Географ в Эрмитаже

Несколько дней назад я получил от своего друга глубоко потрясшее меня СМС-сообщение. А потому приведу здесь его полностью: «Стою в «Эрмитаже» напротив «Географа» Вермеера». То есть вот прям здесь, буквально в 4 часах езды на «Сапсане» находится одна из самых значительных картин Вермеера — и её просто можно посмотреть. Это не укладывалось у меня в голове.   

Нет, я знаю, что в «Эрмитаже» и собственная коллекция такая, что дух захватывает. Два Леонардо, два Джорджоне, пожалуй, лучшая в мире коллекция Рембрандта — только одного этого достаточно, чтобы бросить всё и поехать в Санкт-Петербург (а ведь там есть ещё отличная коллекция Тициана, есть Караваджо, Веласкес, редчайший Лука Лейденский и прочее и прочее). 

Но Вермеер — всё же дело особое. Тут есть свой особый миф и особая страсть. Какая-то особая притягательная сила, которая заставляет множество самых разных людей с одержимостью мечтать о том, чтобы, подобно герою романа Харриса «Ганнибал» Барни, «увидеть все картины Вермеера, какие есть на свете». 

Да, тут, конечно, важно, что их всего 35. То есть счётное и обозримое количество. При этом их всё-таки не 14, как у Леонардо, и они достаточно разбросаны по миру, чтобы их поиск был вызовом и делом жизни. 

Наверное, важен и миф, который так или иначе сложился вокруг картин этого не слишком знаменитого при жизни и почти забытого вплоть до ХХ века голландского художника. В том числе о подделках и их разоблачениях. Чего стоит одна только история Ван Мегерена, который поставил на поток создание и продажу картин Вермеера. Одну из них он в 1943 году умудрился продать за невероятную по меркам того времени сумму нацистскому лидеру Герману Герингу, на чём и погорел. В мае 1945 года он был обвинён в коллаборационизме, и ему ничего другого не оставалось, как признаться в обмане — срок за сотрудничество с нацистами грозил куда больший, чем он получил за обман и подделку. 

Всё это, разумеется, важно. Но есть ещё одна и, пожалуй, самая главная причина — сильнейший аффект от столкновения с чудом и сопричастности тайне. 

Собственно, на картинах Вермеера ничего интересного не нарисовано. Там нет ничего грандиозного, никакого сюжета, никакой истории. Почти на всех картинах одно и то же помещение и минимальное количество людей (за редким исключением — один человек). То есть ничего, за что обычно цепляется взгляд зрителя, что привлекает к себе внимание. Однако эти ничем не примечательные картины производят практически на любого зрителя сильнейшее впечатление. Чудо столкновения с чем-то таким, после чего уже нельзя ни мир, ни искусство воспринимать по-прежнему. 

У Вермеера почти нет картин на религиозные сюжеты. Кстати, Ван Мегерен самым активным образом восполнял именно этот пробел (Герингу он втюхал, например, картину «Христос и судьи»). Картины Вермеера подчёркнуто бытовые. Но среди охотников за Вермеером множество ревностных католиков и глубоко воцерковленных православных.

И вот прямо здесь (то есть в Санкт-Петербурге) и сейчас (всю осень) можно увидеть этого самого Вермеера. А ведь «Географ» — не просто одна из галочек в списке 35 картин Вермеера. Это одна из самых вермееровских, самых пронзительных его картин (и, кстати, одна из трёх подписанных и датированных самим автором). Всё та же комната, всё то же закрытое, геометрически очерченное пространство: шкаф, стены, шторы, покрывало. Всё то же окно и свет из окна — пронизывающий и освещающий по каким-то своим особым законам комнату и человека в халате. Человек этот, с циркулем в руке, склонился над картой и, приподняв голову, смотрит куда-то вдаль. 

Тут, наверное, стоило бы сравнить «Географа» с его двойником — «Астрономом» из Лувра, где свет идёт не из окна, а изнутри комнаты, где взгляд учёного направлен не вдаль, а на глобус звёздного неба. Или написать про предельную интимность и глобальную всемирность, которые в «Географе» перетекают друг в друга и порождаются друг другом. Или ничего такого не писать, а сказать простую мысль. Вермеер в «Эрмитаже» (как и Рафаэль в Москве) — это то, чего нам очень не хватало в последнее время. Потому что это очень круто. Потому что великое искусство. Потому что это большой и разнообразный христианский мир, частью которого мы являемся.