Прошлый сезон Антон Бабиков заканчивал, не имея ни малейшего представления о своём будущем: конфликт с руководством команды повлёк за собой фактически полное отстранение спортсмена от сборной. Однако предсезонные тесты показали, что его рано списывать со счетов. Сегодня Антон снова один из лидеров команды.
— Контрольные соревнования мужской сборной должны были пройти в Тюмени, но были перенесены в Ханты-Мансийск. Нервотрёпки это не добавило?
— Скорее, наоборот. Тренеры вполне логично решили разъединить группы в связи с непростой ситуацией. А что касается трассы, то та, что в Ханты-Мансийске, нравится мне больше. Здесь более сложный рельеф был уже полностью подготовлен к боевым условиям. В Тюмени всё-таки теплее.
— Старший тренер мужской сборной Юрий Каминский заявил, что октябрь у биатлонистов — самый загруженный месяц. Согласны?
— Пытаюсь сообразить: а незагруженные месяцы у нас бывают? Хотя в целом Каминский прав: в октябре возрастают не столько физические нагрузки, сколько тяжесть для головы. Плюс нужно перенести все летние наработки на лыжи, а это достаточно большой объём работы.
— То есть та ещё каторга?
— Не сказал бы так. Все эти проблемы перекрываются удовольствием от того, что наконец-то работаешь на лыжах. То есть над тем компонентом подготовки, который уже не придётся корректировать. На тех же роллерах бывают какие-то свои особенности.
— Вы хоть в какой-то степени опасались контрольных тестов?
— Не знаю даже, правильно ли употреблять здесь слово «опасался». Скорее, понимал важность. При этом был в достаточной степени уверен в себе: по тренировкам было видно, что всё идёт хорошо. На контрольных стартах оставалось только подтвердить определённый уровень.
— Что заставило вас, человека с достаточно непростой биатлонной судьбой, поверить тренеру, не имеющему никакого опыта работы в вашем виде спорта? Я говорю про Каминского.
— Я могу на самом деле долго рассуждать о доверии тренеру. Но вот в данном случае рассуждать не нужно. Нужно просто стремиться видеть плюсы, скажем, в том, как готовится наша лыжная команда.
Почему у них (иностранных команд. — RT) так много людей показывают достойный, хороший результат, а у нас неизменная проблема с ходом?
В Каминском меня сильно подкупает то, что, несмотря на все его регалии и заслуги, в нём виден настолько пытливый ум, словно он только что закончил университет и жаждет максимально реализовать все свои знания на практике. Важно, что мы, спортсмены, хорошо видим: у Юрия Михайловича очень хорошо налажен диалог с другими тренерами. Они постоянно что-то обсуждают и очень хорошо дополняют друг друга.
— В такой ситуации людям действительно начинаешь верить.
— Именно. А кроме того, когда нам прислали план, составленный Каминским на первый сбор, мы сразу увидели, что в нём заложен настрой на очень серьёзную работу. Потом это всё только подкреплялось.
— Каминский в плане работы — диктатор?
— Он прежде всего заинтересован в том, чтобы понять спортсменов. Понять, над чем именно тебе нужно работать, где и что слегка изменить. То есть это такой очень тонкий, индивидуальный подход. Если говорить чисто о моих ощущениях, то год назад, например, как бы хорошо я себя ни чувствовал, не мог выиграть у Эдика Латыпова. Он, считаю, один из самых талантливых и сильных молодых спортсменов как физически, так и функционально. И уже в прошлом году был очень силён. Сейчас я понимаю: есть гонки, где я вполне могу с Латыповым бороться.
— В одном из ваших интервью я прочитала фразу, смысл которой заключался в том, что вы, как и целый ряд других атлетов, не Александр Логинов. Не могли бы вы объяснить, в чём заключается феномен этого биатлониста?
— Саша — очень одарённый от природы спортсмен. У него очень сильные мышцы, высокая функциональная способность. Но главное — он каким-то невероятным образом чувствует, что ему нужно сделать, а чего делать не нужно вообще. В биатлоне есть множество многоопытных спортсменов, которые на вопрос, как лучше подводиться к стартам, ответят: «Как тренер скажет, так и буду подводиться». От Логинова я такого ответа не слышал никогда. Он абсолютно уверен в правильности своей подготовки и, главное, доказал, что всё это работает. Достаточно взглянуть на итог его выступлений на двух последних чемпионатах мира, к которым он готовился отдельно от команды. Даже находясь в расположении сборной, он находил возможность точечно изменять тренировки, адаптировать предложенную нагрузку под себя. Эти изменения давали ему возможность полностью реализовать себя на главном старте.
— Возвращаясь год назад с Кубка мира, вы сказали, что намерены до последнего цепляться за шанс отобраться на чемпионат Европы. Но не получилось. Сезон, который прошёл фактически без соревнований, — это большой минус для спортсмена?
— Знаете, пока мы не столкнёмся с чем-то ещё более мощным, нам кажется, что это действительно очень большой минус. А потом, грубо говоря, случается пандемия — и ты сталкиваешься с тем, что подсознательно боишься выйти из комнаты, лишний раз задеть дверную ручку, боишься людей, и начинаешь понимать, что всё, что было до, — это цветочки... С другой стороны, я не думаю о пандемии в каком-то негативном ключе. Замечательный декабрь провёл дома с женой и дочкой, которых безумно люблю. И был очень счастлив этому времени.
— Поздравляю вас, кстати, с рождением дочери.
— Спасибо. Должен сказать, что стало ужасно тяжело уезжать из дома. Надеюсь, расставания будут оправданными и жена с ребёнком меня простят за то, что я такой папаша, который всё время далеко.
— В связи с пандемией вам, похоже, предстоит провести значительную часть сезона в абсолютной изоляции от мира. Это вызывает дискомфорт?
— Пока никто толком не знает, как всё будет происходить. В принципе, мы всегда были достаточно изолированы, когда находились на крупных соревнованиях. Даже на сборах из комнат выходим не очень часто. Некоторые люди, знаю, думают, что у спортсменов между тренировками полно свободного времени.
На самом деле это банальный и, наверное, не слишком интересный образ жизни: пришёл с тренировки, пообедал, лёг на кровать. Встал — ушёл на тренировку. Это журналистам надо ломать голову, как работать, когда нет привычных пресс-конференций или иного общения. Нам значительно проще: отбежал гонку, переоделся, ушёл отдыхать и восстанавливаться.
— При этом никто не возьмётся сказать, состоятся ли через полтора года Олимпийские игры в Пекине и, если да, какое место в них будет отведено России. В связи с этим вопрос: в чём для вас сейчас заключается смысл спорта?
— Не могу ответить однозначно. Я был очень близок к тому, чтобы вообще закончить бегать, но благодаря близким понял, что они реально испытывают гордость, когда я не сдаюсь и стараюсь чего-то достичь. Это во-первых. А во-вторых, произошла смена тренеров. И это, как мне кажется, побудило весь наш коллектив с удвоенной силой сосредоточиться на спорте, тренироваться, биться и верить во что-то лучшее. Нет никаких скандалов, недопониманий, ненужных дрязг.
— То, что в прошлом году вы фактически выпали из сборной, как-то сказалось на возможности получать экипировку, лыжи?
— Лыжи я получить успел, это не связано с тем, выпадаешь ты из основного состава или нет. Куда важнее, чтобы повезло получить счастливую пару.
— У вас такая счастливая пара есть?
— Увы... Но я стараюсь её найти.
— А как обстоят дела со стрельбой?
— У меня уже сложилось понимание ошибок и понимание того, как их не совершать. В этом году мы очень сильно прибавили в количестве стрелковой работы. В тренаже, то есть в работе вхолостую, в объёме настрела. Всё это положительно сказалось на средней тренировочной статистике.
— Насколько часты в биатлоне ситуации, когда у человека прекрасная стрелковая статистика на тренировках, но на крупных соревнованиях он выходит на рубеж и стреляет непредсказуемо?
— Такое не редкость. Как, впрочем, и обратные примеры: статистика у человека очень плохая, а на крупных соревнованиях он собирается и стреляет так, как нужно. Тот же Юлиан Эберхард постоянно испытывал проблемы со стрельбой, но были старты, когда он выдавал потрясающие гонки. Или, допустим, Бенедикт Долль, в исполнении которого не так часто видели потрясающую стрельбу. А на том же чемпионате мира в Хохфильцене он стартовал в спринте одним из последних и собрался так, что стал чемпионом. До сих пор иногда вспоминаю ту гонку.
— Вы в своём кругу как-то обсуждали ситуацию с дисквалификацией Евгения Устюгова?
— Мы стараемся по возможности держаться в стороне от всех этих новостей. Иногда даже кажется, что это какая-то глупая шутка. Когда я сам только начинал бегать, помню, уже тогда тренеры говорили, что Устюгов — это своего рода природный феномен. У него от природы высокий гемоглобин. Прекрасно помню интервью Мартена Фуркада, где он говорит то же самое о себе: мол, у него изменённый ген.
В большом спорте достаточно часто встречаются уникальные атлеты, у которых в организме что-то вроде как сломано, является аномалией, но это помогает им быть очень сильными в профессии. Я видел, как бегает Устюгов, как прекрасно он всегда стрелял. А ведь стрельба — это не то занятие, на которое можно повлиять фармакологией. Не знаю, честно говоря, что можно обсуждать, когда нет никаких фактов, подтверждающих, что человек вёл себя как обманщик.
— Теоретически на месте Устюгова может оказаться любой из вашей золотой четвёрки чемпионата мира — 2017.
— Я думал об этом, да. Может быть, это неправильно, но у меня с некоторых пор нет мечты выиграть Олимпиаду. Точно так же я не бью себя в грудь, вспоминая о чемпионате мира, где был в составе чемпионской эстафеты. Для меня всё это — приятные моменты, не более того. В жизни много истинных ценностей. Создать и сохранить крепкую, счастливую семью, например. Разве можно это сравнивать с вещами, которые могут пошатнуться или вообще перестать существовать — независимо от тебя? Что бы ни произошло в моей спортивной карьере, это не будет лишать мою жизнь смысла и возможности быть счастливым. И уж точно её не сломает.