Он стоял горой-вершиной в профессии
В длинном и узком кабинете «Коммерсанта» на Хорошёвке было две стороны: на одной сидели мы, отдел преступности, то есть «преступники», на противной — «политики», соответственно — отдел политики. Из них самым ярким был бородатый дед в очках, который тихим голосом время от времени излагал очень смешные вещи. Это был 1990 год, и нам с «дедом» было по 31.
Скоро этот «дед» Максим Соколов с серьёзным видом напишет: «Просыпаюсь утром я с ощущеньем счастья…» — и де-факто положит конец советской власти. У него в голове было бесконечное количество терабайтов русского фольклора, а также оперных либретто и мифологических сюжетов — всё-таки он до работы в «Коммерсе» не был журналистом, а только специалистом по русской литературе XIX века и программистом. Гениальное решение Владимира Яковлева привлекать к созданию новой русской журналистики людей без опыта работы в советской прессе привело в нашу профессию таких людей, как Максим Юрьевич, Леонид Злотин и т. д., — тех, кто создал непередаваемо взрывной характер новой газеты.
Максим Соколов ещё опирался на читателя с хорошим советским образованием, на тех, кто читал книги, а не Е-буки и планшетики. Он привнёс в язык журналистики интеллектуальную игру и тонкую, но убийственную иронию, которая нынче в ремесле выродилась en masse в олимпиаду по хамству.
Вдруг в русскую журналистику вернулись Писарев и Белинский, и у них были лицо и борода Максима Соколова, который обработал эту традицию своими навыками и логикой программиста и предложил новым поколениям читателей. Люди с восторгом читали его тексты, где он жонглировал сюжетами и героями не только Гомера или легко и просто превращал арию из итальянской оперы в речь Зюганова, а напоследок добивал тонкими цитатами из документов большевиков или, что ещё жёстче, деятелей NSDAP.
Это он троллил первого «демократического» мэра Москвы Гавриила Попова «свирепым эллином», после чего газету стала читать и вторая половина столицы.
И только сегодня можно оценить мужество и точность публициста, который характеризует тогда ещё живого генерала Лебедя как «овцу в волчьей шкуре».
Максим был с нами и не с нами — Бог даровал ему мозги и талант, и поэтому он стоял горой-вершиной в профессии, а об эту гору мы сбили не одни ботинки, стараясь забраться ближе к вершине.
Каждый раз, когда ты переходил из одной редакции в другую, признаком того, что ты попал в правильное место, было то, что там уже, оказывается, трудится Максим Юрьевич.
Так было и с «Известиями» малютинской эпохи, так было и с RT, где внезапно оказались плечом к плечу спустя 30 лет и где он регулярно выступал колумнистом.
Со всем его академизмом и кажущейся отстранённостью от суеты он умудрялся каждый раз оказываться на самом активном, на самом верном участке фронта. В буквальном смысле слова.
И тут Максим Соколов вставил бы цитату из какой-нибудь оперы Моцарта «Идоменей».
А пока — я уверен — он тихо шутит с Хароном, отбывая от нас по убийственно тихим водам Стикса.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.