— Как вы получаете данные о раненых и погибших в результате артобстрелов?
— С первых дней работы мы столкнулись с тем, что информация разрозненная, неполная и находится в разных ведомствах. В условиях продолжающегося вооружённого конфликта (особенно в 2014—2015 годах) никто не вёл точного учёта. Поэтому наша общественная организация стала заниматься фиксацией подобных фактов и вести свой учёт. Наша основная работа заключается в том, чтобы собрать сведения, опросить пострадавших или их родственников и очевидцев. Информацию об обстрелах мы получаем из СМИ и из официальных сообщений правоохранительных органов, а также из сообщений Совместного центра по контролю и координации.
Если при обстреле погибли или пострадали люди, мы, как правило, выезжаем на место происшествия, чтобы зафиксировать факт обстрела, определить, откуда он производился, опросить свидетелей и потерпевших. Дальше осуществляется сбор документов, подтверждающих факт гибели или ранения, — в основном это медицинские документы. Нам важно подтвердить, что человек получил ранение или был убит. Также к делу мы приобщаем фото и видеорепортажи журналистов. И все собранные нами материалы направляются в Международный уголовный суд.
— Почему именно туда?
— Международный уголовный суд привлекает к ответственности за преступления против человечности, военные преступления, преступления геноцида. Дополнительными протоколами к Женевским конвенциям определено, что мирные граждане не должны являться объектом нападения. Запрещаются акты насилия или угрозы насилием, имеющие основной целью терроризировать гражданское население, а также применение оружия неизбирательного действия. В соответствии с ч. 2 (п. «с» и «е») ст. 8 Римского статута, к военным преступлениям также относится умышленное нанесение ударов по гражданскому населению, по гражданским объектам.
Мы считаем, что обстрелы таких населённых пунктов, как Коминтерново, Саханка, Ленинское и других, носят террористический характер, потому что их обстреливают по несколько раз в день. За это кто-то должен нести ответственность. Обычно это первые лица государства или высший командный состав. Наша задача — предоставить достоверные и объективные факты Международному уголовному суду и добиться возбуждения уголовного производства.
— Сколько материалов уже передано в Международный уголовный суд?
— Мы уже передали в суд материалы более чем по 1,8 тыс. пострадавших.
— Есть ли перспективы возбуждения уголовного производства? И на каком основании суд может в этом отказать?
— Мы надеемся, что перспективы есть, так как, кроме нас, данными фактами располагает миссия ОБСЕ и миссия Управления верховного комиссара ООН по правам человека, что отражается в их отчётах и докладах. Насколько мне известно, доклады ООН регулярно направляются прокурору Международного уголовного суда. Но вот когда будет начато расследование, это, наверное, одному Богу известно. Ждём и продолжаем активно работать.
На мой взгляд, в нашем случае политика имеет больший вес, чем право. Свежий пример — отказ Международного уголовного суда возбуждать дело в отношении американских военных за преступления, совершённые в Афганистане. Американская сторона заявила, что если Международный уголовный суд возбудит дело, то все, кто в этом будет принимать участие, попадут под санкции США, и суд отказал прокурору Международного уголовного суда в санкции на проведение расследования. О каком справедливом правосудии мы можем говорить в такой ситуации? Но Украина — это не США, так что надежда умирает последней.
— Какие жалобы вы направляете в Европейский суд по правам человека?
— Существует Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод, участником которой является Украина. За нарушение норм этой конвенции Европейский суд выносит решение в отношении государства, а не какого-то конкретного должностного лица. Решения ЕСПЧ носят компенсационный характер. Подаваемые жалобы в основном связаны с разрушением жилья и уничтожением другого имущества в результате артиллерийских обстрелов. Люди, которые получили ранения или у которых погибли родственники, также вправе обращаться в ЕСПЧ.
— Что нужно для подачи жалобы в ЕСПЧ?
— В первую очередь это сведения о событии: при каких обстоятельствах и какими действиями был причинён вред. А дальше — целый пакет подтверждающих документов, включающий фотографии и акты, свидетельствующие о разрушении или уничтожении имущества. Копии медицинских документов, подтверждение размера причинённого материального вреда. Эти сведения необходимы для заполнения формуляра. В него вносится юридическое обоснование, после чего его подписывает заявитель.
— Какое количество сотрудников «Справедливой защиты» обрабатывает эти данные?
— По каждому из направлений — по ЕСПЧ и Международному уголовному суду — работают по четыре человека.
— Все они юристы?
— Нет, не все. Есть люди с экономическим или политологическим образованием. В нашей работе главное — умение общаться с людьми и собирать достоверную информацию. Естественно, тексты направляемых в международные инстанции заявлений и жалоб готовят специалисты в области права.
— Сколько жалоб подано в ЕСПЧ от пострадавших граждан ДНР?
— На сегодняшний день — более 3,7 тыс. жалоб.
— А сколько из них уже рассмотрено?
— Ни одной. Но мы регулярно получаем уведомления об их регистрации. Этап судебного производства, который предшествует сообщению о жалобе властям государства-ответчика, может занимать до пяти-семи лет. Только после этого жалоба начинает рассматриваться. Наибольший приоритет имеют дела, связанные с жизнью человека и его здоровьем. Все остальные — в порядке поступления. Но почему-то в нашем случае Европейский суд не спешит извещать о жалобах украинские власти. По всей видимости из-за того, что конфликт ещё не закончен. На мой взгляд, если бы международные судебные инстанции были порасторопней, сам факт открытия производства в Международном уголовном суде или начала рассмотрения в ЕСПЧ существенно бы снизил интенсивность беспорядочных обстрелов гражданских объектов и сохранил бы жизни мирных граждан.
— Есть наказания за невыполнение решений Европейского суда?
— Естественно. Решение суда должно быть выполнено в течение трёх месяцев после того, как оно поступит к органам исполнительной власти страны-ответчика. Как правило, решения выполняются, денежные средства выплачиваются. Если нет, то Кабинет министров Совета Европы может применить санкции, вплоть до исключения, например, из Совета Европы. Но на практике я такого ещё не встречал.
— Сотрудничаете ли вы с международными наблюдателями, которые работают в Донбассе? Они делятся информацией?
— Я бы не сказал, что мы сотрудничаем, но они достаточно полно осведомлены о нашей деятельности, так как с представителями миссии ООН мы встречаемся на регулярной основе и в своей работе используем отчасти и их методологию. А также передаём им информацию, связанную с нарушением прав человека на подконтрольной Украине территории. Как правило, они на это реагируют и проводят своё расследование. Для подтверждения какого-либо факта им достаточно разговора с потерпевшим, родственником, свидетелем или врачом. Если есть документальное подтверждение — хорошо, нет — ничего страшного. Они зафиксировали случай, и факт считается подтверждённым как полученный из источника, заслуживающего доверия.
— С какими трудностями приходится сталкиваться при работе непосредственно с пострадавшими?
— Основная трудность — это уговорить людей дать показания, чтобы обратиться в международную инстанцию. Люди ведь уже устали от войны, они никому не верят. Многие ездят на территорию Украины и боятся, что к ним будут применены какие-то санкции. Находясь на территории Украины, они также боятся сообщить о своей трагедии правоохранительным органам Украины, так как им придётся фактически обвинить украинскую сторону в причинении ранения или в смерти своего родственника. Они боятся, что после такого заявления их обратно не выпустят, а ещё и, не дай бог, задержат.