— Игорь Иванович, президент много раз утверждал, что при любых обстоятельствах Запад бы ударил по России санкциями, нужен был только предлог. Вероятно, таким образом он намекал, что к санкциям можно было подготовиться. Как вы в ВЭБ.РФ готовились к санкциям?
— Во-первых, с 2014 года ВЭБ.РФ находится под санкциями. Ни мы, ни другие кредитные организации в России не могли занимать на внешних рынках деньги сроком больше чем на две недели. Это, по сути, и были уже ограничительные меры.
Да, тогда ещё мы не были в SDN-списке (перечень лиц и компаний, активы которых заморожены в США, а гражданам Соединённых Штатов запрещено вести с ними бизнес. — RT) или в каких-то других аналогичных жёстких ограничениях. Но сейчас мы подошли к этому в первоклассном состоянии. У нас была высокая достаточность капитала, кристально чистый баланс, ликвидность, которая обеспечивает наш бизнес-портфель в течение нескольких месяцев. Главное — это подготовка и быть в отличной форме.
Мы были готовы и к проведению расчётов без использования системы SWIFT. Для этого Центральный банк заблаговременно разработал каналы связи. Мы, даже когда председательствовали в межбанковском объединении ШОС и БРИКС, активно продвигали систему, которую создал ЦБ. Предлагали её нашим партнёрам в разных странах, чтобы потом обмениваться данными по расчётам.
Помимо этой системы, у нас есть и другие инструменты, которые ещё остались с советского времени. Они, может быть, не настолько современные, но очень надёжные для того, чтобы обеспечить транзакции.
— Если говорить о всей стране в целом, насколько в условиях санкций отличается Россия в 2014 году и сейчас?
— Сильно отличается. Это другая экономика. Если даже вспомнить Россию 2008 года, мы пережили кризис, который сделал экономику сильнее. Мы все работали над тем, чтобы отказаться от слабостей в нашем экономическом построении.
Следующий удар произошёл в 2014 году, когда стали разворачиваться санкции. Конечно, с того времени страна прошла большой путь по импортозамещению, построению новых промышленных предприятий и технологических цепочек. Это серьёзная работа. Страна стала ещё более независимой в продовольственной и технологической безопасности.
Сейчас понятно, что нужно делать. Страна должна быть на 100% в безопасности по технологиям, производству критически необходимых элементов и продовольствию. Это наш долг, и, чтобы добиться данной цели, необходимо несколько лет тяжёлой упорной работы, высокой мобилизации, в том числе финансовых ресурсов.
— Вы знаете, есть подсчёты, согласно которым по масштабам и количеству ограничений Россия находится на первом месте в мире? Мы даже обогнали такие страны, как КНДР или Иран.
— Это не мы обогнали. Это Соединённые Штаты обогнали сами себя в принятии таких решений. Мы ни в каких гонках не участвовали и никого не обгоняли.
— Тем не менее экономическая модель уже начала перестраиваться. Мы сейчас на какой стадии этого пути?
— Мы сейчас в стадии адаптации. Но эта адаптация должна быть сопряжена с осознанием будущей новой модели развития. В ней будет очень высокая степень импортозамещения. Речь идёт не только о производстве критически необходимых элементов и технологий, но и о способности конкурировать на внешних рынках. Это будет одна из главных особенностей данного этапа развития.
Сейчас формируется новая повестка, о которой уже говорил президент. Это базовая инфраструктура, жилищное строительство, наука, образование, свобода предпринимательства и экономической жизни. Всё это элементы новой повестки, которая позволит нашей экономике стать значительно сильнее.
— Есть ощущение, что Москва сейчас как никогда далека от компромиссов с Западом. Раньше, как казалось, санкции были завязаны на вопросе Крыма, но сейчас всё зашло гораздо дальше. России что, вечно жить под санкциями? Какой, на ваш взгляд, самый лёгкий и жёсткий сценарий дальнейшего развития событий?
— Работу надо выстраивать, исходя из самого жёсткого сценария. Если обстоятельства будут складываться чуть легче, это будет давать нам больше манёвра. Но не надо себя расслаблять никакими лёгкими вариантами — их сейчас не предвидится.
Все планы развития страны должны базироваться на том, что мы можем делать сами и чем нам могут помочь те страны, которые не поддерживают санкции и готовы сотрудничать с Россией.
У России к настоящему моменту накоплено достаточно резервов, хотя часть из них нам сейчас, конечно, недоступна. Экономика достаточно удачно пережила несколько стресс-тестов. Они позволили нам усилить экономическую систему. Надо быть в хорошей форме и использовать наше богатство для того, чтобы форма стала ещё лучше. Безусловно, так и будет.
— Вы упомянули о том, что часть резервов нам сейчас недоступна. Однако на протяжении последних лет власти принимали множество мер с целью обезопасить наши денежные запасы. И теперь почти половина этих средств, около $300 млрд, оказались заблокированы. Как так получилось?
— Управление резервами — это сложная система. Сейчас, конечно, каждый может кинуть камень в адрес Центрального банка и Минфина, заявляя о том, что можно было спасти деньги и перевести их. Но всё не так просто. Создать богатство очень сложно, а сохранить — ещё сложнее.
Сейчас на это богатство наложен арест для того, чтобы люди жили хуже. Мы видим попытку посеять хаос среди нас, принудить граждан действовать против властей.
Финансовые власти работают в очень жёстких условиях, и сейчас, пока этот период адаптации идёт, надо поддерживать президента, правительство, и Центральный банк. Тогда мы выйдем из этой сложной ситуации, и когда-нибудь резервы будут разморожены, и станут доступны для развития нашей экономики. Я в этом абсолютно уверен. Сколько времени пройдёт до этого решения стран, которые ввели санкции, я не знаю, но это должно произойти.
— Удивило ли вас такое демонстративное решение западных компаний покинуть российский рынок? Настолько массовый уход иностранного бизнеса из РФ и перспектива введения внешнего управления имуществом покидающих страну компаний — это ведь настоящая революция.
— То, что это было сделано так быстро и эффективно, действительно удивило. Но свято место пусто не бывает. Предприятия будут работать так или иначе. Либо эти инвесторы вернутся и продолжат свою деятельность, либо всё будет в соответствии с обсуждаемым сейчас законом.
Основная его идея в том, чтобы предприятие работало. Нет никакой цели отнимать собственность у инвесторов. Президент как раз в своём выступлении сказал, что мы будем поступать цивилизованно, защищая права собственности. Для нас главное, чтобы предприятие не закрывалось.
Часто, если компания даже платит заработную плату, но приостанавливает работу, другие участники цепи поставок вынуждены закрывать свои предприятия, потому что никто не покупает их продукцию. Новый закон должен давать возможность и механизмы запускать предприятия, если они простаивают.
Это скорее политически мотивированное решение — уйти с рынка. Даже сами предприятия говорят, что они либо вынужденно закрываются из-за нарушенных логистических цепочек, либо испытывают давление от своих правительств или потребителей в других странах. Мы понимаем причины, по которым они закрываются, но мы с этим не можем мириться, потому что нам нужно обеспечивать свой рынок.
Этих инвесторов никто не выгоняет. Они должны принять для себя соответствующие решения. Можно было бы использовать институт доверительного управления, когда предприятие работает по определённым правилам, механизмам для того, чтобы инвестиция инвесторов не теряла в стоимости, коллектив был сохранён, заработная плата выплачивалась, работали все кооперационные связи. И может быть, даже платили дивиденды на специальный счёт, но предприятие должно работать.
— В какой-то момент витало в воздухе слово «национализация». Правильно ли следует понимать, что от этого пути мы отошли?
— Думаю, это было сделано, чтобы использовать не правовой термин, а какой-то более сильный и хлёсткий с целью произвести эффект. Но, насколько я понимаю ход дискуссии, ни о какой национализации разговора нет.
— Главный экономист ВЭБ.РФ в недавней статье для наших коллег определил потенциал сокращения экспорта РФ в западные страны до 14—15%. Сколько времени, на ваш взгляд, потребуется на переориентацию поставок из других стран, например Китая?
— В принципе это можно сделать очень быстро. Думаю, в течение нескольких месяцев.
— Как вы считаете, тот уровень санкционного давления, который мы имеем сейчас, уже полностью учтён в нынешнем курсе рубля?
— Сегодняшний уровень политико-психологического давления, наверное, отражает стоимость рубля. Но если вы посмотрите на движение капитала, сальдо торгового счёта, скорее всего, этот курс совершенно оторван от реальных макроэкономических трендов. В настоящих условиях рубль должен стоить значительно дороже.
— На этой неделе стало известно, что Минфин выплатил купонный доход по еврооблигациям в валюте. То есть наши западные партнёры всё-таки решили разморозить часть российских счетов, чтобы мы смогли погасить внешний долг. Правильно ли понимать, что мы избежали дефолта? Или это была, что называется, разовая акция?
— Дефолт скорее объявляют страны, которые должны были бы по своим обязательствам вернуть нам наши золотовалютные резервы. Но они называют это блокированием или замораживанием средств.
У нас достаточно денег. Позиция Минфина совершенно ясна: хотите получить выплаты процентов или погашение облигаций — получаете разрешение на разморозку части активов, принадлежащих Российской Федерации. Это позиционирование продлится какое-то время. Однако должен сказать, что у нас нет никаких проблем с погашением внешнего долга.
— Что вы можете сказать по поводу прогнозов экономистов, которые говорят, что падение ВВП России в текущем году может составить 8%, а инфляция достигнет 20%?
— Можно вспомнить данные 2009 года. ВВП упал на 8%, высокая инфляция, большие бюджетные расходы, но буквально через два-три года мы имели уже совершенно другую ситуацию. Не нужно отчаиваться. Будет это 8%, 4% или больше 8% — падение будет. Главное — это как обеспечить наилучший выход из фазы падения. В периоде адаптации нужно научиться запускать процессы, которые вытянут экономику, и введут её в фазу роста.
— То есть вы согласны с тем, что ситуация будет похожа на 2009 год?
— Не берусь судить. Всё зависит от того, насколько быстро мы начнём действовать. В 2009-м не было ни таких технологий, ни таких больших скоростей обмена информацией. Сейчас всё по-другому. Правда, не было и такого жёсткого санкционного давления, но рынки были практически закрыты, потому что весь мир вошёл в фазу очень жёстких экономических ограничений.
Мы сейчас вошли в фазу экономических ограничений по политическим мотивам. И в этом надо хорошо разбираться, но не сидеть и ждать в надежде на что-то лучшее. Необходимо работать.