«Он в Бога верит, ему ничего не будет»: боец из Курской области хотел стать монахом, но ушёл на СВО
Уроженец Курской области ушёл из монастыря воевать на СВО

- © Фото из личного архива
«Я рано женился, — делится деталями личной жизни Рудольф. — В 18 лет. Взял жену беременной, а со временем она снова начала общаться с отцом ребёнка и в итоге вернулась к нему. Для меня это было тяжёлым ударом, и утешение я нашёл в монастыре».
Сначала он был трудником в монастыре в Осетии, затем в Карачаево-Черкесии. Там он нашёл духовного отца и решил всерьёз связать жизнь со служением Богу, навсегда уйдя от мира. Но когда в 2014 году заполыхал Донбасс, Рудольф понял, что не может оставаться в стороне.
«Я никогда не мечтал служить в армии, — улыбается он. — Но когда стал узнавать, что там происходит, как убивают детей, женщин, как насилуют и издеваются на мирными людьми, понял, что моё место на войне».
Позывной Монах
Рудольф сражался с ВСУ под Луганском. Позывной Монах приклеился к нему сразу. Воевал он в разведке. Воевал — и молился. Уговаривал друзей не использовать мат, мазал крестики елеем, учил молитве боевых товарищей. После того как накал боёв спал, занялся гуманитарной помощью.

- © Фото из личного архива
В 2022 году, с началом СВО, снова поехал с миссией — теперь уже под Донецк.
«Повёз под Авдеевку одному добровольческому подразделению помощь, там с ними и остался. Но тогда я воевал недолго — уже 26 марта поймал осколок 120-й (мины. — RT) под лопатку», — рассказывает Монах.
Рудольф подлечился и пошёл в военкомат, где ему отказали: он не служил срочную. Тогда он пошёл в добровольческие части, записался в БАРС и попал под Марьинку.
От тех боёв остались воспоминания о вражеских трупах. За телами убитых вэсэушников он с товарищами долгое время укрывался как за бруствером. Да ещё не забыть друга-муллу, с которым они вели богословские диспуты. «Добрый, очень тихий человек», — уточняет Монах. Тот тихий человек навсегда остался под Марьинкой — пал за освобождение Донбасса.
Рудольфа там ранили. «Был коротенький бой, а потом мы присели — и по нам прилетела «полька». Сидел на бревне, а после взрыва у меня ноги выше головы оказались, в воронку меня буквально вбило. Дыра в груди была огромная», — он показывает шрам чуть ниже ключицы.
Это было в октябре 2023 года, а в 2024 году Монах снова отправился в военкомат. На этот раз его приняли по контракту с Минобороны. Вместе с ним пошёл его друг и сосед Сашка. После учебки они оказались на Харьковском направлении.
Там ему довелось спасать людей — силой веры.
«Пошли мы на позиции, — рассказывает Рудольф. — я, Саня и Барсик. А тут коптер за нами начал гоняться. Мы побежали, он сброс сделал, но не попал. Смотрим, а на перекрёстке, куда нам надо, «лисья нора» вырыта и в ней окопная свеча. Там два парня раненых: один — якут, второй — русский со сломанной ключицей, это по ним «Баба-яга» (тяжёлый дрон. — RT) сброс сделала. Эти пацаны ждали, когда у хохлов будет пересменка, чтобы по-серому выйти. Целый день мы там сидели на морозе, а по нам прицельно била украинская артиллерия. С восьми утра до четырёх было где-то около 80 прилётов по нам».
И тогда Монах начал молиться. Много часов он обращался к Богу. Мины ложились рядом, не вредя хорошо отрытой «лисьей норе». По бойцам могла отработать «Баба-яга», но в этот раз дрон не прилетал почему-то.
Бывший послушник предложил товарищам исповедаться друг перед другом. Что они и сделали — как православные, так и люди иной веры. А потом дотянули до пересменки у вэсэушников и в сумерках покинули пристрелянное место. «Баба-яга» так и не прилетела.
«Он в Бога верит»
«Когда нас отправляли в очередной накат, командир говорил: «Монах пойдёт, он в Бога верит, ему ничего не будет». Кажется, это он серьёзно, — радуется Рудольф тому, что и окружающие под его влиянием, меняются. — До врага оставалось метров 50, когда по нам прилетела кассета. Меня ранило — я сначала не почувствовал. Другому парню, тоже нашему, курскому, пришлось тяжелее: ему раздробило обе руки. Я его вытаскивал. В чистом поле — под «птичками», под минами. Он бормочет: «Я жить хочу». Я отвечаю: «Брат, молись».
Боевики ВСУ попытались добить раненых. Рудольфа и его товарища восемь раз атаковали сбросами коптеры, один из осколков попал в селезёнку Монаху, и он решил привести на помощь бойцов из соседнего блиндажа: боялся, что не хватит сил дотащить земляка.
В блиндаже Рудольфу оказали немедленно помощь, перевязали, но выделить кого-то из бойцов не смогли: шёл бой, на счету был каждый человек. А раненый ждать не мог, и Монах один отправился вытаскивать товарища, но не нашёл его на том же месте…
«Пошёл его искать. Сил уже не было: я дважды ранен, бронежилет давит, автомат тяжёлый. Вышел на перекрёсток и попал в поле зрения врага — они начали по мне стрелять, как в тире. Я уже думаю: «Будь что будет», молился только Господу Богу. Так и шёл. Дошёл до «лисьей норы» — слышу его голос. Оказывается, он не остался лежать, чтобы не подставлять под пули эвакуацию», — гордится благородством товарища Рудольф.

Монах наложил ему жгуты на руки, вколол последний обезбол. Снова велел молиться: оставался последний отрезок пути по простреливаемой дороге. Посадка вокруг была вся перемолота прилётами мин. Раненый парень споткнулся, упал, приземлился на раненые руки и закричал от боли. На голос тут же по ним ударила пулемётная очередь, но вэсэушники не попали. Хотелось пить, и они грызли снег. Скинули бронежилеты. Наконец — всего через полчаса по часам — они добрались до своих окопов. Ушли прямо из-под носа у вэсэушников.
«Что такое для автомата 100—150 м? Прицельная дистанция, — говорит Монах. — Тем более мы шли, светло ещё было. Они, правда, стреляли по-сомалийски: из окопов, не целясь, просто поднимая оружие на руках. Но кассеты, миномёты, сбросы — всё летело. А мы живы остались. Это чудо».
По совокупности ранений неугомонного Рудольфа комиссовали вчистую. Как раз когда началось вторжение ВСУ в Курскую область. Как он ни просился снова в военкомат, его не взяли. Тогда Монах снова пошёл в волонтёры, этим он и занимается всё время как послушанием.