«На уровне апокрифа»: произносил ли Иосиф Сталин фразу «Завидовать будем»

Примеры остроумных высказываний «вождя народов» украсили не одни мемуары. Анекдоты о Сталине и его цитаты можно встретить в интернет-изданиях, книгах и мемах. Однако далеко не всегда получается выяснить, принадлежит ли Сталину то или иное высказывание на самом деле, даже имея доступ к архивам. Иногда в результате кропотливых поисков удаётся найти если не документальное, то по крайней мере косвенное подтверждение того, что он действительно произносил эти слова.

А был ли повод?

Встречается три версии анекдота, в финале которого Сталин предлагает завидовать военачальнику, имеющему успехи на любовном фронте. Самая популярная — о романе маршала Константина Рокоссовского и актрисы Валентины Серовой. Однако правнучка прославленного военачальника Ариадна Рокоссовская считает, что нет оснований верить этому анекдоту, по крайней мере в отношении её прадеда. 

— Кроме вашего прадеда, какие ещё есть варианты истории?

— Я слышала про трёх военачальников: Жукова, Черняховского и Рокоссовского.

— Почему именно о Рокоссовском и Серовой пошли такие слухи?

— Всё началось с того, что Валентина Васильевна сказала своему мужу, поэту Константину Симонову, во время войны, что любит другого. На его вопрос, кого именно, она ответила, что Константина Константиновича Рокоссовского. И, как мне говорил Алексей Симонов, сын Константина Симонова, после таких слов для его отца этот роман стал свершившимся фактом. На самом деле это, конечно, не так.

• Валентина Серова и Константин Симонов
• © Семейный архив

Встреча (не роман, а именно встреча Серовой и Рокоссовского) произошла в госпитале, где прадед проходил лечение после очень тяжёлого ранения, случившегося 8 марта 1942 года в городе Сухиничи. Были задеты лёгкое, позвоночник, печень. Один осколок вынуть так и не смогли, и он остался у него в спине до конца жизни. В начале апреля он писал жене: «Моё натренированное тело победило смерть». Прабабушка приехала к нему в Москву. Всё это время — и до приезда прабабушки, и после — в этом госпитале находилась военврач Галина Васильевна Таланова. Существуют документы, приказ о том, что её временно командируют в этот госпиталь при Тимирязевской академии. И это неслучайно. У Талановой и моего прадеда действительно были очень близкие отношения на фронте с 1941 года. Доказательством тому служит и то, что в 1945-м у них родилась дочь.

Таланова всё время, пока прадед находился в госпитале, находилась рядом с ним, а потом приехала и жена. По понятным причинам появление третьей женщины было бы просто невозможно.

А легенда была такая: Серова пришла в госпиталь с группой артистов, чтобы дать концерт, зашла в палату в Рокоссовскому — там у них всё и закрутилось. Эту историю в деталях рассказывала мне Нина Ивановна Гриб, впоследствии Нина Ивановна Ерёменко, жена маршала Ерёменко, которая была там палатной медсестрой. Действительно, Валентина Серова приходила в госпиталь. В тот момент в Москве был голод — первая военная зима, а в госпитале для высшего комсостава тяжелораненых полководцев кормили хорошо. Серова зашла в палату к прадеду как раз в тот момент, когда ему принесли обед, и не могла отвести взгляд от еды. Прадед перехватил этот взгляд и предложил разделить с ним трапезу. Она застеснялась: «Что вы, как я могу? Вы ранены». Он говорит: «Нас кормят как на убой. Пожалуйста, ешьте». Она поела, они душевно поговорили, а до декламации стихов, ради чего она и приехала в госпиталь, дело так и не дошло. Валентина ещё несколько раз приходила к прадеду, они беседовали, мечтали, какой будет жизнь после войны, обсуждали увлечения — оказалось, что оба очень любили лошадей. И всё это необязательно должно было иметь какую-то романтическую подоплёку, тем более что рядом всё время находилась военная подруга прадеда, а потом ещё и жена. Они с дочерью каждый день приходили к прадеду в больницу. В Москве им дали квартиру на улице Горького за заслуги прадеда при обороне Москвы. 

— Так в чём же тогда Серова призналась мужу?

— Валентина Васильевна была явно неравнодушна к Рокоссовскому. И прадед перед приездом прабабушки, о чём мне тоже рассказывала Ерёменко, узнав об этом, попросил актрису больше не приходить. Медсёстры как раз стояли возле палаты Рокоссовского, когда Серова вышла от него — с очень спокойным лицом, гордо поднятой головой — и зарыдала. Её увели в перевязочную, утёрли ей слезы — и всё. Известно, что перед уходом Серова пригласила Рокоссовского, когда он пойдёт на поправку, приехать к ней в театр. И, как рассказывал Сергей Иванович Мозжухин, его водитель, один раз он действительно возил прадеда в этот театр. Рокоссовский выписался из госпиталя 23 мая, а 26 мая уже прибыл на фронт, где принял командование 16-й армией. Именно в этом промежутке Мозжухин возил его в театр, они вместе сидели в ложе. К ним туда приходила Валентина Васильевна. Именно тогда их видели вместе зрители в театре. Возможно, кто-то из них что-то и подумал. Но на самом деле в жизни прадеда всё было гораздо прозаичнее: у него была жена, и, как у многих в то время, фронтовая любовь.

• Маршал Рокоссовский с женой Юлией и дочерью Ариадной
• © Семейный архив

Плюс ещё надо знать характер прадеда: ему всё было неудобно, неловко. И я думаю, что в этот момент, когда две его любимые женщины (я имею в виду жену и военврача Таланову) встречались в одном госпитале, он переживал просто чудовищные душевные муки. Поэтому устраивать при этом ещё какие-то романтические истории — это совершенно не в его духе. Кстати, позже прадед много раз встречался с Симоновым, он его очень уважал. И если бы действительно факт такого романа имел место, он бы никогда не нашёл в себе силы общаться с мужем Валентины Васильевны. 

— Почему Симонов так легко поверил словам жены?

— Мы этого не знаем. Я знаю, что Симонов передавал какое-то письмо прадеду, когда был у него на фронте. И знаю (мне рассказывала вдова маршала Казакова, который был начальником артиллерии фронта у прадеда), что, когда его сын ехал в Москву, прадед отозвал его в сторону и попросил отвезти пакет с пачкой невскрытых писем по адресу Валентины Серовой с просьбой больше не писать ему. Сын Казакова выполнил поручение. Валентина Васильевна сказала, что сейчас напишет ответ, но ей было сказано: «Нет. Мне не велено было ждать ответа».

— Как вы считаете, мог Сталин на самом деле высказываться об этих слухах или это просто анекдот?

— Мне трудно представить себе: идёт война, а Сталин у себя в Генеральном штабе разбирает донесение про то, что Рокоссовский с кем-то крутит роман. И это в то время, когда сложная ситуация на фронте.

Никто на фронт с жёнами не уходил, но жизнь не останавливалась. Мужчины оставались мужчинами, и женщины оставались женщинами. И у генералов, и у маршалов были фронтовые подруги. С одними после войны расставались, на других женились. Например, Иван Степанович Конев, Андрей Иванович Ерёменко, Родион Яковлевич Малиновский нашли себе спутниц на всю жизнь именно на фронте. У прадеда в штабе практически все офицеры встретили своих жён на войне. Василий Иванович Казаков познакомился со своей женой Светланой Ивановной на фронте, она была связисткой. Михаил Сергеевич Малинин, начальник штаба у прадеда, познакомился со своей женой в Белоруссии, где помогал восстанавливать народное хозяйство. И я сомневаюсь, чтобы Сталин занимался этими вопросами. На самом деле это, конечно, более поздний анекдот. В те времена его и не было — ни самого анекдота, ни слухов. 

Всесильный Мехлис

Ещё одна версия этой истории описана личным переводчиком Сталина Валентином Бережковым. В книге «Как я стал переводчиком Сталина» он рассказывает о таком эпизоде: «У него был своеобразный юмор. Рассказывали, что однажды начальник политуправления Красной армии Мехлис пожаловался Верховному главнокомандующему, что один из маршалов каждую неделю меняет фронтовую жену. Мехлис спросил, что будем делать. Сталин с суровым видом ничего не отвечал. Мехлис, полагая, что он обдумывает строгое наказание, начал было сожалеть о своём доносе. Но тут Верховный с лукавой усмешкой прервал молчание:
«Завидовать будем...»

• Лев Мехлис
• © Wikimedia Commons

Лев Мехлис действительно был близок к Сталину, и ему, как начальнику Главного политуправления, нужно было следить за чистотой политических взглядов и моральным обликом генералов Советской армии. 

Военный историк Юрий Рубцов в своей книге «Alter ego Сталина. Страницы политической биографии Л.З. Мехлиса» так описывает характер начальника политуправления: «Мехлис же нередко предпочитал закулисную игру, свою личную неприязнь к оппоненту умело драпировал показным беспокойством за интересы дела. Будучи человеком негибким, к тому же уступая большинству военачальников в интеллектуальном плане, не говоря уже об оперативно-стратегической подготовке, он не успевал за динамизмом боевых действий, и о положении на фронте, о замыслах и действиях командующих и других должностных лиц судил прямолинейно, упрощённо. Усиленно нажимал на политическую сторону. И, что немаловажно, мастерски эксплуатировал известную ему ещё с 20-х годов страсть Сталина к негласным, подковёрным, как теперь говорят, методам решения кадровых вопросов. За что, без сомнения, и порицаем большинством тех, с кем сводило Льва Захаровича на жизненных дорогах».

Однако, по словам историка, в документах, изученных для написания книги о Мехлисе, он не нашёл подтверждений фразы Сталина «Завидовать будем».

«Ничего не могу сказать по этому поводу. Слышал точно так же, как и вы, на уровне апокрифа. Не думаю, что это было в действительности», — рассказал RT Рубцов. 

«А разве мы фашисты?»

Владимир Швейцер, заведующий отделом социальных и политических исследований Института Европы РАН, в беседе с RT высказал следующее мнение по поводу достоверности высказываний Сталина, ставших расхожими и попавшими в анекдоты: «Вне официальных встреч Сталина никто никогда не стенографировал. Но он всё время что-то говорил, с кем-то общался. Кто-то что-то мог запомнить, а мог и придумать. Это хороший жанр — мыслить за Сталина. Теоретически он мог это сказать, но это очень неблагодарная почва для исследования. Проверить исторически наличие или отсутствие факта очень сложно».

• Полковник Яков Швейцер и майор Алла Швейцер-Челнокова
• © Из личного архива Владимира Швейцера

В качестве примера Владимир Швейцер привёл рассказ своего отца — полковника Якова Швейцера, четверть века прослужившего в органах государственной безопасности (кстати, как и мать — Алла Швейцер-Челнокова). В своей статье об отце, опубликованной в журнале «Современная Европа» (№2, 2020) политолог рассказывает: «Местом службы особого отдела стали лагеря для офицерского состава пленных — сначала в Казахстане, а потом в Красногорске, где отец находился вплоть до 1947 года. Его работа в должности начальника по получению важных сведений от допрашиваемых офицеров вермахта и сотрудников немецких спецслужб получила высокую оценку».

Владимир Швейцер говорит о себе, что «родился среди секретов», а в качестве доказательства того, что нарративные источники могут быть правдой, но подтвердить её не представляется возможным, вспомнил такую историю: «Как-то мой отец рассказывал мне, что присутствовал на совещании у Сталина, где стоял вопрос об обмене военнопленными после войны. Там же присутствовали маршалы, генералы и другие высокие военные офицеры. И там среди прочих возник один очень неприятный вопрос: о недостойном поведении советских солдат на освобождённых территориях.

Сталин спросил: «Много жалоб, что там, где наши войска, — там изнасилования, там грабежи. Как такое может быть?» И кто-то из умников-генералов сказал: «Иосиф Виссарионович! Так фашисты-то у нас что делали!» На что Сталин парировал ему: «А разве мы фашисты?»

Логика солдат понятна — желание компенсировать свои потери, но с точки зрения Сталина этого делать было категорически нельзя. Он не был хорошим человеком, но у него была определённая мораль, во многом, кстати, ещё и религиозная. Кроме того, Сталин прекрасно понимал, что мы не просто входим в Европу, освободив её, а ещё и с тем, чтобы укрепить там наши коммунистические позиции. И если они будут укрепляться с помощью подобных действий, то эффект для нас будет обратный. После этого совещания был издан приказ по армии о строгом наказании за подобные действия, содрали массу погон и звёзд, а кого-то даже и расстреляли за доказанные особо серьёзные преступления: зверства, групповое изнасилование, грабёж и т. п. При этом попробуйте найдите где-нибудь эту фразу Сталина, которую слышал отец: «А разве мы фашисты?» 

«Пропали деньги»

В фондах РГАСПИ, где хранятся доклады о встречах Сталина с представителями разных стран, журналистами, дипломатами, встречаются документы, где по окончании расшифровки речей всех участников присутствуют дополнительные страницы — реплики товарища Сталина. И некоторые из них весьма меткие, как, например, в стенограмме заседания оргбюро ЦК ВКП(б) 9 августа 1946 года, посвящённого обсуждению фильма «Большая жизнь». Судя по дате, речь идёт о второй серии фильма, которую зрители смогли увидеть только в 1958 году. Видимо, по результатам именно этого обсуждения картина и не попала на экраны. Начинает дискуссию начальник главного управления по производству художественных фильмов Комитета по делам кинематографии при Совнаркоме СССР Михаил Калатозов, заявляя, что «история этой картины должна быть поучительной для Комитета кинематографии». Беседу очень практично и по-хозяйски, без какой бы то ни было идейной подоплёки, подхватывает Сталин:

— Во сколько миллионов рублей обошёлся фильм?

— 4 млн 700 тыс. рублей, — отвечает Калатозов.

— Пропали деньги.

Иосиф Виссарионович вынес свой вердикт, фильм ему не понравился. Кстати, интонационно очень схоже с высказыванием «Завидовать будем».

И сразу же после завершения расшифровки стенограммы опытный глаз референта извлекает из речей самые остроумные моменты — те, которые, что называется, могут разойтись на цитаты. А если добавить к этой цитате ещё и интонацию Сталина, то её и сейчас вполне можно было бы растиражировать на мемы к фотографиям по актуальной повестке: «Пропали деньги».

О метких и саркастических высказываниях Сталина также свидетельствовали государственные деятели и журналисты.  

Так, например, в 1936-м году заведующий московским бюро информационного агентства Associated Press Чарльз Наттер передал в Кремль запрос по поводу слухов о тяжёлой болезни и смерти Иосифа Сталина. Журналисту лично ответил сам Иосиф Виссарионович: «Милостивый государь! Насколько мне известно из сообщений иностранной прессы, я давно уже оставил сей грешный мир и переселился на тот свет. Так как к сообщениям иностранной прессы нельзя не относиться с доверием, если вы не хотите быть вычеркнутым из списка цивилизованных людей, то прошу верить этим сообщениям и не нарушать покоя в тишине потустороннего мира. С уважением, И. Сталин. 26 октября 1936 (года. — RT)».  

• Подлинник ответа Иосифа Сталина заведующему московского бюро Associated Press Чарльзу Наттеру, 26 октября 1936 года. Из личного архива Иосифа Сталина в Российском государственном архиве социально-политической истории. Фонд 558, опись 11, дело 1160, документ 40, листы 99—101
• © Из материалов РГАСПИ

Своё мнение о фигуре Иосифа Сталина и его чувстве юмора премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль высказывал задолго до холодной войны. В своей речи перед палатой общин «О военной ситуации» 8 сентября 1942 года Черчилль говорил: «Большой удачей для России в её агонии было оказаться под началом этого великого, закалённого военачальника. Человек этот — внушительная, выдающаяся личность, соответствующая тем серьёзным и бурным временам, в которых прошла его жизнь; человек неисчерпаемого мужества и силы воли и человек прямой и даже бесцеремонный в манере общения, что меня, выросшего в палате общин, совсем не покоробило, особенно тогда, когда мне было чем ответить. Что наиболее важно — это человек с тем спасительным чувством юмора, которое так важно для всех людей и всех наций, но в особенности — для великих людей и великих наций. Сталин также произвёл на меня впечатление своей глубокой и хладнокровной мудростью и полным отсутствием любых иллюзий. Я думаю, что я дал ему почувствовать, что в этой войне мы с ним добрые и верные товарищи, — но это, в конце концов, такая вещь, которая доказывается не словами, а делами».