Алексей Железняков говорил, что главное — не останавливаться, просто нужно работать. Он рассказывал, что сам был таким же: вырос, и стало сложно.
— Какой у вас сейчас рост?
— 165 см. Может, уже чуть-чуть больше, но, когда в последний раз замерялась, было так.
— Только честно: хоть раз предлагали уйти в танцы?
— Да.
— Как часто? И кто предлагал?
— В прошлом сезоне, когда прыжки не получались, Этери Георгиевна частенько говорила идти в танцы. Я отказывалась. Причём не скажу, что танцы лёгкие. Когда Даниила Марковича нет, нас раскатывает Георгий Похилюк. И на самом деле это очень сложно — держать все эти рёбра, скользить. Танцы — это довольно красиво, мне нравится их смотреть. Но сама туда не хочу.
— Меня почему так сильно заинтересовал ответ про «раскрепоститься». Обычно в коллективе с жёсткой рукой люди, наоборот, чувствуют себя более зажатыми. Как бы под надзором.
— Честно, не знаю, как это происходит. Вроде тренируешься, и как-то всё само. Тут посмеялись, тут повеселились, здесь поснимали что-то. В первые пять минут тренировок Даниил Маркович как пошутит — и мы начинаем смеяться как не в себя. Потом собираемся и дальше занимаемся на позитиве. Я даже не заметила, как это всё пришло.
— В чём преимущество системы Тутберидзе лично для вас?
— Наверное, в самой Этери Георгиевне. Энергетика у неё сильная. Где-то она может что-то поправить, объяснить. Иной раз — сказать что-то обидное, но у неё как-то так получается, что становится не обидно, а смешно.
— Не в блокаторах гормонов, как писали после чемпионата мира?
— Нет, ничего такого у нас не используют. Что касается медикаментов, врачи за всем следят, держат под контролем. И Этери Георгиевна тоже. Например, вес.
Есть она нам не запрещает — наоборот, говорит, что мы должны кушать, чтобы были силы. И чтобы не превратились во всяких дистрофиков, потому что это уже не человек, а просто тело, с которым ничего нельзя сделать. Она нам даже как-то говорила, что уж лучше пусть будет лишний вес. И мы: «Ага-а-а-а!» (Смеётся.)
— Даже так?
— Ну, конечно, не 2 кг, но немного можно. При этом во время сезона, конечно, вес лучше держать. Лично мне достаточно не есть сладкого, и всё будет нормально. У меня обычные завтрак, обед и ужин. На завтрак каша с чаем, на обед мясо со вторым или суп, на ужин мясо или салатик и чай.
— Вы сейчас разрушаете теории о том, что фигуристки «Хрустального» питаются льдом.
— Это неправда, конечно. Я себе иногда утром разрешаю съесть что-то вредное — шоколадку, к примеру. Вечером стараюсь ограничиваться, потому что в это время всё особенно сильно прилипает.
— Вы перешли к Этери Георгиевне, в 2019-м взяли золото финала Кубка России по КМС. А потом в вашей жизни появился четверной сальхов. Расскажите его предысторию.
— Саша Трусова прыгала четверные, Аня Щербакова, Камила Валиева. Мы в конце сезона начали учить что-то новое. В то время всей группой разучивали тройной аксель. Потом отпуск, предсезонка, Новогорск… Позапрошлый сезон, кстати, был не особо удачный. Я почему-то перестала верить в себя, что-то в голове произошло. Но в итоге справилась, выучила четверной сальхов. Где-то в 2019-м перед Новым годом запрыгала его. А предыстория… Просто это было нужно. Без четверных уже нереально что-то выиграть.
— Ну чемпионат мира Щербакова, по сути, выиграла бы и с тройными.
— Может быть, да. Но на уровне чемпионата России без четверных бороться невозможно.
— Кто предложил попробовать четверной?
— А мне не предлагали, я сама попросила. Когда только-только его запрыгала, я так кайфовала, что столько в воздухе кручусь и выезжаю. Это другие ощущения, как на горках в парке кататься.
— То есть разучили четверной, чтобы почувствовать кайф от полёта?
— Можно и так сказать.
— Учитывая рост, не было опасений по поводу здоровья?
— Поначалу был страх, что я сделаю что-нибудь не так и заработаю травму. В какие-то дни из-за этого не могла заставить себя зайти в прыжок. Но со временем, с опытом это проходит. Конечно, бывали попытки, когда я просто падала. В такие моменты нужно успокоиться, подумать, что делаешь не так. Может, это и хорошо — что так плохо падаешь: есть возможность проанализировать ошибки.
— Мне казалось, что для вашей команды и для вас лично это всё было в некотором роде экспериментом.
— Для меня экспериментов не было. Я начала сама заходить в этот прыжок, и у меня не было в голове сомнений, получится ли он у меня. Было так: хочу — и всё тут. Значит, прыгну. Почему-то была абсолютная уверенность, что всё будет хорошо.
— Как у вас проходит процесс постановки четверных?
— Мы обычно начинаем с чего попроще — сальхов, тулуп. Не могу сказать, что они значительно легче других, просто у всех установка в голове, что надо сперва попробовать их, чтобы уже хоть что-то было. А дальше смотрим по ситуации. Что касается тренеров, то по времени все участвуют в процессе примерно одинаково. В целом мы стараемся ориентироваться на свои ощущения, сами себя поправляем. Но иногда бывает, что ошибка всё равно идёт из попытки в попытку. Тогда наставники исправляют, так как ощущения бывают обманчивы.
— То есть многое зависит от собственного восприятия?
— Конечно. Может так сложиться, что ты будешь где-то выступать один. В этот момент ты должен сам себя держать, поправлять, чувствовать.
— Довольны ли вы своим дебютным сезоном по взрослым?
— Удивительно, но у меня не было ощущения, что я соревнуюсь на новом для себя уровне. Казалось, что он всё равно юниорский, просто в России нам дают кататься с мастерами. Первое время было необычно выходить на соревнования с Аней, Сашей, той же Лизой Туктамышевой. Думала, как это будет происходить. А потом привыкла. Всё же мы и тренировались вместе. Даже интересно было — у нас все девочки сильные, с четверными. Никто ничего просто так не отдаст.
— Прошлый сезон вы начинали в Куршевеле, этот — в Сызрани. Контраст приличный.
— Да уже надо было хоть где-нибудь выступить, если честно. Плохо было без соревнований. В Сызрани были смешанные ощущения. Я не переживала, состояние было какое-то…
— Забыли, как соревноваться?
— Да. После короткой не было ни адреналина, ни радости. Как будто вообще на лёд не выходила. Соревновательные ощущения приходили постепенно, с каждым стартом.
— И когда вернулись полноценно?
— Скорее всего, уже на чемпионате России. Поначалу вспоминала, как маленькой думала об этом турнире. Вообще не представляла, каким он будет для меня. А потом решила, что это мой шанс заявить о себе. Вся страна смотрит, да и в мире интерес большой. Поставила себе задачу откататься чисто и показать свой максимум.
— За исключением падения на четверном тулупе, получилось. Кстати, как вообще возникла идея учить второй квад?
— В какой-то момент Этери Георгиевна сказала учить тулуп, потому что они с сальховом плюс-минус одинаковые. Начала пробовать, и он как-то лучше у меня пошёл. Я даже сейчас могу сделать его, а сальхов… Иногда случаются плохие дни: не высыпаешься или ещё что-то. Но тулуп, что бы ни случилось, к концу тренировки у меня всё равно получится, а сальхов иной раз может вообще не пойти. Кстати, бывает так: я представляю, что прыгаю тулуп, — а захожу в сальхов, и он у меня выходит. В обратную сторону это тоже работает.
— Вы говорите, что сальхов и тулуп примерно одинаковы. Но если составить процентовку успешных попыток этих двух прыжков, сальхов всё же будет сильно проигрывать.
— Да, сальхов всё-таки посложнее. Но прямо глобально я прыжки по сложности не сравнивала.
— Дайте угадаю, самый крутой старт сезона — финал Кубка России, где вы впервые чисто сделали два четверных?
— Конечно! Последние соревнования сезона… Понимала, что, если сейчас не прыгну четверные, с отчаянием будет трудно будет справиться. На тренировках-то получается, я катала и всё прыгала. После каждой неудачной попытки на турнирах долго думала, что же делаю не так. Расстраивалась, начинала загоняться: почему у других получается, а у меня нет? Делала корректировки, меняла последовательность прыжков.
А перед финалом у меня резко перестал получаться тулуп. Понимаю, что у меня три дня до старта, а я опять никакая. Тогда так сильно на себя разозлилась, сказала себе, что, пока не прыгну, со льда не уйду. Прямо чтобы и тулуп, и сальхов собрать под музыку. В день произвольной у меня на шестиминутной разминке не получился тулуп, а мне катать под вторым номером. В тот момент уже чуть ли не ревела. Но, может, мне это, наоборот, помогло. Я чётко настроилась на всю программу, прыгнула тулуп и сальхов, а потом всё пошло как по накатанной.
— Помню, вы тогда сказали, что после чистых четверных гора с плеч упала.
— Всё так. Уже после тулупа было что-то такое. Не ожидала, что приземлю его. Стою на ноге и думаю: «Не упала! Вау!» Мне кажется, я уже начала привыкать к этим ощущениям: собираюсь — не получается — расстраиваюсь, собираюсь — не получается… Отчаяние было какое-то. Уже шла как пойдёт. А тут — бац! — получилось.
— Какая мысль пронеслась в голове, когда сделали оба четверных?
— После тулупа — такое маленькое «ура». Но быстро о нём забыла, нужно было на сальхов ехать. Просто на тренировках тулуп-то у меня шёл, а сальхов получался реже. Так что, если честно, перед ним вообще ни о чём не думала. Да и после тоже, потому что ещё всю остальную программу катать. На самом деле радость в прокатах очень мешает. На личном опыте знаю.
— Когда мешала?
— Как раз на тренировочных прокатах. Приземляю тулуп, радостная еду на сальхов, и он не выходит. Так что эмоции лучше контролировать.
— Насколько знаю, вашей команде было важно, чтобы четверные были добиты. Когда вы уходили со льда, Этери Георгиевна в камеру сказала: «Майя может, мы же не обманули».
— Да. Она и мне говорила: «Ты же работаешь, почему ж не выходит-то». Думаю, это всё от головы шло. Может, настраивала себя неправильно, боялась чего-то: вдруг прыгну и что-то не то произойдёт? Все эти странные мысли мешали. Сейчас, слава богу, разобралась с ними. Надеюсь, больше к этому не вернусь.
— То есть был страх перед прыжками?
— Перед прыжками на соревнованиях. А сейчас я прыгнула и как-то даже на шоу уже спокойнее захожу. Мы ещё с Соней Акатьевой смеялись. Она говорит: «Я так спокойно захожу в четверной, уже ничего не чувствую». А я ей в ответ: «Ага, а я на каждый прыжок иду как на войну!» (Смеётся.) Но, кажется, барьер преодолён.
— Теперь Майя всё-таки может?
— Думаю, да.
— Почти все называют самым ярким воспоминанием сезона Кубок Первого канала. Подозреваю, для вас он был скорее нервным, чем радостным.
— Атмосфера там необычная, все друг друга поддерживают. Но в произвольной я не так психологически настроилась, и это, возможно, меня встряхнуло перед финалом Кубка. Потому что тогда я очень переживала, что, может быть, из-за меня мы проиграли. Первые дня три после соревнований было очень стыдно.
— Вы так глубоко переживаете эти эпизоды…
— Просто все очень старались. А я ещё и «бабочку» сделала — это вообще было ужасно, чуть под лёд не провалилась от стыда. Но потом решила: всё, хватит расстраиваться, нужно просто дальше работать для себя и не обращать ни на кого внимания. Плюс я поняла, что сейчас, возможно, начнут говорить, что из-за меня команда не выиграла. Удалила все соцсети, месяца полтора никуда не заходила. Может быть, именно эти радикальные меры мне и помогли. Спокойно тренировалась, разбиралась в себе, меняла что-то.
— Получается, в соцсетях про себя всё-таки читаете?
— Не то чтобы читаю — просто всё равно нет-нет да и попадётся. В какой-то момент для себя поняла, что весь этот бред пишут люди, которые мало что знают о ситуации. Вот надо им какую-то ерунду написать, и всё тут.
— Сейчас ко всему этому шуму относитесь проще?
— Теперь да. Иногда даже смешно бывает.
— Но глобально вы всё ещё на пути к полноценному раскрепощению?
— Наверное, да. Но мне в нынешнем состоянии комфортно, всё и так получается. Так что ничего не нужно менять — нет необходимости. Думаю, всё придёт само, это процесс времени. Надо дать ему идти своим чередом и не загоняться по мелочам.
— Показалось, что короткая программа этого сезона помогла вам почувствовать себя увереннее.
— Мне всегда такая музыка нравилась, я представляла себя в ней, но каждый раз думала, что это всё же не моё. Наверное, маленькая просто была. Считала, что недостаточно пластичная и мне лучше катать классику. А потом Даниил Маркович на тренировке включил эту композицию. Перед ней были ещё две — какая-то классика и короткая Даши из «Мулен Руж». Даше такое идёт, конечно… Мне эта музыка тоже понравилась, но я подумала, что тренеры сами решат, что мне лучше подобрать.
Пошла раскатываться, и тут Даниил Маркович подозвал меня и спросил, что больше всего понравилось. Рядом ещё Этери Георгиевна стояла. Я ответила, что третья, блюз. Сама не понимаю, почему так сказала, если честно. Они на меня так посмотрели, а Этери Георгиевна в ответ: «Ты себя вообще представляешь в этой музыке?» Я сказала, что, наверное, стоит попробовать. А она: «Нужно не пробовать, а делать». В этот момент немного испугалась и предложила первую. А Тутберидзе: «Ну чего ты так сразу! Давай уже блюз поставим».
— Сложно было справиться с новым стилем?
— Поначалу да. Немного тормозила, путалась. Все уже начали нервничать, я ничего не могла запомнить. Доезжала буквально до дупеля — и всё. Вставала в позу и понимала, что дальше уже не поеду. С «зубцов» этих падала рыбкой… Кстати, не знаю, что с нашими «зубцами» не так. Даша рассказывала, что тоже постоянно с них падала, когда ей ставили программу. Алёна об этом говорила. Как-то все с них падали. Потом были контрольные прокаты, и вроде всем всё понравилось.
— Не вроде, а так и есть.
— Ну я надеюсь. Мне тоже очень нравится, с каждым прокатом, даже тренировочным, всё больше в неё влюбляюсь. Возможно, оставим её на второй год. Этери Георгиевна сказала, что насчёт короткой ещё подумает, а произвольную точно будем менять.
— Есть мнение, что для стабилизации элементов ультра-си лучше всего подходит уже накатанная программа.
— Просто самой надоедает катать одно и то же. Хочется что-то поменять. Мне лучше, когда у меня новая программа, другие заходы, как-то всё иначе. И психологический настрой другой.
— Кто придумал вставить гидроблейд в произвольную?
— После юниорских прокатов начали корректировать программу. Поменяли вторую половину и дорожки местами. Помню, когда мы её ставили, Даниил Маркович в моменте, где идёт танго, добавил мне вращение, каскад лутц — тулуп и флип. И всё, музыка закончилась, а ещё кучу элементов надо сделать. Мы начали максимально сокращать заходы, ускорять дорожку, вращения, чтобы всё успеть. А когда подгоняли программу под мастеров, появилось немного больше времени. Стали делать хореографическую дорожку. Ну и я сама предложила попробовать гидроблейд. Очень мне он нравился. Обычно у девочек идут «кораблики», бауэры, а мне хотелось что-то своё.
— Вы сказали, что давно видели себя в блюзе. Что ещё хотели бы попробовать, но раньше не решались?
— Наверное, что-то на французском…
— Только не Je Suis Malade, пожалуйста. Нам всем нужен небольшой отдых от неё.
— Нет, точно не её. Танго ещё можно рассмотреть. В общем, что-то экспрессивное, не медленное. Мне нравится темповая музыка, с ней легче справиться. В медленной я начинаю засыпать.
— Итак, мы поняли, что Майя может. А чего Майя хочет?
— Майя хочет тройной аксель.
— Смело.
— Я его, скажем так, пытаюсь тренировать.
— Как давно? И насколько успешно?
— В течение сезона пыталась учить его, но между соревнованиями с этим сложно. Сейчас прыгаю на «удочке». Немного технику правлю, потому что больше в длину прыгаю. Потихоньку над ним работаю. Постараюсь успеть выучить к новому сезону.
— Олимпийскому сезону, между прочим. Волнение уже начало подступать?
— Стараюсь об этом не думать. Просто понимаю, что нужно будет больше работать над собой, иногда оставаться после тренировок, чтобы что-то доделать.
— А цели какие?
— Побороться за попадание в сборную на Игры и там — за медаль.
— То есть медаль Олимпиады где-то в голове присутствует?
— Конечно. Я думаю, это цель любого спортсмена.
— Вне Олимпиады какие-то задачи в фигурном катании есть?
— Нет, наверное, в голове всё-таки Игры. Все мысли о них сейчас. Правда, периодически думаю, что буду делать после… Пока есть какой-то страх перед будущим.
— Вы имеете в виду будущее вне спорта?
— Да. Заканчивать я пока не собираюсь, конечно, но рассматриваю все варианты. Родители хотели, чтобы я поступала на медицинский. Я думала, может, стать спортивным врачом, но это пока всё довольно поверхностно.
— Что помогает отвлечься от мыслей о предстоящем?
— Рисую, обожаю собирать алмазную мозаику. Но сейчас, наверное, гулять — главное увлечение. Хочется ходить в кино, на мероприятия, тусоваться… Всю зиму дома просидела, нигде особо не была. А сейчас прямо прорвало.