— В первую очередь хотел бы выразить вам своё почтение. Рад видеть вас в здравии в Белграде и на свободе. У нас есть один общий друг — писатель Эдуард Лимонов. 17 марта исполнился ровно год, как его не стало. Вы хорошо его знали?
— Он был здесь нашим гостем в конце 1991 — в начале 1992 года, ездил в Республику Сербскую. Я ему организовал один ужин здесь, в Белграде, мы разговаривали, в Сербии опубликовано два или три его романа. Здесь он был очень популярен, как и на Западе. После этого я несколько раз ездил в Россию, но никогда с ним не встречался. Я не избегал встреч, с удовольствием встретился бы, если бы представилась такая возможность, но её не было.
— Эдуард до конца своей жизни всегда вспоминал все эти сербские встречи.
— Он очень хорошо был принят в Сербии, в Республике Сербской, посещал там бойцов на фронтах, делал заявления в поддержку сербского народа, и поэтому сербы его, я бы сказал, полюбили.
— Вы один из немногих политиков, которые сегодня ещё помнят времена Югославии, аккумулировали большой опыт и теперь, имея его, можете дать анализ той ситуации. Вы рассчитывали на объективность Гаагского суда, когда попали туда?
— Нет. Я знал, что этот суд крайне необъективен. Перед глазами у меня был процесс Слободана Милошевича, за которым я пристально наблюдал перед тем, как туда отправиться, и знал, что меня ждёт. Но я всё время был убеждён, что могу победить и выйду победителем. И я победил.
— Если бы сейчас была возможность переиграть всё заново, вы бы изменили что-то, чтобы не оказаться под трибуналом?
— Нет, у меня было бы намного больше опыта, и я был бы гораздо более эффективным. И достиг бы гораздо лучших результатов.
— Скажите, а как получилось, что выдали Радована Караджича?
– Его выдал большой предатель сербского народа Борис Тадич, когда был президентом республики, он выдал Стояна Жуплянина, Радована Караджича, Ратко Младича и Горана Хаджича. Он один из самых крупных сербских предателей, вместе с Зораном Джинджичем, который до этого выдал Милошевича и ещё нескольких сербов.
— Ему что-то обещали за это?
— Плата Зорану Джинджичу была пять или десять миллионов долларов за то, что выдал Милошевича. А какая была для Тадича, не знаю. Я уже был в Гааге. Но Зорана Джинджича настигла Божья кара.
— Что касается Милошевича, в Сербии сейчас есть определённая идеализация Милошевича, но ведь Милошевич тоже допустил серьёзные ошибки? Расскажите о феномене бывшего президента.
— Милошевич совершал много ошибок, это действительно так. У нас были периоды тесного сотрудничества и коалиции, но были у нас и периоды жёстких столкновений. Но я очень ценю и уважаю то, что сделал Милошевич в Гаагском трибунале, и думаю, что он умер там, защищая Сербию и сербов. Это я очень ценю. Я думаю, что он заслужил большой памятник в центре Белграда. Об ошибках я, конечно, часто говорил, опубликовал те выступления и в своих книгах.
— Спрошу прямо: кто виноват в распаде Югославии?
— Германия и Ватикан. Хорваты этого хотели, словенцы хотели. Они были использованы в качестве инструмента. Затем западные силы пошли за Германией и Ватиканом. Коварную роль сыграл бывший посол США в Ватикане Мелади, который значительно повлиял на изменение политики США. Вначале американцы были против распада Югославии, но под его влиянием сделали разворот. Мелади опубликовал книгу о своих днях в качестве посла в Ватикане. И он открыто признаёт всю свою деятельность.
— Насколько я знаю, здесь роль сыграл ещё и Горбачёв, когда позволил объединиться двум Германиям.
— К сожалению, Горбачёв самый большой ущерб нанёс России, а тем самым и Сербии. Мне не жаль, что он отменил коммунизм в России, но жаль, что своей политикой привёл к распаду государства. А затем это закончил Борис Ельцин. Он открыто об этом говорил. Я считаю, что Ельцин — один из самых больших предателей русского народа. Советский Союз мог существовать дальше и без коммунистической диктатуры. И ни один народ искренне не хотел распада Советского Союза, кроме, возможно, балтийских народов.
— Всё же идеология была неким скрепляющим элементом как в Югославии, так и в Советском Союзе...
— Да, и идеология, но народы научились жить вместе. Тот режим действительно был тоталитарным, но он эмансипировал народы Средней Азии, привёл их к европейской цивилизации, но не был против их веры, уважал их веру. Это многое значит. Как видите, сейчас панисламизм тяжелее всего проникает в эти среднеазиатские страны, потому что они не склонны к этому. Они строят цивилизованное гражданское общество, но и берегут свою веру, которая нам, конечно, не мешает. Нам ни одна вера не мешает, если она уважает гуманистические ценности. Мы, сербы, в этом смысле никогда не были исключением.
— Есть ли надежда на полное возвращение Косова? И при каких условиях?
— Нет, американцы опять оказывают давление на нас, требуют признания независимости Косова. Мы думаем, что этого не будет. Мы прежде всего надеемся на поддержку России, затем — Китая. Китай избегает вмешательства в военной сфере на европейской территории, но драгоценной является его экономическая помощь, его инвестиции, особенно учитывая то, что он спас от исчезновения два плавильных завода — Смедеревский металлургический завод и медеплавильный завод в Боре. И этим они увеличили экспорт Сербии. Раньше мы тратили миллиарды, чтобы только выплатить зарплаты работникам. Но Россия нам сильно помогает и в военном, и в политическом плане, она нам помогла в вооружении нашей армии. Наша армия сейчас намного сильнее, чем восемь лет назад. Проосманский прозападный режим играл на уничтожение, а сейчас армия быстро восстанавливается.
— Как вы считаете, армия при Слободане Милошевиче и армия сейчас равнозначны?
— У Милошевича были проблемы с коммунистической армией, которая была антисербской. Однако с 1992 года, с момента, когда он взял контроль над армией, до 1998-го мы её обновили. В 1999-м, когда началась бомбардировка, у нас была сильная армия, но у нас не было современного оружия для противовоздушной обороны. У нас было огромное количество танков, бронетехники, людей, готовых к борьбе, хороших офицеров, поэтому НАТО не посмело вторгнуться наземными войсками.
И затем прозападные режимы Зорана Джинджича, Коштуницы, Тадича всё это погубили. И мы практически остались без армии. Режим Вучича это исправляет. Вы знаете, Вучич когда-то был членом нашей партии. Когда я был в Гааге, он из неё вышел. Однако, несмотря на это, мы поддерживаем все его хорошие начинания: союз с Россией, с Китаем, закупку вооружения, инвестиции. Он утверждает, что никогда не признает независимость Косова, и мы его ловим на слове.
— Как вы считаете, Вучич — пророссийский или прозападный?
— Они пришли к власти как прозападные. Но Вучич, когда был у нас, был пророссийским. Он из русофильской семьи. Знаю его отца и мать. Его отец — большой русофил. Вучич боялся, когда сообщалось о том, что я возвращаюсь из Гааги, что меня отправляют американцы, чтобы я его сверг. Нет, я приехал, критиковал режим. Хотя я повлиял на то, чтобы свергнуть Томислава Николича. Он был большим дураком и сразу же связался с криминалом. Но в отношении Вучича я занял конструктивную позицию. С 2015 года и далее он всё больше становился открыто пророссийским. Ещё недостаточно, на мой взгляд, но постепенно двигается в этом направлении. Получил от президента Владимира Путина высокую награду.
— Возможен ли в Сербии приход прозападного, пронатовского правительства в обозримом будущем?
— Возможен. И я постоянно предупреждаю Вучича, критикую тех министров, которые прозападно ориентированы. У народа эти партии не могут получить поддержку. Но проблема в том, что если уберут Вучича, то к власти придут прозападно настроенные люди, это опасно. Поэтому не нужно держать таких людей в правительстве.
— Боль из-за бомбардировок Югославии 1999 года является таким сдерживающим фактором?
— Большинство сербов против Евросоюза. Больше всего за Евросоюз выступают представители национальных меньшинств. Конечно, есть много сербов, ориентированных в сторону Запада, но огромное большинство против Евросоюза, а 90% — против вступления Сербии в НАТО.
— Каково сейчас положение сербов в косовских анклавах?
— Они больше всего надежд питают в отношении России. Они убеждены в том, что Россия никогда не позволит принять Косово в ООН. А это для нас важнее всего. Нужно усилить экономику, стабилизировать Сербию, продолжать обучать военных. И наступит момент для решения этого вопроса.
— Вы упомянули, что ставите задачу, чтобы Косово не попало в ООН. А какая ещё ведётся работа, чтобы не допустить развитие этого квазигосударства?
— Косово никогда не будет серьёзным государством. Оно в руках мафии. Режимы меняются, но одна мафия сменяет другую. Многие страны отозвали признание. Надеюсь, что их будет ещё больше. Некоторые признали (как, например, Египет), но нигде не голосуют за Косово в международных организациях.
— Почему, на ваш взгляд, сейчас судят в том числе и косовских боевиков?
— Они пробуют устранить ту линию, которая была главной в войне. Они все скомпрометированы криминалом и убийствами. По моим оценкам, они убили намного больше албанцев, чем гражданских сербов. Они мешают. Важно их убрать из политики. Но думаю, что их не будут там долго держать. Они не сербы, чтобы отсиживать в тюрьме по 20, 30 и 40 лет.
— За чей счёт вообще живёт Косово?
— В основном за счёт средств от албанских гастарбайтеров. У Косова нет никакой промышленности, совсем немного сельского хозяйства, но этого недостаточно. Не могут своё население прокормить. Но у них большая диаспора, и люди отправляют денежные средства. И получают много помощи от западных стран.
— А какие перспективы у сербов, которые попали под трибунал и находятся сейчас в тюрьме? Можно ли ожидать, что их будут отпускать, или это закрытая для Запада история?
— Мы ждём, что в один момент Россия в Совете Безопасности ООН скажет: «Хватит!» И наложит вето на дальнейшее финансирование Гаагского трибунала. Я думаю, что это единственный выход.
— Как вы в целом оцениваете отношения России и Сербии на данный момент, в данном историческом периоде?
— Если бы наша партия была у власти, я оцениваю, что было бы несравнимо лучше, чем сейчас. Сейчас отношения, конечно, хорошие, но могли бы быть ещё лучше. Время от времени происходит такое, что кто-то в наших отношениях что-то портит.
— А известно ли вам что-то о судьбах сербских добровольцев, которые воевали на стороне народных республик в Донбассе?
— Насколько я знаю, никто не получил тюремный срок. Хотя и существует закон, который запрещает такую деятельность.
— Значит, правительство относится с пониманием к этим людям?
— С некоторой толерантностью. А мы, сербские радикалы, поддерживаем это.
— Какие отношения между Украиной и Сербией?
— Терпимые. К сожалению, в Белграде до сих пор не признали, что Крым является частью России. Но мы боремся за то, чтобы он был признан как можно скорее. Мы сразу, с первого момента сказали, что Крым — российский. Также мы поддерживаем и Донецк, и Луганск. Я даже получил награду за эту мою приверженность.
— А похожа ли сейчас ситуация в Донбассе на то, что было в Югославии в 1990-е годы?
— Нет, у нас там было всё намного хуже. Во-первых, американцы вывели из строя все сербские радары и системы связи, а затем хорваты начали нападение. А Донбасс, Донецк и Луганск имеют за спиной поддержку. Я не думаю, что Россия бы позволила, чтобы людей давили танками. Не позволит из понятий репутации и чести. А это важная часть русского народа, да и сербского народа тоже.
В 1751 году было большое переселение сербов из Австро-Венгрии в Российскую империю. И они поселились на территории сегодняшней Украины. Целый район под сегодняшним Луганском называется Славяносербский. Когда я первый раз был на Украине, в 1979 году, я был на мемориальном кладбище освободителей Киева и увидел там много сербских фамилий. Это были известные офицеры Советской армии. Кроме того, в России есть много моих родственников, чьи фамилии Шешель, чаще — Шешельевич.
— Вы выступали во время судебного процесса в Гааге и сказали, что агрессия НАТО против Югославии — это пролог к аналогичной агрессии против России. У вас поменялась позиция по этому вопросу?
— И сегодня я думаю так же. Запад ещё не отказался от разрушения России, если представится благоприятная возможность.
— А политика санкций, которая сейчас ведётся, эта экономическая война против России — как вы считаете, она успешна? Что-то изменит или нет?
— Нет. Она не успешна. Насколько мне известно, благодаря этим санкциям Россия развила своё сельское хозяйство.
Зачем ей ввозить из Европы, когда она сама может производить всё, что ей нужно из продуктов питания? Лёгкая промышленность. Раньше Россия отставала. У неё была развитая тяжёлая промышленность. Сейчас она развила и лёгкую промышленность. Значит, для неё санкции были полезным стимулом для дальнейшего экономического развития.
Насколько сильна российская наука, говорят самые современные боевые системы, которые намного превосходят американские. Мне приятно, что союз между Россией и Китаем всё сильнее. И в один момент Америке поставят мат. Безусловно, я против военного исхода. Но уж слишком долго Америка была международным жандармом.
— Как вы считаете, Вашингтон и в целом коллективный Запад могут испортить отношения России и Сербии?
— Они открыто требуют, чтобы мы прекратили дружественные отношения с Россией. Но сегодня власти Сербии всё ещё отклоняют эти требования. Мы за более интенсивные отношения. Мы за вхождение в ОДКБ, за восточно-европейскую интеграцию.
Поэтому мы за то, чтобы Сербия как можно больше интегрировалась с Россией.
Конечно, сейчас мы придерживаемся своей индивидуальности — членство в ООН, внутренняя политика. Но мы за совместные внешнеполитические дела, армию, монетарную политику. Следовательно, мы хотим интегрироваться, как Белоруссия сегодня, даже ещё больше.
— Я даже помню, накануне войны Милошевич хотел присоединиться к союзу России и Белоруссии.
— Я это больше всего продвигал в правительстве Сербии. Мы были тогда в коалиции с Милошевичем. И я ездил во главе делегации в Минск, когда мы официально запрашивали членство. Тогда мы получили статус наблюдателя, членство мы запрашивали через несколько дней решением союзного парламента после начала бомбардировки. Однако после путча 5 октября новый председатель Веча граждан, нижней палаты союзного парламента, Драголюб Мичунович направил письмо, в котором говорилось, что Союзная Республика Югославия от этого отказывается. Но он не спросил при этом ни одного депутата. Мы, сербские радикалы, это бы сильно ускорили.
Кто-то говорит, что нет территориального сообщения с Россией и это трудно. Что сегодня значит территориальное сообщение? Есть воздушное сообщение, есть Дунай. Россия однажды молчаливо переступила через то, что румыны не разрешили доставить по Дунаю танки в Сербию. Но разрешила Болгария. Но если ни та, ни другая страна не разрешит, а русские самолёты начнут нам доставлять военную помощь, кто их остановит? Поэтому меня это не беспокоит. Я хочу только, чтобы мы были настолько близки, чтобы Россия защищала Сербию как себя, а и Сербия точно так же защищала Россию. Моё заявление, которое я постоянно повторяю и в Народной скупщине, и на телевидении, и в других местах, и сербским радикалам: Сербия — родина, а Россия — мать.
— Сейчас многие политики, например Эммануэль Макрон, говорят о создании европейской армии, о том, что блок НАТО исчерпал себя. Как вы считаете, что будет собой представлять в перспективе коллективный Запад? Останется ли Евросоюз, останется ли НАТО?
— Нет, они распадутся. Если бы остался Трамп, то распался бы блок НАТО. А Трамп вернётся.
А Евросоюз уже начал распадаться. Он никогда не оправится от выхода Великобритании. Венгры всё больше недовольны, итальянцы, испанцы. Даже поляки. Поляки всё время враждебно ориентированы по отношению к России. А это потому, что у них нет политического ума. У России нет к Польше никаких претензий. Сталин точно определил польские границы: что украинское, что белорусское, а что польское. У Польши будут проблемы с немцами, которые никогда не смирятся с потерей Силезии, Данцига и других частей. И если кому и нужен союз с Россией, так это полякам. Но их католическая вера развила такую ненависть к России, что это тяжело искоренить.
Представьте, какого прогресса достигли бы сейчас Литва, Латвия и Эстония, если бы они вошли в Российскую Федерацию. Они бы просто расцвели. У них хорошее географическое положение, Россия бы туда инвестировала — и всё бы процветало. А так они борются за мелкую подачку Запада, которая иногда будет, а иногда нет. Чаще её не будет.
— Каким должен быть справедливый мир на Балканах?
— Справедливого мира тяжело достичь. Мы ещё долго его не достигнем. Свободная Республика Сербская Краина, Босния и Герцеговина, чтобы вернулась Черногория. В Черногории живут сербы. Вновь интегрировать Косово. Только тогда был бы этот справедливый мир.