Бронзовый призёр чемпионата мира 2011 года Артур Гачинский привёз в Омск на второй этап Гран-при России по фигурному катанию ученика — 17-летнего Семёна Соловьёва. И сразу после короткой программы, где подопечный неожиданно для многих замкнул тройку лидеров, поднялся на трибуну прессы.
— На фоне достаточно большого числа ошибок у меня возникло ощущение, что спортсмены перестают помнить, что короткая программа — на самом деле обязательная. В которой, наверное, надо не за четверными прыжками гнаться, а ставить перед собой задачу максимально чисто выполнить все предписанные элементы.
— Отчасти вы правы. Короткая программа всегда называлась у нас технической. Давным-давно считается, что главное здесь не выиграть, а не проиграть. Можно вспомнить слова Алексея Николаевича Мишина. Он всегда повторял: «Чистая короткая программа — это путь к победе». Понятно, что у всех парней сейчас идёт гонка за квадами. Если в мои времена казалось, что четверной тулуп — это вышка, то сейчас фигурное катание вышло на такой уровень, когда все прыгают и сальховы, и риттбергеры, и лутцы, и флипы. А эти прыжки не всегда легко поддаются исполнению.
— Я просто подсчитала: из дюжины участников турнира шестеро пытались исполнить по два квада и только у одного заявка оправдала себя. При этом ни Мишин, ни вы не пошли на то, чтобы добавить в программу своему спортсмену второй прыжок в четыре оборота. Значит, за этим стоял определённый расчёт?
— Короткая программа — это всегда расчёт. Далеко не всегда сложная программа означает, что ты победил. Особенно сейчас, когда стоимость прыжков осталась прежней, но поменялись плюсы и теперь оценка растёт в процентном соотношении. Иногда целесообразно не гнаться за максимальной сложностью, а сделать что-то более простое на плюс.
— В отношении своего подопечного вы руководствовались именно этим?
— Мы делали ставку на качество прежде всего потому, что Семён ещё мальчик, который растёт. Он должен немножко оперение получить, а для этого целесообразнее пока не прыгать четверные, а показывать стабильность. Показывать хорошее исполнение программы, задумку, идею, образ. Всему этому нужно научиться. А когда научится, можно будет добавлять более сложные прыжки.
— Провальное выступление в короткой программе чемпиона Европы Марка Кондратюка для вас неожиданность? Или это можно было прогнозировать в ходе тренировок?
— Тренировки этой группы я в Омске не видел: мы с Семёном откатали своё и почти сразу же уехали в отель. На самом деле, мне обидно, жалко, что у Марка не получилось. Я ведь его помню ещё совсем маленького, когда сам в ЦСКА катался. И как-то по-особенному душевно за него переживаю. Люблю смотреть, как он катается — эмоционально, импульсивно. Когда все элементы получаются, впечатление очень сильное.
— В короткой программе мужского одиночного катания уже несколько лет существует гроссмейстерский рубеж — 100 баллов. Как считаете, это доступно исключительно выдающимся фигуристам?
— При чистом исполнении программы с наличием двух квадов это, считаю, нормальная сумма баллов. То есть перевалить её можно. Но уточню: при наличии двух сложных четверных прыжков, один из которых желательно выполнять во второй половине. И ещё — хороший тройной аксель.
— А вам не кажется, что в этой гонке за квадами, которая к тому же начинается очень рано, спортсмены слишком быстро исчерпывают свой ресурс? Быстрее накапливаются травмы, быстрее наступает выгорание, что особенно заметно сейчас в женском одиночном катании, где многие тренеры привыкли планировать работу со спортсменками на определённый (причём достаточно короткий) период. Сейчас становится понятно, что надо опять учиться работать вдолгую. И, похоже, не все к этому готовы.
— В каком-то смысле мы просто возвращаемся в то время, когда каждый тренер работал уже со зрелыми спортсменами, а не с детьми. Когда катались Ирина Слуцкая, Вика Волчкова, Мария Бутырская. Они ведь тоже исполняли серьёзный набор прыжков. Та же Слуцкая прыгала флип — риттбергер, лутц — риттбергер, и это было почти 20 лет назад. На самом деле в погоне за четверными прыжками страдают не только девочки, но и парни. Ну да, фигурное катание шагнуло вперёд, все пытаются с этим шагом идти дальше, но ресурс у каждого спортсмена свой, и с этим ничего не сделаешь. И у тренера нет возможности, условно говоря, взять в руки пульт, нажать на кнопочку и увидеть, сколько того ресурса осталось.
— Вы закончили карьеру из-за того, что исчерпали ресурс?
— Под ресурсом я имел в виду здоровье. А оно иногда заканчивается у спортсмена неожиданно. Сначала у меня была травма, потом она стала хронической, боли стали постоянными. Дальше — больше. Потом уже глазки открываешь и смотришь, что другие ребята в фигурном катании делают.
Нэйтан Чен уже тогда начал прыгать по два квада в короткой программе, по три-четыре в произвольной. Если с холодной головой ко всему этому подойти, приходилось признавать, что я уже так не могу. Для меня по тем временам один четверной прыгнуть — уже победа была. Ну а потом, через пять лет, всё равно пришлось ложиться в больницу. Две операции на позвоночнике я сделал уже после того, как закончил кататься.
— Если сейчас посмотреть на карьеру фигуриста Гачинского уже тренерскими глазами, таких последствий можно было избежать?
— Возможно, да. Я слишком рано начал прыгать тройной аксель. Рано начал прыгать все квады. То есть в 13 лет уже прыгал аксель, в 15 делал четверной тулуп и сальхов, а в 16—17 освоил риттбергер, лутц, флип. Просто тогда такое время было, что никто тренировки не снимал и в соцсети не выкладывал. Но для себя видео сохранилось.
Особенность моего организма заключалась в том, что в позвоночнике очень узкие каналы и, соответственно, не очень хорошая проходимость. Это я уже потом узнал, когда прооперировался, что причина травм заключалась именно в особенностях строения позвоночника. И спина просто не выдержала нагрузок.
— В такие моменты не появляется обида на тренера, что он — такой умный, опытный — не предусмотрел, не уберёг?
— Да это невозможно предусмотреть. Тем более что я хорошо помню самого себя. Когда работа прёт, прёт, прёт, спортсмена никто не остановит. А давайте попробуем риттбергер? Есть риттбергер! А давайте лутц, флип… У тебя есть желание, есть азарт, хочется сделать всё сразу. И если всё получается, зачем нажимать на паузу или на стоп?
— Почему, кстати, вы приняли решение работать автономно, а не под крылом своего прежнего наставника? Многие, закончив карьеру, сознательно идут на то, чтобы тренер продолжил опекать, подсказывать, делиться опытом.
— Ну не знаю... Как-то уже вырос — чего опекать? Пора самому справляться со всеми задачами. Поначалу мы работали вместе, пришло время — разошлись. Я захотел работать самостоятельно, Алексей Николаевич не возражал.
— Год назад Евгений Плющенко в шутку сказал, что это особенное чувство — выиграть у своего тренера. Ощущение, что вы с Мишиным понемногу превращаетесь в конкурентов, присутствует? Или для этого ещё не пришло время?
— Вообще об этом не думаю, у меня абсолютно нет такой задачи. По крайней мере — пока.
— Что для вас самое тяжёлое в нынешней профессии?
— Вставать в шесть утра каждый день.
— Можно подумать, что не вставали чуть свет, когда были фигуристом!
— В шесть точно нет. Но сейчас выбирать не приходится, поскольку в восемь утра у нас начинается первая тренировка. Интересно, что на соревнованиях ранний подъём для меня вообще не проблема, а вот дома приходится себя заставлять.
— Во многих видах спорта существуют всевозможные тренерские ухищрения, чтобы раньше времени не угробить нервную систему спортсмена. В той же в гимнастике тренеры тщательно следят за числом попыток выполнить сложный элемент, потому что голова перегружается гораздо быстрее, чем тело. В прыжках с шестом или в высоту с этой же целью вместо планки легкоатлеты натягивают резиночку. По их словам, планка слишком сильно давит на психику, заставляет чрезмерно концентрироваться, а это преждевременный стресс. Квады в фигурном катании — та же история?
— Я бы сказал, что четверные надо уметь прыгать на соревнованиях. А вот на тренировках… У нас было очень много чемпионов тренировок, которые до бесконечности прыгали, прыгали, прыгали. А на соревнованиях ничего не получалось. Но задача-то не в количестве, а в том, чтобы подвести прыжок таким образом, чтобы он получился в нужное время в нужном месте.
— Хотите сказать, что количество повторений не пропорционально качеству?
— Четверной прыжок — это такая история, что много раз не прыгнешь. Разве что тулуп или сальхов — они реально технически проще, чем другие. Лутц ребята обычно два-три раза в неделю прыгают. На него с психологической точки зрения нужно настроиться, да и физически подойти к нему правильно, чтобы не травмироваться. Так что количеством сложно брать.
— Но есть же люди, которым лутц заходит гораздо лучше, чем тулуп или сальхов, — Саша Трусова, Саша Самарин…
— Ну вот вы назвали двоих. А ещё сколько людей прыгать пробуют? Мне, например, прыгать лутц никогда не нравилось, потому что на прыжок спиной заходишь, не видишь толком, куда именно едешь, — соответственно, возникает неприятное ощущение.
— Которое, наверное, усугубляется, когда выступать приходится на арене хоккейного размера, как в Омске?
— Здесь 26 × 50 м — достаточно стандартная площадка. В «Юбилейном» на главной арене идентичная поляна. У нас обычно льды меняются, но перед отъездом в Омск так совпало, что три тренировки мы провели на главной арене. А когда катались на тренировочной, выставляли шашки — специальные конусы, чтобы спортсмену было немножко проще ориентироваться.
— Ваш подопечный первый раз выступает на Гран-при России?
— Он вообще первый раз соревнуется по мастерам.
— Тогда прокомментируйте дебют. Ожидали такого результата от первого старта?
— На результат я не особо рассчитывал. И не рассчитываю. Задачи немножко другие для Семёна поставлены.
— Под результатом я имею в виду, как Соловьёв в короткой программе справился с элементами.
— Можно было чуть лучше. Не делать в четверном тулупе степ-аут. Собственно, я Семёну об этом первым делом сказал, когда он со льда вышел. По остальным элементам всё получилось очень прилично. Парень справился с волнением, справился с трибунами, справился с катком, с ареной, с нервами. Это не так просто, когда всё происходит в первый раз. Я всегда объясняю каждому спортсмену: пока вы катаетесь в юниорах, это всё так, игрушки. Самое интересное потом начинается, на взрослых соревнованиях.
— Абсолютно все взрослые фигуристы говорят, что юниорский спорт — совсем другое. Вот я пытаюсь понять: а в чём оно другое? Тот же лёд, те же элементы, та же публика, те же судьи, тот же тренер у борта стоит.
— Здесь всё серьёзнее. Пока выступаешь в юниорах, это всё как бы хи-хи и ха-ха, не прямо такое серьёзное дело. Все дружат, все друг за друга болеют. Когда выходишь по мастерам, и обстановка другая, и общественность по-другому воспринимает. Да и сам спортсмен, мне кажется, отдаёт себе отчёт, что можно быть первым среди юниоров, а можно быть чемпионом России, что престижнее.
Как вообще кататься на одной арене с Марком Кондратюком, с Сашей Самариным, с другими ребятами, которые на слуху? Это не просто интересно — покататься с ними рядом, это совершенно другое ощущение, когда чувствуешь энергию матёрых волков, их силу, видишь страсть. Да и вообще это круто — выйти в сильнейшей разминке. Там мы уже будем пробовать не один четверной, а два — тулуп и лутц. И два тройных акселя.
— Как считаете, какое количество квадов в мужской произвольной программе будет считаться нормой на следующих Олимпийских играх?
— Думаю, что разговор будет идти не столько о количестве четверных, сколько о чистоте исполнения. Кто чище откатается, тот и выиграет. По количеству четыре квада уже сейчас фактически в норму входит. Если брать верхушку сборной России, все ребята уже сейчас прыгают минимум по три. Добавить ещё один — это точно не сверхзадача.