«Кино должно сниматься на площадке»: актёр Максим Лагашкин о работе онлайн, режиссёрах-пастухах и игре на барабанах

— Съёмки нового проекта с вашим участием, «Зоны дискомфорта», велись в самый разгар эпидемии коронавируса. Как проходила работа в этих условиях?

— В проекте снимаются всего два актёра: я и Анна Шепелева. Мы с Аней не пересекались на съёмочной площадке, общались онлайн, количество людей на съёмках было сведено к минимуму. Частично мы самостоятельно себя снимали, а есть часть, которую всё-таки снимал оператор. Все были в масках, в костюмах, с защитой: оператор, режиссёр — все.

— Вы играете сразу три роли. Почему было принято такое решение? Чтобы сократить количество людей на площадке?

— Ну, режиссёрский ход. Я согласился сниматься в этой картине, потом позвонили режиссёр и продюсер, говорят: «У нас есть такое предложение, как ты к этому отнесёшься?». Я это быстро подхватил, потому что такого никогда не было, это интересно — три абсолютно разноплановые роли.

— Сложно ли вам было справляться со всеми вашими персонажами, переходить из одного образа в другой?

— Не сказал бы, что сложно. Во-первых, я изменялся внешне. Это всяко помогает. Честно говоря, не могу эту историю анализировать, потому что у нас всё так стремительно произошло, что я сейчас даже несколько волнуюсь перед премьерой — как там получилось.

— Вам было комфортно работать в условиях ограничительных мер?

— Комфорт работы состоит из участников проекта.

Если быть откровенным, кино должно сниматься на площадке. Должна создаваться определённая атмосфера.

Это прекрасно, что сейчас родились такие идеи и проекты — что кинематограф подстроился и под эти обстоятельства. Но всё, достаточно! Нужно возвращаться на нормальные площадки и работать, как прежде.

• РИА Новости
• © Екатерина Чеснокова

— «Зона дискомфорта» — не первый ваш проект даже за этот год, который выходит на видеосервисе. Чем вас привлекают сериалы, которые снимаются для сети?

— В проектах для онлайн-сервисов сценарии часто гораздо интереснее, мощнее и смелее. И идея воплощается так, как она была задумана. У нас же что на телевидении порой происходит: идея хорошая, а потом в процессе производства всё начинает подрезаться. Здесь же полная свобода в реализации задуманного. То есть как придумано — так и будет снято.

— Жизнь героев «Зоны дискомфорта» значительно изменилась из-за пандемии. А как она повлияла на вашу жизнь?

— Никак. Не хочу, чтобы на меня такие вещи влияли, честно скажу. Нельзя поддаваться, менять свою жизнь под какую-то непонятную ситуацию. Я так же, слава богу, продолжаю работать. И даже в этих условиях живу полноценной жизнью, насколько это возможно. Хочу, чтобы так было у всех.

Также по теме

«Зритель очень соскучился по любимым актёрам»: российские кинотеатры откроются в середине июля

Российские кинотеатры откроются уже в середине июля. Об этом сообщил вице-премьер страны Дмитрий Чернышенко. При этом на всех...

— Ещё в одном сериале с вашим участием — «Чуме» — речь также идёт о самоизоляции, но уже в Средневековье. По-вашему, у людей из разных эпох в таких условиях возникают одни и те же чувства?

— Думаю, да. Когда вдруг начинают возникать всякие ограничения, для людей это всегда непросто. Что в Средневековье, что в наше время.

— Как вы выбираете проекты, в которых примете участие? Есть ли какие-то критерии?

— Всегда по-разному. Во-первых, смотря кто предлагает. Есть ряд режиссёров, и, если мне позвонит один из них, даже сценарий читать не буду, дам согласие. Допустим, Боря Хлебников, Саша Велединский, Максим Свешников, Андрей Джунковский... На пальцах одной руки можно пересчитать.

Во-вторых, история, сценарий. В третьих — команда. Кто делает, важно всегда, потому что один сценарий можно снять по-разному. Допустим, у Бори Хлебникова всегда крутая команда, каждого помню по имени. Там все просто на вес золота. И как профессионалы, и как люди.

Наконец сама роль. Играл я такое или нет? Если понимаю, что играл, начинаю смотреть, возможно ли сделать по-другому. Чтобы не повторяться.

— Когда вы играете отрицательных персонажей (как в «Аритмии»), вы стараетесь для себя найти оправдание их поведению и поступкам?

— Я просто не отношусь так к ролям. Мне как раз интересно, чтобы персонажи не были однозначно плохими или однозначно хорошими, как люди.

И я считаю, что в «Аритмии» мой герой в этой ситуации всё равно пытается помочь людям... где-то в нём всё равно есть человек. Нас такие окружают. Мы же не знаем, какие они на самом деле. Они просто живут в рамках регламента, который им указали профессия, закон или ещё кто-то свыше. Он, может быть, и рад поступить как человек, но не может, потому что ему надо жить по написанному.

Как раз у Бори Хлебникова все персонажи неоднозначные. Они где-то хорошие, где-то плохие. Разные, как и любой человек.

Я поэтому и говорю, что на телевидении у нас, как правило, есть модель сценариев. Главный герой — очень хороший, правильный, желательно 25—28 лет, не курит, не пьёт и весь по струночке живёт. И есть плохие люди. Которым тоже нельзя ни пить, ни курить, потому что в эфире такое не показывают. Но вроде как есть намёк на плохие привычки и поступки.

Чем хороши истории на платформах: там герои настоящие... и мы в них узнаём себя. Это народ цепляет. Мне кажется, какие-то самые хорошие вещи из советского кинематографа всё-таки прилетели в сегодняшний день. Это то, что артисты стали играть настоящих людей, а не каких-то правильных вымышленных, без сучка и задоринки.

• Facebook

— То есть всё возвращается на круги своя?

— Да, конечно. Особенно в последнее время. До недавнего времени было много неинтересных персонажей, которые разговаривали... ну, не как люди. А всё потому, что написано коряво. Приходилось на площадке переделывать текст под себя. Мы это называем «очеловечивать».

К вопросу сравнения телевидения и видеоплатформ: в случае с платформами я уже не помню, когда, прежде чем зайти в кадр, переделывал текст. Я все сцены знаю наизусть, потому что текст живой, настоящий. Понимаете разницу?

— А вы, когда «очеловечивали» текст, никогда не встречали сопротивления со стороны режиссёра?

— Если встречаю сопротивление, то просто для себя делаю выводы и больше с этими людьми не работаю. Если человек сидит и боится поменять букву, зачем он нужен? Это просто какой-то пастух, а не режиссёр.

У меня был такой опыт работы. Это ад. Но я всё равно всегда настаивал на своём. Я считаю, это правильно. Текст приходилось менять, потому что люди так просто не разговаривают. Или это инопланетяне, которые как-то оказались в российской глубинке? Тогда настаиваю на изменениях. Профессионалы поймут.

— Вы рассказывали, что играете на барабанах. Сохранилось ли у вас это увлечение?

— Да, периодически возвращается. Я даже выступал несколько раз с Сергеем Галаниным, группой «СерьГа» на огромную аудиторию. И скоро, когда всё это закончится, выступлю ещё с одной группой, очень известной и крутой. Но какой — позже скажу, когда самоизоляция завершится.

Это даже не хобби, а удовольствие, одно из любимых дел. Меня это очень сильно заводит и заряжает.

Выступления — огромное событие в моей жизни, потому что их свидетелями становится множество людей. А если выступлю с группой, про которую вам сейчас говорю, в зале могут быть до 20 тысяч...

Я скажу вам, почему музыканты не могут без живых выступлений. Онлайн-концерты — это здорово, но сложновато, наверное, через экран чувствовать энергию зрителя. А когда в тебя летит энергия от 15 тысяч человек... Как на концерте «Чайф» в «Олимпийском», где мы с Сашей Робаком пели вместе с ними песню. Просто ни с чем не сравнимое удовольствие, когда вся эта волна летит в тебя! Вот это — наркотик.