«Мне это всё глубоко противно»: журналистка «Радио Свобода» рассказала об увольнении по обвинению в харассменте

— С вами расторгли контракт из-за того, что ваш бывший коллега Антон Порваткин написал жалобу на вас?

— Я не расторгала контракт. Меня уволили. Мне «Почтой России» отправили документ о расторжении договора, без предупреждения.

— Как вы познакомились с Антоном? Как у вас складывались отношения?

— Я четыре года работала на «Радио Свобода»*. Антон пришёл на радио, может, год-полтора назад. Он пишет новости во вторую смену, а я снимающий журналист-телевизионщик. Мы практически не общались. Это один из тех людей в офисе, с кем у меня был минимум общения.

— По работе, по служебным обязанностям вы с ним не пересекались?

— У нас народ пересекался на офисной кухне, когда пили чай. Антон поначалу сам заходил на кухню, когда я там была, и пытался общаться со мной. Уверена, что инициатива в общении исходила от него. Я вообще не знала, кто это, как его зовут. И вот он на офисной кухне что-то пытался обсуждать, заводил разговоры.

— На какую тему он с вами говорил?

— Нейтральные какие-то вещи обсуждали. Историю, клип группы Rammstein. А потом он почему-то начал вести себя странновато: изображать обиженного, не здороваться. Я намного старше, подумала, что обидела чем-то человека, пыталась наладить общение. Но человек ещё больше изображал обиженного. Складывалось ощущение, что ему просто нужно было смоделировать, спровоцировать ситуацию.

— Не совсем понятна его мотивация. Если он с вами не пересекался, у него не было никакого повода вас подставить.

— Мотивация действительно непонятна. У меня были проблемные материалы, конфликтные сюжеты, расследования. Порой во время съёмок мне приходилось слышать угрозы, обещали устроить неприятности.

Я всё допускаю. Может быть, это какие-то недоброжелатели просто. Может, кто-то выполнял чей-то заказ.

— Вы думаете, что он мог быть материально заинтересован в том, чтобы вас уволили с «Радио Свобода»? Или он сам стал интересантом из-за одной из ваших публикаций, которая навредила ему косвенно или напрямую?

— Нет, ни одна публикация не могла ему навредить. Конечно, не могу утверждать, но очень странно, что мужчина готов так позориться. Думаю, у него была какая-то выгода. Я 20 лет в журналистике, ни с кем никаких проблем никогда не возникало. Со всеми можно было поговорить. А тут такая странность.

— Как я понимаю, Антон предоставил руководству какую-то переписку с вами. Вы утверждаете, что данная переписка могла быть подделана, сфальсифицирована. Можно посмотреть на эту переписку, она у вас сохранилась?

— Мне её не предоставили с самого начала. Я не знаю, о чём идёт речь. Мне прислали предупреждение о том, что я замечена во взаимоотношениях, которые другая сторона воспринимает как харассмент. Но на чём это основано, там не говорилось. Мне не показывали никаких скриншотов.

— Соответственно, у вас этой переписки тоже нет?

— Той, на которой они основывают свои обвинения, нет. Мне её никогда не показывали, я её никогда не видела.

— Вы переписывались с ним в неслужебное время, на нерабочие темы?

— В неслужебное — нет. Переписка была минимальная. Когда он перестал здороваться, обиделся, я пыталась выяснить, почему человек себя так странно ведёт. Думала, может, какой-то болезненно застенчивый влюблённый мальчик. Потом я стала думать, что он немножко не совсем здоров на голову. Не знаю, что это такое.

— Как он сам объяснил, почему он с вами не здоровается, почему ведёт себя неадекватно?

— Один раз я спросила у него на кухне: «Почему ты не здороваешься?». Он ответил: «Я никогда не прощаю». И удалился.

— Вышел из кухни?

— Да. По моим ощущениям, ему не особо хотелось со мной общаться. Кажется, ему нужно было изобразить, что между нами есть какой-то конфликт. Были ситуации, когда он специально заходил на кухню, когда я была там одна. Тогда он меня игнорировал. Или я, например, собираюсь идти к выходу, а он бежит к лифту. Получалось, что я вроде как иду за ним. Были моменты, когда он проявлял явное неуважение.

— До этого он проявлял к вам внимание как мужчина к женщине? Пытался обратить ваше внимание на себя?

— Какое там внимание мужчины к женщине? Может быть, что-то и было, но сейчас вообще пишут, что он нетрадиционной ориентации. Но я не знаю. Во-первых, у нас огромная разница в возрасте. Мне 44, ему 26. Может, какой-то и был интерес. Но по моим ощущениям, у него были отношения с кем-то, соответствующим его возрасту. Я ему зачем нужна? Я дружелюбно с ним общалась. Я люблю пообщаться, я человек добрый и открытый.

— То есть у вас не было оснований полагать, что он вас добивается, старается обратить на себя внимание как на мужчину?

— Возможно, он проявлял небольшой интерес как к женщине. Но добиваться чего-то, мне кажется, не собирался.

— Значит, нельзя сказать, что он пытался за вами ухаживать или оказывал какие-то знаки внимания?

— Скорее нет, чем да. У меня всё время было ощущение сфабрикованности всей этой ситуации.

• Facebook

— Какую роль, на ваш взгляд, в этой истории играет Евгения Назарец? Какую позицию она изначально заняла, как складывалось общение между вами? И к чему вы пришли в итоге?

— Пока работала, большую часть времени считала её хорошим руководителем. Но, когда дело коснулось обвинений и увольнения, у меня появились вопросы. Её именем было подписано предупреждение о харассменте. Я ответила, что считаю всё это ложью. Евгения мне заявила: «Мне от вас не требуется разъяснений, достаточно было ответить одним словом «ознакомлена».

Затем я отправила (главному редактору. — RT) собственные скриншоты переписки (с Антоном. — RT), но, к сожалению, у меня их мало сохранилось. Две недели не было никакого ответа. Потом я написала, что невозможно уже работать в такой обстановке. Она ответила, что, на её взгляд, у нас (с Антоном) «всё нормально» и она не собирается «разбираться в этих токсичных отношениях».

Не было никаких попыток провести внутреннее расследование, выяснить что-то. Его жалобу приняли как данность, а мои возражения не были приняты вообще.

— Как получилось, что вас уволили, расторгли с вами контракт?

— Евгения выбрала очень необычный способ для расторжения договора. Где только я ни работала, ни разу такое не встречалось. Письмо о расторжении договора со мной с 23 октября отправили «Почтой России». Никто о нём заранее не предупреждал. Отправили его, отнесли 29 октября. Шло письмо две недели. И эти две недели я не знала, что уже не работаю на «Радио Свобода».

Вишенкой на торте стало то, что письмо об увольнении продублировали на адрес моих родителей, на Урал. А ведь все знали, что я в Москве, что мне до офиса ехать полчаса и я могла бы сама забрать этот документ.

— Как отнеслись к этой ситуации ваши коллеги на «Радио Свобода»?

— Народ в основном промолчал. Я их понимаю. Наверное, они боятся потерять работу, нажить неприятности. Некоторые даже перестали отвечать мне в мессенджерах, просто в переписке.

— Какая атмосфера на тот момент была в редакции, как люди себя вели? Почему вы писали, что в таких условиях работать невозможно? Что вы подразумевали под этой фразой?

— Со всеми были хорошие отношения, народ достаточно адекватный. Многие понимали абсурдность ситуации, но предпочитали помалкивать. Некоторые хихикали. Сплетни «сарафанным радио» распространились. Может быть, их кто-то и до предупреждения официального распространял. Я от коллег как-то слышала, они обсуждали, что какая-то там любовная история, что-то такое. Немножко, по моим ощущениям, посмеивались.

— Это вы и подразумевали под невыносимыми условиями? Только эти насмешки за спиной или было что-то еще?

— Там всё в сумме было. Меня перестали отправлять на съёмки. Сказали, что недостаточно средств теперь у организации. При этом стали появляться один за другим новые проекты, новые люди. Даже уже сесть негде было. Но вот на съёмки с моим участием денег оказалось недостаточно.

— А другие корреспонденты ездили?

— Да. И другие корреспонденты, и даже два парня молодых, студенты. Потом пришло распоряжение, что внештатники не могут пользоваться корпоративным такси, должны ездить за собственный счёт на общественном транспорте.

— Вы были всё это время внештатным сотрудником?

— Да. И темы перестали мне одобрять. Я даже подходила к Назарец, спрашивала, что ж такое. Она ответила: «Ну вот, Нина, безденежье, ничего не поделаешь».

— После того как стало известно, что вы уволены, вы пытались пообщаться с Антоном? Может быть, он сам выходил на связь с вами? Пытался извиниться, как-то прояснить ситуацию?

— Нет, вообще никак. У нас уже два иска в Тверском суде. О трудовых отношениях и деловой репутации. И Антон даже ни разу не появлялся там, на судебных заседаниях. А его адвокат говорит, что его невозможно найти, потому что якобы он фрилансер, не бывает в офисе. Что, конечно, очень странно. Я его всегда во второй половине дня видела на работе своими глазами. Более того, он вычитывает новости в программе Марьяны Торочешниковой. И его лицо видно на экране, прямо напротив наших монтажек, ни с кем не спутаешь. Последняя такая запись 6 февраля 2020 года.

— Вы пытались с ним связаться после того, как вас уволили?

— Чтобы меня опять обвинили в каких-нибудь домогательствах? Зачем мне это надо?

— Как вы оцениваете шансы на победу в суде по вашим двум искам? Каковы ваши требования?

— Я бы хотела, чтобы мне принесли извинения, возместили ущерб. Потому что ущерб был, моральный.

Хочу, чтобы они признали, что у меня были трудовые отношения. Потому что сейчас они утверждают, что у нас все четыре года трудовых отношений не было. Мне это всё глубоко противно. Я впервые в жизни обратилась в суд, мне тяжело всё это вести, да и дорого, но раз начала, надо вести дело до конца.

RT отправил официальный запрос на имя главного редактора московского бюро «Радио Свобода» Евгении Назарец с просьбой представить доказательства харассмента со стороны Давлетзяновой, а также прокомментировать сложившуюся ситуацию. На момент публикации этого материала ответа со стороны Назарец в редакцию RT не поступило.

*СМИ, признанное иностранным агентом по решению Министерства юстиции РФ от 05.12.2017.