«Предположения, что они скроются, — фантастика»: адвокат Мамаева о первой неделе суда и шансах на домашний арест

17 апреля суд рассмотрит апелляцию на решение об отказе изменить меру пресечения для Павла Мамаева и Александра Кокорина. Об в этом в интервью RT заявил адвокат полузащитника «Краснодара» Игорь Бушманов. Кроме того, юрист рассказал, что частые поездки на заседания негативно отразились на психологическом состоянии подсудимых, и оценил итоги первой недели слушаний по существу.

— Прошла первая неделя слушаний по существу. Довольны ли вы тем, как продвигается дело?

— Говорить о том, удовлетворены ли мы ходом слушаний, будет немного некорректно. На данном этапе доказательства представляет сторона обвинения. Это делается в том порядке и с учётом тех нюансов, которые выгодны для противоположной стороны. Таким образом, часть доводов и фактов представлены немного в ином свете, чем всё было на самом деле.

— Но есть ли позитивные сдвиги?

— Положительным для нас назову то, что один из свидетелей — посетитель «Кофемании» Игорь Краснов — указал наиболее приближенные к реальной картине обстоятельства. Он сидел за соседним от компании столиком и подтвердил, что никакого грубого нарушения общественного порядка не было. Даже ему, человеку, который сидел совсем близко к подсудимым, их компания не доставила никакого дискомфорта.

— Краснов дал показания и относительно участия Павла Мамаева в данном эпизоде.

— Об этом чуть позже. Важно отметить, что вышеназванный свидетель подтвердил и причину возникновения конфликта, ведь он слышал, как один из подсудимых задавал вопрос: «Почему вы нас оскорбляете?» В части действий моего подзащитного, Павла Мамаева, он пояснил, что никаких противоправных действий с его стороны не производилось.

— Вы говорили, что ежедневное судопроизводство и, соответственно, регулярная доставка подсудимых на Пресню из СИЗО могут негативно отразиться на фигурантах дела. Не поступало ли жалоб от самих футболистов? Не ухудшилось ли их физическое состояние из-за таких нагрузок?

— Жалоб, конечно, не было, но, безусловно, такой порядок создаёт определённый дискомфорт. Основные сложности связанны с длительной транспортировкой через другие суды и СИЗО столицы. Ждать начала своего процесса им приходится очень долго. То же самое с дорогой обратно. Конечно же, это накладывает определённый отпечаток на психоэмоциональное состояние всех подсудимых.

— Но ведь ваша сторона заинтересована в такой интенсивности рассмотрения дела?

— Да, мы и ранее заявляли, что готовы хоть к ежедневной работе. Всё это делается ради быстрейшего установления истины и получения окончательного решения по данному делу.

— Во время заседаний все фигуранты активно участвуют в процессе. Это их личная инициатива? Или они действуют так, следуя вашим советам?

— У них есть право задавать вопросы, задают те, которые считают нужными исходя из конкретных обстоятельств по каждому свидетелю. Не скажу, что через участие подсудимых в допросе строится наша линия защиты. Мы не распределяем роли.

«Во время предварительного следствия слова и факты фиксировались с обвинительным уклоном»

— Первая неделя слушаний запомнилась постоянными расхождениями в показаниях свидетелей.

— Да. Первоначальные показания указали нам на то, что во время предварительного следствия слова и факты фиксировались с обвинительным уклоном. Так было выгодно. Кроме того, в ходе допросов мы установили, что все показания были получены после демонстрации видеозаписи. Фактически свидетели комментировали, а не рассказывали то, что видели своими глазами. Из-за этого произошёл интеллектуальный подлог.

— Выходит, на суде мы слышим более правдивые показания?

— Свидетели достоверно указывают на те обстоятельства, которые действительно видели своими глазами. Но с учётом того, что ранее их слова уже излагались в иной, выгодной следствию транскрипции, они также оглашаются. Таким образом, прокурор пытается выявить их несоответствие. Но мы видим, что свидетели искренне рассказывают о произошедшем и дают этому свою личную оценку. И важно, что ни один из них не подтверждает факта предварительного сговора подсудимых.

— Кстати, насчёт первоначальных показаний свидетелей. Подруга Александра Кокорина Екатерина Бобкова не узнала свою подпись на протоколе допроса свидетеля. Что будет дальше?

— Эти подписи вызвали сомнения не только у неё, но и у нас. Видно, как отличается почерк, а порой и чернила. Кстати, такие же вопросы возникли и относительно протоколов ещё одного свидетеля.

— Эти факты как-то отразятся на их показаниях и на деле в целом?

— Суд не является органом уголовного преследования, но, давая оценку этим доказательствам, может выделить материалы и отправить их для проведения проверки. В любом случае оценка всех показаний и данных судебного заседания будет дана при вынесении приговора. Но полагаю, что, принимая решение, суд будет опираться не те показания, которые были даны в ходе заседаний, а не ранее.

— Но ведь они действительно разнятся.

— Основная концепция уголовного процесса опирается на непосредственность и устность разбирательства. То есть человек приходит и излагает то, что он видел и слышал. При этом несёт уголовную ответственность за дачу ложных показаний. Отмечу и тот факт, что многие свидетели признались, что во время допроса находились длительное время в следственном органе. Им было уже безразлично, что там написано. Никто внимательно не читал. Кроме того, в протоколах зафиксировано, что допрос проводился два часа, хотя сами свидетели утверждают, что давали показания свыше семи, а порой и девяти часов. При этом всё это происходило в ночное время. Безусловно, это отразилось на проверке того, что написано в протоколе.

— Проясните ситуацию с пропажей фрагмента видео из автомобиля Соловчука. Его нет в деле совсем?

— Да, это касается эпизода, связанного с обстоятельствами общения потерпевшего с девушкой, которая села в его машину. Его действительно нет. Видеорегистратор начинает работать лишь в тот момент, когда Соловчук выходит из машины непосредственно к подсудимым. Безусловно, этот фрагмент — нежелательный для обвинения и свидетельствует против потерпевшего, указывая на аморальные действия и с его стороны.

— Установлено ли, почему этот фрагмент отсутствует или пропал?

— Эксперты не исследовали возможность технического подлога. Нам же в предоставлении видеозаписей и даже их копий отказали.

— То есть суд будет опираться лишь на показания потерпевшего и самой девушки?

— Суд в любом случае должен давать оценку показаниям. Кроме того, даже на оглашённых фрагментах из разговора Соловчука с компанией звучит вопрос от футболистов, в котором они пытаются узнать, почему потерпевший назвал их теми или иными словами. На ровном месте такие вопросы не появились бы. Это свидетельствует о поводе конфликта и опровергает сторону обвинения, которая утверждает, что подсудимые действовали из хулиганских побуждений.

«Закон обязывает допросить потерпевшего»

— Когда суд наконец увидит видео и почему прокурор так протестует против его показа?

— Здесь всё в рамках закона. Каждая сторона представляет свою тактику предоставления доказательств. Прокурор посчитала, что представит его на ином этапе.

Без демонстрации записи обвинение может усилить эмоциональную составляющую и не давать возможность полностью оценить все обстоятельства. Хотя 80% того, что выясняется у свидетелей, запечатлено на видео.

— Есть ли шансы, что на ближайших заседаниях наконец появится Денис Пак?

— Закон обязывает допросить потерпевшего и выяснить его процессуальную позицию по делу. Полагаю, что если потерпевший не болеет и не находится в длительной командировке, то сторона обвинения обеспечит его явку в суд.

— В среду Мосгорсуд рассмотрит апелляционную жалобу на решение суда об отказе в изменении меры пресечения. До этого момента все ваши прошения были отклонены. Каковы шансы, что после начала судопроизводства будет принято иное решение?

— Мы ссылались на моменты начала судебного процесса и на то, что те обстоятельства, которые учитывались судами ранее, существенным образом изменились. В данный момент даже предположения о том, что подсудимые повлияют на судопроизводство или попытаются скрыться, граничат с фантастикой.

— И тем не менее все четверо фигурантов по-прежнему в «Бутырке».

— Суд формально отнёсся к вопросу о мере пресечения. Решение даже не было обоснованным,  суд лишь сослался на тяжесть квалификации по эпизоду «Хулиганство». Но факты того, что мы уже прошли определённый рубеж судопроизводства, а сторона обвинения провела треть своей работы, могут положительно повлиять на решение вопроса. Надеемся, суд учтёт и фактор ежедневных заседаний, которые негативно влияют на здоровье подсудимых и ощутимо сказываются на состоянии Александра Кокорина. Отмечу, что по другим делам решения апелляционной инстанции принимаются более гуманные.