«Да... Слов нет, вроде бы всё и сами, однако и не без помощи незримых сил. Человеку важно верить — в заправдашнего Деда Мороза, к примеру. И вот он — сидит себе, принимает новогодний музыкальный душ! И Умка рядом с ним — тоже собирается на Ёлку, что-то под нос себе напевая, тычется тем самым носом в радиоприёмник!»
«Рязанов на роль предельно честного человека и руководителя поставил предельно честного человека и руководителя. Ведь руководить своей жизнью честно — то ж генеральская должность. Фрейндлих справилась».
«Как Булычёв это сделал, доподлинно никому не известно, — только вот сумел, запалил фитиль. И теперь чудится каждый раз, когда натыкаешься на «Можно попросить Нину?»: вот миг ещё — и рванёт. Разнесёт на куски голову: «А ну как они все сами нам позвонят? И всё у нас спросят? Что говорить будем? Как будем изворачиваться?»
«Так-то если, то был он маршалом. От писательского фронта, хоть и называл сам себя «рядовым необученным». Маршалом без звания. Маршалом с орденами Ленина, личными благодарностями Сталина, крепким рукопожатием Симонова и чёрной завистью всяких разных, но не тех, что под огнём. Те, что под огнём были-шли, — они письма ему писали, и он им отвечал».
«Воспел ли он Союз нерушимый? Да и не так чтоб очень. Он воспел нас с вами. Простых, понятных супергероев, совсем ничего не знающих о своём супергеройстве. Ещё он воспел жизнь, а он её любил, пусть и вопреки».
«Её именовали после Великой Победы Ленинградской Мадонной. Слава её, всенародное почитание были оглушительны, испепеляющи и абсолютно ей не нужны. Она отдала себя Стране Советов, той стране, что виделась ей в дивном, несбыточном мареве храма небесного. Она была из поколений сгоревших, из поколений принёсших себя в жертву».