— Вы были одним из тех, кто не отрицал своего участия в написании известного письма, адресованного президенту СБР Владимиру Драчёву. Ожидали, что реакция окажется столь неоднозначной?
— Дело в том, что я как раз вчера прочитал и реакцию Драчёва, и ответ на неё Сергея Голикова (исполнительного директора СБР. — RT). Это не лезет ни в какие рамки — коронавирус отдыхает. Что же творится? Нельзя же такими быть, особенно Володе. Голиков — мой близкий товарищ, уже 20 лет как мы дружим. Он в 2000-х годах очень много помогал юношеской сборной России, финансировал учебно-тренировочные сборы. Об этом никогда не рассказывалось публично, знали только те, кого это касалось. И такого человека огульно назвали алкоголиком! Кто-то хоть раз видел его нетрезвым? Меня это сильно возмутило. Я вчера звонил Драчёву два раза, но он трубку не снял, хотя потом всё-таки нашёл в себе силы и извинился перед Голиковым за свои слова.
— Кто инициировал написание коллективного письма с претензиями в адрес Драчёва?
— Нас было несколько человек: я, Дмитрий Васильев, Сергей Голиков, Александр Привалов. Никто из нас не собирался ничего писать и публиковать, хотели выступить с критикой на тренерском совете, рассчитывали, что нас туда пригласят, но мероприятие было отменено. Вот мы и решили, что надо же как-то высказать своё мнение и описать проблемы. Ничего оскорбительного в этом письме нет.
— Как получилось, что письмо попало в прессу, не будучи подписанным теми, чьи имена стояли под текстом?
— Я лично звонил и Анне Богалий-Титовец, и Владимиру Барнашову, и Владимиру Аликину, и Валерию Польховскому, и Виктору Юрлову, и Геннадию Ковалёву. До Максима Кугаевского дозвониться не смог, послал ему SMS. Предварительно с каждым обговорил, что мы планируем такое письмо подготовить, подробно рассказал каждому из собеседников по телефону, что именно будет написано в письме, и попросил добавить свои пожелания или замечания, если у кого-то они появятся, и сообщить о них мне или руководителю пресс-службы СБР Константину Бойцову с тем, чтобы в текст были внесены поправки. Их внесли только Барнашов и Валерий Медведцев. После этого я ещё раз спросил, все ли согласны с письмом, и все утверждали, что да. Хотя по факту подписей действительно не было.
— Вам не кажется некорректным, что президент СБР, человек из одной с вами биатлонной семьи, узнаёт о претензиях в свой адрес не напрямую, а через СМИ?
— Мы и раньше неоднократно поднимали вопрос, почему сборная так плохо выступает, почему нет здоровой обстановки ни в команде, ни в правлении СБР. С этого, собственно, и начали накапливаться претензии к Драчёву: разговоры ведутся одни, а дела совершаются совсем другие. Тот же Голиков — умный, грамотный специалист, который очень быстро разобрался во всех финансовых проблемах. Я сам много раз просил Драчёва, чтобы он поговорил с Сергеем, сгладил все разногласия. То есть всячески пытался их помирить, но безуспешно. В итоге накопилась куча проблем — и сами видите, во что это всё вылилось.
— Кто дал отмашку на публикацию?
— Выходы на прессу имелись главным образом у Бойцова, но прежде чем что-то делать, он обычно звонил мне, Голикову, Васильеву. Сообща мы решили, что раз уж письмо со всеми согласовано, то пускай будет опубликовано до заседания правления СБР, которое состоится 6 апреля. Чтобы все имели возможность ознакомиться с нашими претензиями, и министр спорта в том числе. Просто точные сроки публикации не называли. Ещё раз подчеркну: письмо было согласовано со всеми, включая тех, кто сейчас утверждает, что подпись не ставил. Зато теперь все стали говорить, что неправильно друг друга поняли. Безусловно, это наша ошибка. Нужно было сначала более тщательно согласовать все детали. И, возможно, проинформировать Драчёва о том, что такое письмо существует.
— А у вас нет ощущения, что кто-то намеренно вас подставил, допустив утечку информации до того, как детали были согласованы?
— Об этом я не задумывался. Мне не верится, что кто-то мог намеренно это сделать. Хотя это, возможно, мой самый большой минус: я слишком доверяю людям и не умею врать.