— Значительная часть вашей спортивной жизни, несмотря на яркость титулов, прошла для журналистов за кадром, и таким же незаметным получился уход. В какой момент вы приняли решение закончить с активными выступлениями?
— В принципе, я со старта прошедшего сезона понимал, что этот год, скорее всего, станет для меня последним. Планы были грандиозные, но с самого начала подготовки всё пошло немного не туда. Но раз уж я начал готовиться к сезону, решил, что будет неправильно, если он получится оборванным.
— Можете более подробно рассказать о планах, которые строили?
— Я планировал готовиться не так, как делал все предыдущие годы, а с более лыжным уклоном и под руководством лыжного тренера. С Андреем Крючковым, с которым до этого работал несколько лет, я продолжал очень тесно общаться, обсуждать многие вопросы, меня интересующие, вносить какие-то корректировки в работу, но в целом обстоятельства сложились так, что подготовительный период оказался по ряду причин немного скомканным. Сами причины я бы озвучивать не хотел.
— Готовились вы, насколько я помню, самостоятельно?
— Да, не с командой, тренировался по большей части один. Мои югорские спортивные руководители полностью поддержали все мои планы, за что им огромное спасибо. Были выделены средства, никто не вмешивался в тренировочный процесс, напротив, всячески содействовали мне в плане организации.
— Но хоть какой-то спарринг у вас имелся, как когда-то с Антоном Шипулиным?
— Предсезонка началась с того, что я поехал в Крым с командой ЦСКА под руководством Николая Панкратова. На том сборе были Юра Шопин, Петя Пащенко, Никита Сурков, Максим Цветков, то есть собралась довольно неплохая компания. Этот сбор был чисто втягивающим, без стрельбы, но поработали мы хорошо. Потом я ездил в Белоруссию вдвоём с Юрой Шопиным, после отправился с югорской командой в Ханты-Мансийск, в Казахстан...
— В какой же момент почувствовали, что что-то идёт не так?
— Наверное, с первыми стартами.
— Когда осенью не удалось отобраться в основной состав национальной сборной?
— Да. Почему так получилось, я понимал: из-за болезни лето получилось немного скомканным, да и на вкатке я тоже немного приболел. Перед «Ижевской винтовкой» состояние было тоже не из лучших, но это уже были своего рода последствия недолеченных простуд. Надо было уже идти до конца: как получится, так и получится. Если бы вместо тренировок я продолжал лечиться дальше, смысла готовиться к выступлениям уже точно бы не было. И получилось так, как получилось.
— Пару лет назад вы сказали в интервью: «Я постоянно куда-то отбираюсь». В этом году было такое же ощущение?
— Я пропустил первый отбор, а дальше по большому счёту и вариантов-то не было.
— Почему?
— Потому что таким образом у нас в том году были прописаны правила отбора. Не скажу, что сильно по этому поводу переживал: уже решил, что добегаю Кубки России, выступлю на чемпионате страны, настраивался на него. В тот момент я и начал всерьёз задумываться о том, что уже пришла пора заканчивать со спортивной карьерой.
— Когда вы официально объявили, что заканчиваете выступать?
— Я не объявлял об этом.
— Но ведь наверняка хотели, чтобы состоялись какие-то торжественные проводы, прошёл заключительный публичный старт?
— Всё это собирался сделать именно на чемпионате России в Ханты-Мансийске. Даже планы определённые строились. Но потом турнир отменили.
— То есть пандемия коронавируса и принятые в связи с ней меры не позволили нормально закончить не только сезон, но и карьеру в целом?
— На самом деле я не сильно жалею, что не получилось каких-то проводов. Скорее, наверное, жалеют те, кто на этих проводах так и не побывал.
— Как долго вы вынашивали решение стать тренером? Или же просто приняли поступившее предложение?
— Когда я задумывался о том, чем заниматься после спорта, а идей на этот счёт у меня имелось достаточно много, одним из направлений была как раз тренерская работа. В сборную я в некотором роде напросился сам. Мы как-то разговаривали с Евгением Леонидовичем Редькиным (олимпийский чемпион и чемпион мира, глава тренерского совета СБР. — RT) о том, какие у меня дальнейшие планы и не хочу ли я попробовать себя тренером. Я ответил, что такие мысли у меня есть. Вот он и предложил мою кандидатуру Валерию Польховскому (вице-президент СБР. — RT).
— То есть сейчас у вас есть все шансы пройти утверждение и стать одним из тренеров национальной сборной. Какие ощущения в связи с этим испытываете? Идёте учить или учиться?
— В первую очередь, наверное, чтобы научить.
— Чему?
— Я примерно представляю себе, кто именно из спортсменов будет в составе, знаю этих ребят, поскольку бегал с ними на протяжении последних лет. Ребята и тогда за какими-то советами ко мне обращались, что-то спрашивали, таким образом, доверие с их стороны есть. Я такими вещами никогда не злоупотребляю, кстати. Всегда пытаюсь сначала досконально разобраться в той или иной ситуации, а уже потом дать какой-то дельный совет.
— Предполагается, что будете работать с резервом?
— Пока такие планы. Буду помогать старшему тренеру команды Николаю Николаевичу Князеву.
— Вас не смущает, что, начав работать, вы можете оказаться лишённым какой бы то ни было самостоятельности?
— Думаю, с этим у нас с Николаем Николаевичем проблем не будет. Мы из одного региона, давно знаем друг друга, работали в одной команде ещё в 2011—2012 годах, когда он вошёл в сборную тренером второго состава. Другими словами, какие-то обсуждения тренировочных планов у нас случались неоднократно и всегда мы находили взаимопонимание. Поэтому ситуации «я сказал так — и будет именно так» я не допускаю в принципе.
— Наблюдая за тем, что сейчас происходит в российском биатлоне, вы не чувствуете, что и тренеры, и спортсмены зашли в какой-то тупик?
— Выход есть всегда. Просто в любом конфликте надо выслушивать все стороны.
— Я говорю даже не про конфликты, а про результат. Иногда кажется, что российский биатлон кто-то проклял. Какой тренер ни приходит в команду — результата нет, какой спортсмен ни встаёт на старт — он перестаёт и бежать, и стрелять.
— Поскольку я никогда не был вхож в руководство сборной, то не знаю всей сути сложившейся ситуации.
Могу только наблюдать за происходящим со стороны, а рассуждать о чём-то даже не имеет смысла. Поэтому и жду, когда наша спортивная жизнь вернётся в нормальное русло и мы совместно придём хотя бы к какому-то итогу.
— Если бы вам предложили войти в тренерский состав основной сборной, вы согласились бы?
— Да.
— Неужели не побоялись бы? Ведь даже нынешний сезон показал, что любого могут внезапно сделать чуть ли не главным виновником неудач, как это произошло с тем же Виталием Норицыным...
— Лично я, как мне кажется, ничего не потерял бы, приняв такое решение, потому что изначально для себя решил: я иду в команду делиться знаниями. Эти знания у меня никто не отберёт. Ну а если они окажутся невостребованными, то это тоже опыт, хоть и довольно горький.
— Оглядываясь назад, не считаете, что совершили ошибку, уйдя вместе с Антоном Шипулиным на самоподготовку фактически в роли спарринг-партнёра? Не стал ли уход причиной того, что многие планы так и остались нереализованными?
— Не уверен, что готов считать нереализованными планами свои семь золотых медалей чемпионатов Европы и эстафетное золото чемпионата мира. Плюс личная медаль на Кубке мира в индивидуальной гонке и плюс общий зачёт Кубка IBU, хоть я никогда не планировал его выиграть. Ну да, с какими-то вещами не сложилось, но я всё равно считаю, что те годы были лучшими тренировочными годами, которые когда-либо у меня были. Они позволили получить много знаний о том, как должна работать команда. Мне кажется, что подобный проект мало где реализовывался: когда есть три спортсмена, три тренера — и все работают на максимуме.
— Лично мне кажется абсурдом, что ни Крючков, ни Андрей Гербулов сейчас не привлечены к подготовке сильнейших биатлонистов страны.
— Мне тоже так кажется. А что поделать?
— После решения о дисквалификации Евгения Устюгова вы, как и другие участники победной российской эстафеты, оказались лишены золотой медали Сочи-2014. Эта печальная история завершена или будут какие-то апелляции, суды?
— Апелляция уже подготовлена, вопрос только в том, как скоро в связи с карантинной ситуацией в мире может пройти суд.
— То есть бороться вы намерены до последнего?
— Да, конечно.
— Насколько сильным ударом стало для вас известие о лишении России эстафетной победы?
— В свете всего происходящего и постоянного давления на нашу страну, которое имеет место на протяжении последних лет, я ждал подобного: история не закончена и в любой момент те или иные санкции могут коснуться каждого. То есть психологически после отстранения, а точнее, неприглашения многих российских атлетов на Олимпиаду в Корею я был готов к любому повороту событий. В 2018-м переживал сильно, сейчас уже, скажем так, мудрости набрался.
— Вы уже успели озадачиться планами на предстоящий сезон?
— С первого дня, как только я узнал, что выдвинуто предложение о назначении меня тренером резерва, стал готовиться к этому. Уже есть примерное понимание, как должна строиться работа, если из-за коронавируса сборы начнутся только в июле, какие будут нюансы, если не будет выездов за границу, то есть стараюсь проработать в уме все подобные мелочи. Что спортсмен может делать дома, если у него нет доступа к тренажёрному залу или к стрельбищу.
— Как именно биатлонист может поддерживать состояние физической и функциональной готовности, находясь в изоляции? Можно ли, условно говоря, заменить профессиональные тренажёры подручными средствами и как работать над стрельбой? Другими словами, что бы делали вы сами, если бы оставались действующим спортсменом?
— Со стрельбой существует множество упражнений. Если дома есть пневматика, с ней можно сделать очень много работы. Не обязательно даже стрелять, просто холостой тренаж. Что касается физических упражнений, то можно сделать очень много работы с собственным весом.
У меня, допустим, дома имеется велосипед со станком. Такой станок повесить несложно. Беговая дорожка может быть дома. Если захотеть, то можно найти очень много возможностей для тренировок. Те, кто живёт в собственном доме, даже если участок всего десять соток, могут по периметру сделать тропинку и бегать по 100 метров — тоже выход из ситуации. Это гораздо лучше, чем сидеть, ничего не делая и жалуясь на ситуацию.
— Знаю, что близкие всех без исключения биатлонистов всегда очень ждут того момента, когда человек закончит карьеру и наконец-то перестанет отсутствовать по полгода. Подписавшись на тренерскую работу, вы фактически возвращаетесь в прежний график. Как к этому относится ваша жена, учитывая, что второму ребёнку ещё не исполнилось и полгода?
— У нас же все новости узнают из интернета, поэтому и мы о моём потенциальном назначении изначально прочитали в сети. Поначалу оба сидели в лёгком шоке, не зная, что сказать друг другу.
— И что в итоге сказали?
— С одной стороны, Женечке, конечно, хочется меня поддержать, раз я считаю тренерскую работу новой жизненной целью, с другой стороны, она, конечно же, надеялась, что я чаще буду находиться дома. По крайней мере, приезжая домой, я уже не должен буду тренироваться по два раза в день.