«Акции протеста неэффективны»: Власов — о работе депутатом, молодёжной политике и деле Фургала

— Ты самый молодой депутат Госдумы.

— Так получилось, что мой коллега Борис Александрович Чернышов ушёл работать в Рособрнадзор, и если брать поколение до тридцати лет — я остался один. Это очень прискорбно. Если мы исходим из того, что каждый депутат Государственной думы представляет интересы какой-то группы общества, то у нас молодёжи более 30 млн в России — и всего один молодой депутат. Было бы логично, чтобы в следующем созыве Государственной думы было представителей молодёжи побольше, я не говорю только про ЛДПР, но и про другие партии.

— Тяжело быть одиноким молодым депутатом? 

— Не одинокий, я же представляю партию, но… 

Скоро будет принят закон о молодёжной политике, но с опозданием на пять, может быть, даже десять лет. Это очень плохо. Я считаю, что надо было это делать раньше, сейчас это может быть не к месту и не в тему. Время ушло.

«Молодая Гвардия», «Наши», «Идущие вместе» гремели в середине 2000-х годов, а сейчас уже находятся на свалке истории. Это показывает проблему развития молодёжных проектов в России: заканчивается финансирование — заканчиваются проекты. 

Мы оппозиционная партия, хоть и парламентская, понятное дело, что не обладаем такими ресурсами, какими обладает «Единая Россия», но мы находим деньги, возможности, средства оказывать нашей молодёжи помощь. ЛДПР сделала очень много и делает очень много для развития молодёжного движения.

Также по теме

«Зюганов ляжет слева от Брежнева, а я справа»: Жириновский — об ошибках, неудовлетворённом тщеславии и своих похоронах

«Мне бы сейчас назад — в роддом, в другом городе, от других родителей», — размышляет руководитель фракции ЛДПР Владимир Жириновский. В...

— А другие партии почему не делают? 

— Номинальные движения существуют, но с точки зрения глобального кадрового резерва, который действительно готов прийти на смену руководящему составу...

Во-первых, в России и, наверное, даже в других странах редко вы найдёте молодого политика, который сам избрался в одномандатном округе. Чаще всего он проходит по спискам той или иной политической партии, но всё равно, так или иначе, мы исходим из того, что это фигуры регионального уровня. Если ты занимаешься вопросами установки клумб, мусорных контейнеров и ремонта подъездов в 21 год — это нормально, у тебя больше свободного времени, больше желания, больше возможностей, нежели у более старших коллег. Гордума, законодательное собрание — тоже неплохо, но если мы говорим о федеральном уровне — плохо, что молодёжь не допускают до этой ступени…

— А почему не допускают? 

— Возможно, считают, что не хватает опыта, возможно, думают, что молодёжь будет выступать с какими-то неприятными вещами для старших коллег. Это большое заблуждение. 

Я считаю, что из всех партийных проектов ЛДПР — единственная реальная партия в правильном смысле этого слова, где есть карьерный рост, где есть сменяемость, где есть возможность у молодёжи пройти путь от депутата муниципального уровня до депутата Гордумы, заксобрания и депутата Государственной думы. В ЛДПР есть кадровый резерв. В ЛДПР у губернатора (неважно, по каким обстоятельствам он ушёл в отставку) есть замена, достойная замена. 

Мне иногда кажется, что у других партий — наоборот ситуация: вакансий полно, а людей нет. Да, есть праймериз — но с праймериз я могу всё сделать как угодно и найти оппонентов, которые мне проиграют специально, а потом скажу, что всё было в честной борьбе сделано. 

Ещё одна причина, почему моих коллег не так много, — деньги. Любые выборы — это большие финансовые вложения в избирательную кампанию, в агитацию, пропаганду. 

Можно сотни, тысячи, миллионы раз говорить о том, что в России выборы честные, справедливые, но есть кандидат, который может вложить 40 млн рублей в избирательную кампанию, и кандидат, который сам носит газеты. Это разные возможности, разная узнаваемость и разная политическая борьба. Я на своей шкуре это ощутил, когда баллотировался в Государственную думу и шёл по одномандатному округу. Я понимаю, что такое бороться против огромного административного ресурса. В этом вся система заключается. Уже никто не вбрасывает бюллетени, это редкие случаи. 

Результата нужного кандидата добиваются легальными способами: пропагандой, средствами массовой информации, газетами. 

Финансовый заградительный барьер абсолютно честный, без фальсификаций, Панфилова ничего не фальсифицирует, но условия разные. Если в России у тебя есть рычаги, административные ресурсы, денежные возможности на пропаганду, на агитацию, ты можешь выпустить тысячи, сто тысяч газет, где будет написано, что ты большой молодец, что ты строишь детские сады, ремонтируешь подъезды, бабушек переводишь через пешеходный переход... В итоге — выиграешь выборы.

Это работа политтехнологов и больших финансовых возможностей человека, а не его заслуг с точки зрения образования или карьерного пути. Найти 25-летнего парня, который при этом владеет большим состоянием, которое он готов бросить на выборы… Таких немного. Поэтому без поддержки политической партии на выборах молодому человеку делать нечего. 

— Ты админресурсом пользовался когда-нибудь? 

— Только в том случае, если это на благо граждан и на благо партии. 

Например, не пускают меня в администрацию одного из районов города Москвы, потому что считают, что это неприёмный день, хотя есть право депутата на внеочередной приём даже у мэра Москвы, я не говорю про администрацию района. Здесь, понятное дело, включается административный ресурс. Полиция меня не может задержать, хотя я прохожу через турникет и, соответственно, не подчиняюсь требованиям охраны. 

Это ресурс, потому что обычный гражданин остался бы стоять около турникета, и если бы пошёл дальше, его задержала бы полиция. Меня не задержала полиция, потому что я являюсь депутатом Государственной думы. Это неправильно. Это плохо. 

Я решал вопрос граждан этого района касательно застройки. Решил отчасти — стройка сейчас заморожена. Я использовал административный ресурс, но ещё раз подчёркиваю — на благо людей, на благо партии. 

— Не на благо никогда не использовал? 

— Нет. 

— Мишустину во время заседания тебя представляли как самого молодого депутата. Не коробит? Словно марионеточная фигура...

— Я делаю очень много для того, чтобы с этим бороться. 

Если бы из рейтингов я был 449-й из 450 депутатов — были бы вопросы. Мол, Василий только молчит, рукой машет и ничего полезного не делает. Но я считаю, что делаю достаточно.

— Зачем ты пошёл в Госдуму? 

— Я хотел стать человеком, который будет транслировать взгляды молодёжи в Государственной думе.

Я много делаю, хожу на все политические митинги, которые проходят в Москве, неважно, кто их проводит: Навальный или Удальцов. Никто из депутатов этого больше не делает. Я не поддерживаю протестующих, я хочу понять специфику: почему они вышли против, какова причина. 

Специфика заключается в том, что, по моим подсчётам, 30—40% людей приходят, потому что знают проблему, из-за которой митинг. Они готовы дать какие-то конкретные предложения по ней. 70% людей приходят, потому что интересно.

— А эти поправки, которые люди готовы дать, ты их как-то собираешь? 

— Да. Мы общаемся и поправки вносим, если закон обсуждается во втором чтении или в третьем, когда на принятие он идёт. Понятное дело, что, так или иначе, всё равно всё упирается в партию большинства, но поправки, которые я собираю от людей, я всегда выношу. Понятное дело, что их не поддерживают. Но тоже сложно считать, если мы живём в таком демократическом формате… 

— Ты считаешь, что мы живём в демократии? 

— Смотри, были люди, которые недовольны блокировкой Telegram. Они выходили на акции протеста и считали, что диктуют условия. Если они вышли — надо разблокировать. Но Москва — это 15 млн населения, а в акции протеста участвуют 25—35 тыс. Это доли процентов. 

Я считаю, что с каждым, даже с одним человеком, надо считаться и слушать его мнение, поэтому хожу и слушаю, но если мы живём при формате, когда есть большинство и есть меньшинство, то, понятное дело, решает большинство. Я вношу от меньшинства поправки...

— Я правильно понял, что акции протеста неэффективны, потому что…

— Они неэффективны, потому что это меньшинство. На каждые 100 молодых парней будут 500 бабушек. Какие бы правильные вещи молодые ребята ни говорили, бабушки с ними не согласны. 

Конечно, надо давать возможность митингов всем, если это не мешает другим людям.

— Обычно тут сразу вспоминают Конституцию, свободу собраний… 

— Свобода собраний — это хорошо, если она не мешает другим людям. Спросите про свободу собраний автомобилистов, которые стоят несколько часов в пробке. Уверен, что они не особо рады тому, что люди, нарушая закон, выходят на улицы. 

Ещё раз подчёркиваю — я за то, чтобы разрешали всем. Но надо хотя бы заявку подавать. Навальному дали место проведения рядом с метро «Комсомольская». Зачем он людей повёл на Тверскую? Зачем? Потому что хочет определённым образом раскачать обстановку. 

— Зачем ему раскачивать обстановку? 

— Он добивается каких-то политических очков. Я за то, чтобы политическая борьба была честной. 

— А он нечестный? 

— Если он толкает людей на незаконные акции — это неправильно. Есть место, хорошее место. ЛДПР Сахарова не дают. Алексей партии своей не имеет, а ему дали: ставь звукоусиление, проводи сколько хочешь. 

Я смотрю на Навального как на своего оппонента, потому что я представляю ЛДПР, он представляет Фонд борьбы с коррупцией*, и во многом власти Москвы по отношению к нему действуют неверно. Тактика должна быть иная. Если вы хотите с ним бороться, надо бороться, а не запрещать. Давайте ему каждый день выступать в гайд-парке. Один митинг, второй митинг, пятый митинг, на шестой уже сил не хватит. Просто любая локация в центре Москвы — и митинг там так или иначе будет мешать другим гражданам. 

Ещё — безопасность. Слава богу, не было пока никаких ситуаций, когда коктейль Молотова бросили. А если бы? На митинге ЛДПР — металлоискатели и люди, которые занимаются охраной общественного порядка, чтобы никто на митинг не пронёс ни бомбу, ни оружие. На несогласованном митинге такого нет. Никто не может гарантировать, что террорист не принесёт туда оружие и не начнёт стрелять. Это тоже надо объяснять людям. Навальный же на очень многих вещах спекулирует. 

— А почему не подают? 

— Вот это мне больше всего интересно. Но это, наверное, вопрос к ним, а не ко мне. 

Если бы Алексей снял про то, что у Василия Власова где-то есть 15 коттеджей или 15 млрд незадекларированных доходов… 

— А есть? 

— Нет. 

Мне на время служебных полномочий выделяется служебное жильё — 48 метров, однокомнатная квартира формата студии. Квартира не в собственности, а на время исполнения полномочий депутата Государственной думы. В Госдуму — на автобусе в 8 утра.

— А обратно? 

— Тоже на автобусе. Есть право заказа служебной машины Ford Mondeo, но с утра автобус быстрее и проще. 

— А все депутаты на автобусе приезжают? 

— Большинство. Порядка 70%. Есть же ещё квартиры на Варшавском шоссе, у кого-то собственное жильё в Москве. 

Касательно зарплаты — большая часть уходит на какие-то партийные проекты, плюс ещё каждый депутат в ЛДПР сдаёт партийные взносы. Потом эти деньги идут на агитационные поезда ЛДПР, на приобретение атрибутики, на зарплаты юристам...

Чистыми остаётся порядка меньше 50%. Зарплата с вычетом всех налогов — около 350, соответственно, остаётся 100—150. Большая часть этого уходит на ипотеку. Взял на три года. Квартира стоила порядка 4,5 млн. Квартира на Новорижском шоссе, за Красногорском. В Москве дорогое жильё. 

— Деньги для тебя вообще важны? 

— Нет. На мне обычные кеды, штаны, майка с Жириновским. Часы, правда, Maurice Lacroix, модель 2010 года, но они мне были подарены до депутатских полномочий, чуть ли не в школе. 

— Кто подарил? 

— Секрет.

В любом случае они стоят намного дешевле, чем моя месячная средняя зарплата.

— Ты думаешь про следующий созыв? 

— Думаю, но вопрос же не много от меня зависит. Всё зависит от избирателей и от решения партии. 

— И партия? 

— Партия решение принимает на съезде. Понятное дело, что я стараюсь быть максимально полезным для ЛДПР. Два не самых простых участка работы — работа в соцсетях и курирование молодёжной организации ЛДПР, плюс достаточно серьёзный комитет по природным ресурсам, собственности и земельным отношениям.

Я занимаюсь всеми регионами Российской Федерации. В Хабаровском крае был на выборах губернатора, работая месяц. На последних выборах, в законодательное собрание, тоже около трёх недель там провёл. Я просто выезжаю в любой регион, где проходят серьёзные выборы, где необходима помощь нашему региональному отделению. Много где был: во Владимирской области, Смоленской, в Санкт-Петербурге. Очень часто, кстати, там бываю, потому что вхожу в кадровый резерв правительства Санкт-Петербурга. Мне предлагали там работу. 

— Почему отказался? 

— Депутат Государственной думы — это всё-таки федеральная фигура, а мне предлагали работу в исполнительной власти, один из комитетов. 

— Какой?

— Не могу сказать, это было бы некорректно, но предлагали, чтобы я его возглавил. Работа интересная, но это работа в Санкт-Петербурге. Исхожу из того, что как депутат смогу больше сделать для молодёжи и для ЛДПР. 

— Жириновский тебя в президенты выдвигал недавно. 

— Он выдвинул меня в президенты сначала в 2048-м, сегодня в 2042-м. Я потихонечку смещаюсь ближе и ближе, кто знает, может быть, до 2036 дойду...

— Тебе самому хочется? 

— Это я буду определять ближе к тем временам. От партии зависит. Если будет поддержка партии, то да, а сам по себе… 

• РИА Новости
• © Владимир Федоренко

— Фургал. 

— С Сергеем Ивановичем я лично достаточно давно знаком, но ситуация, которая сейчас происходит, мне непонятна. Я считаю, что сделано всё достаточно резко и неверно. Пока не было суда, мы ни одного человека не можем назвать убийцей, преступником или жуликом. 

— Ты веришь в обвинение? 

— Я не могу верить или не верить в обвинение. 

— Ты можешь своё мнение выразить. 

— Я даже своё мнение не могу высказывать. 

— Хорошо, ты когда услышал эту новость, у тебя какая была реакция? 

— Я не верю, что Сергей Иванович кого-то убивал. 

Понятное дело, что всё решает суд, но я исхожу из того, как я общался с этим человеком, работая в Государственной думе. У меня нет доступа к уликам, нет доступа к доказательной базе. 

Со стороны Сергей Иванович максимально положительное впечатление производит. Максимально положительное. Работая с ним в Хабаровском крае на выборах губернатора, я увидел, что у Фургала максимально большая поддержка среди населения. Таких губернаторов очень мало. Везде его знают, везде с ним здороваются.

Сейчас на него давят, заставляют выйти из партии... Это недопустимо. Когда человека обвиняют, а суда не было — это неправильно. Это должно соответствующие последствия иметь. Пока суда не было, обвинять никто не вправе.

Также по теме

«Призываю соблюдать социальную дистанцию»: комментарий врио губернатора Хабаровского края Михаила Дегтярёва

Временно исполняющий обязанности губернатора Хабаровского края Михаил Дегтярёв призвал граждан соблюдать социальную дистанцию, так как...

— Дегтярёв как вам?

— Управленец грамотный. Я с ним три года работал в комитете. Он прошёл большую школу кадрового резерва. Понятное дело, что я бы на его месте вёл как-то по-другому. Но мы с вами здесь, на Охотном Ряду, сидим. Нам легко рассуждать. Одно дело, когда ты общаешься на пресс-конференции с людьми, другое дело — когда у тебя под окнами люди на улице скандируют «Дегтярёв, выходи!». С такими людьми в таком формате общаться тяжело. Возможно, Михаилу Владимировичу стоило бы с ними общаться, но он принял другое решение.

— А ты бы вышел? 

— Я бы вышел.

Я считаю, что можно разговаривать и в таком формате. Можно выслушать человека. Хотя я в таких ситуациях сам был несколько раз: ты начинаешь одному человеку отвечать на его вопрос корректно, а ещё пять начинают спрашивать. Этот формат — неконтролируемый абсолютно хаос.

Я Михаилу Владимировичу желаю удачи на его новом посту. Он край взял в непростых условиях. Уверен, что были бы люди, которые бы отказались, понимая ситуацию в Хабаровском крае. А он согласился. Он потерял депутатский мандат, неприкосновенность, должность председателя комитета по физической культуре, спорту, туризму и делам молодёжи и поехал, не зная, чем всё закончится. Мы ему помогаем, но, ещё раз подчеркиваю, ситуация тяжёлая. Уверен, что у него получится ситуацию выпрямить. 

— Как твои родители относятся к работе?

— Положительно, но мы мало общаемся. Работы много, отец живёт в Новгородской области. А мама в Новой Москве. Мало времени для того, чтобы элементарно приехать. Они развелись, когда мне было ещё 12 лет, поэтому они в разных местах живут. 

— Тяжело переживал? 

— Наверное, любой человек тяжело переживает развод родителей.

Зато это отчасти даёт мне возможность, если обсуждаются законопроекты связанные с разводами, немножко по-другому их понимать… Это тоже опыт. 

— Когда ты плакал в последний раз?

— Когда были похороны одного близкого мне человека. 

— А во время развода? 

— Возможно. Я как-то воспринимал это в философском формате. В двенадцать лет особо философом не побудешь, но всё же. 

— За что тебе стыдно больше всего в жизни? 

— Стыдно? Бывает стыдно, что я не могу помочь человеку решить его проблему. Пишешь, пишешь, и без толку — администрация дубовая абсолютно. Вроде бы я депутат, есть полномочия, первый зампред комитета, но, например, расселить его дом я не могу. 

— И что делать? 

— Дальше продолжать, потому что какие у меня ещё могут быть рычаги? 

Я могу вилами зарубить кого-нибудь в администрации, но ничего хорошего из этого не выйдет — на его место придёт другой, а я уже не смогу ничем помочь этому человеку. 

Последний случай в Ленинградской области был: дом двухэтажный деревянный, две квартиры на дом. Несколько семей живут с маленькими детьми, очень дружелюбные люди, хотели меня пирожками накормить. Дом послевоенный, санузел на улице. Это XXI век, Гатчина, столица Ленинградской области! Дом разваливается. 

Я пишу письма: «Расселить!». Для того чтобы это сделать, необходимо провести комиссию, которая будет признавать степень износа дома. Степень износа признали 54%, а чтобы расселить деревянный дом — нужно 65. 11% разница. И люди живут без туалета, без санузла, в разваливающемся доме, которому хрен знает сколько лет, плюс ещё Ленинградская область очень дождливая, большая влажность, всё гниёт, запах… 

Я ничего не могу сделать. Мне говорят: «Мы по закону. Закон не позволяет внести его в зону расселения. Будет капитальный ремонт в 2024 году». Я в ответ: «До 2024 года дом либо полностью развалится, либо вы дождётесь 2023-го, будет износ 65%, и включите его в программу расселения, поставив в список домов, которые под расселение. Дальше жильцы ещё десять лет будут ждать, когда дом расселят». Нет же такого, что всё разваливается и его ставят первым. Его включают в программу, и все ждут дальше до бесконечности. Кому я только ни писал — все говорят: «Мы по закону работаем». Вот и всё. 

— Если представить, что тебе можно уйти в годовой отпуск и заняться чем-то, не обязательно связанным с работой.

— Я бы отправился в кругосветное путешествие по всему миру. 

Путешествие не в формате отдыха, а в формате экспедиции и изучения других стран. Я считаю, что политик должен быть всесторонне развит. Я против призывов жить только в России и никуда не выезжать. В каждой стране разные народы, разные города, разные отношения людей, разные системы управления и разные системы политические. Это всё очень интересно. 

— Возвращаясь к ситуации с домом деревянным, насколько ты себя беспомощным ощущаешь? 

— Беспомощным ощущаю, потому что люди на меня надеются. А эти... Они ждут договорённостей, что я должен сбавить свою риторику, за это дом расселят. Ещё бывает: «А, ты от ЛДПР — пиши запрос, мы тебе официально ответим». Не, к ним никаких претензий, они закон выполнили. Но вот это отношение... 

— Чего тебе дальше хочется? 

— Я работаю, есть результаты, работу будем усиливать, результаты будут лучше и серьёзнее. 

— Что за тест? 

— Тест Владимира Вольфовича Жириновского на COVID.

• RT

— А зачем он у тебя стоит? 

— Это эпоха. Коронавирус закончится рано или поздно, а этот тест останется тут как напоминание… В 2040 году я буду вспоминать, что был 2020 год, когда все дома сидели, в масках ходили, перчатки надевали, руки антисептиком протирали. Тест будет одним из напоминаний. 

— У тебя так много фотографий Владимира Вольфовича...

— Да, Владимир Вольфович для меня дорогой человек, мой руководитель, мой учитель. Кто-то портреты губернаторов у себя в кабинете вешает, кто-то — президента, у меня — Владимир Вольфович, мой лидер. 

— А недостатки у Владимира Вольфовича есть? 

— Нет, он все недостатки, которые, возможно, у него были, смог превратить в достоинства. Кто-то скажет «импульсивность», но это его достоинство. Он это использует. Это вообще ко всем относится. Задача главная человека — научиться свои недостатки превращать в достоинства.

— Как бы ты хотел умереть? 

— Быстро и безболезненно.

Я не исключаю, что люди моего возраста уже смогут интеллект переместить в цифровое пространство.

— Жить вечно?

— Это даже не про жить вечно. Мне интересно само по себе нахождение в информационном пространстве: как это будет выглядеть, как будет ощущаться. Это будет что-то уникальное, что ещё человеку не поддавалось. Это даже не с парашютом прыгнуть.

* Фонд борьбы с коррупцией включён в реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента, по решению Министерства юстиции РФ от 09.10.2019.