— Максим Анисимович, как меняется язык в современном мире, какие можно выделить тенденции?
— Бурные изменения продолжаются. Они начались в эпоху перестройки в 1985 году и проходили в 1990-е. Появились новые коммуникативные среды, такие как смс-сообщения и интернет. Сейчас очень важное место занимают мессенджеры. Социальные процессы и новые технологии стимулируют постоянные изменения в языке. Прежде всего это касается появления новой лексики. Кроме того, изменились речевое поведение и речевой этикет.
Так что наблюдаются те же тенденции, что и 20—30 лет назад. Интенсивность изменений, конечно, не такая, как в 1990-е годы. Тогда это был поток, который на нас обрушился, а сегодня всё проходит в умеренном темпе. Мы успеваем вдуматься, не так сильно раздражаемся из-за новых слов, скорее, интересуемся ими. Сегодня эти процессы воспринимаются легче психологически.
— В чём особенность изменений, которые произошли в 1990-е годы?
— В нашу речь вошёл огромный объём новой лексики. Упал железный занавес, английский язык стал активнее влиять на русский. Смешались жаргоны, просторечия — получился суп из всех разделённых вариантов русского языка. Очень многие люди, которые выросли в 1990-е годы, потеряли языковое чутьё и языковой стиль. В то время появились новые синтаксические конструкции, предлоги стали вести себя по-новому. Язык был бурлящим, кипящим и смешивающим всё вокруг.
— Эти изменения хорошо или плохо влияют на язык? Возможно, стоит воспринимать их как природное явление?
— Если в мире происходят культурные, социальные и технологические изменения, то язык не может на них не реагировать. Иначе он перестаёт быть живым. И наше постоянное недовольство русским языком — это старческое брюзжание. Язык обязан меняться. Он вписался в интернет и соответствует бурлящему времени, поскольку тоже бурлил.
— Одно из главных явлений, которое стало предметом дискуссий в лингвистической среде и в обществе, — это феминитивы. Как вы к ним относитесь?
— Русский язык постоянно вырабатывает феминитивы. По их наличию или отсутствию можно судить об уровне развития общества. Например, в начале ХХ века слово «депутатка» было совершенно нейтральным. Сегодня в прессе его используют в ироническом ключе. Если мы говорим всерьёз, то употребляем слово «депутат». Язык является своего рода инструментом познания ситуации в обществе. Он нам подсказывает, как мы относимся к новой профессии, виду деятельности, который осваивает женщина. По сравнению с началом ХХ века мы сделали шаг назад в процессе борьбы за равноправие.
Другая проблема состоит в том, что часть феминистического движения пытается управлять языком и навязать те феминитивы, которые в нём отсутствуют. Например, при обращении на немецком к разнополой аудитории нужно добавлять слово женского рода и говорить «студенты и студентки». Общение стало длиннее и сложнее.
— С другой стороны, понятны аргументы людей, которые выступают за введение феминитивов. Чаще всего названия престижных профессии у нас мужского рода. Женщины пытаются изменить отношение к ним как к профессионалам.
— Их позиция ясна. Политкорректность является большим достижением человечества. Попытки устранить дискриминацию из языка — важная вещь. Но иногда они приводят к его усложнению, тогда как сам он стремится к простоте. Если мы убираем из публичной сферы оскорбительные слова, то это нормально. Другое дело, когда слово, не имеющее негативных ассоциаций, вдруг объявляется плохим. Носители языка этого не чувствуют, но их упрекают в том, что они расисты и националисты. Если человек не использует феминитив «авторка», то его могут обвинить в сексизме. Но это не так, никаких отрицательных намерений у человека нет.
Это касается и политических споров. Есть люди, которые принципиально, по идеологическим причинам говорят «в Украине» или «на Украине». Однако для большинства людей этот вопрос не идеологический — им просто трудно перейти на другой предлог. То же самое происходит и с феминитивами. Опасность состоит не в том, что появляется новое слово, а в том, что влияние на язык усложняет, ухудшает наше общение. Тотальное введение феминитивов приведёт к тому, что мы потеряем общее название вида деятельности. Язык лучше, чем идеологи, угадывает то, что нам нужно.
— Часто ведутся дискуссии, в том числе и в соцсетях, о раздражающих словах, таких как «крайний», «кушать». Почему люди злятся, когда их слышат?
— Когда мы ненавидим слово, мы выражаем своё отношение к определённому социальному слою. Часто нас раздражают уменьшительные суффиксы в таких словах, как «мяско» или «пироженка». Их используют не просто люди, а социальные типы. В случае со словом «кушать» мы видим борьбу высокой и низкой культур, представителей образованного и не очень образованного классов. Использование слова «крайний» вместо «последний» — это особое проявление суеверия. Всё-таки образованный человек, использующий литературный язык, не будет так говорить. Важно, что язык позволяет нам определить некоторые конфликты в обществе.
— Что вы скажете по поводу таких языковых конструкций, как «нет от слова совсем», «я тебя услышал», «этот человек не про дружбу, а про деньги»?
— Эти обороты — клише, которые делают нашу речь богаче, но через некоторое время приедаются. В интернете в 2000-е годы был популярен жаргонный «язык падонкафф», в котором использовались фразы с нарочно неправильным написанием слов: «Аффтар, пеши исчо» или «в Бабруйск, жывотнае». Тогда это были украшающие речь клише, но сейчас о них забыли. Когда что-то яркое повторяется миллионы раз, оно становится банальным шаблоном, который раздражает. А то, что происходит с предлогами, — очень интересное и более сложное явление. Предлог «на» стал употребляться иначе, появились знаменитые «на лабутенах», «на галстуке»…
— …«на стиле».
— Да, и это более тонкие изменения. Когда появляется новое существительное, то мы это замечаем и понимаем. А здесь себя ведут иначе маленькие словечки — предлоги. Некоторые из них начинают экспансию, занимают чужое пространство. Это, конечно, не литературная речь, но она придаёт определенный шарм языку, многих привлекает. Поэтому такие употребления становятся модными, в этом нет ничего плохого.
Язык пытается развиваться в разные стороны, при этом такие эксперименты иногда становятся нормой. Так произошло с предлогом «про». Если я напишу фразу «эта статья про…», то редактор старой школы зачеркнёт «про» и напишет «о». Хотя уже понятно, что новое значение этого предлога стало нормативным, литературным, и с этим бессмысленно бороться. Обновление языка — одно из его важных свойств, оно характерно для жаргонов и сленга. Мы с интересом следим за писателями или рэперами, чьи новые слова активно стали входить в наше общее пространство.
— Мы стали воспринимать письменный язык соцсетей как устный, заменять смайликами точки. Может ли так получиться, что со временем эти знаки препинания вообще исчезнут?
— Я так не думаю. В письменном языке мы используем точку. А вот в интернете мы действительно постепенно о ней забываем. И не только смайлик её заменяет. В соцсетях происходит вытеснение этого знака препинания. В тексте из трёх предложений в первых двух мы ставим точку, а в последнем нет, потому что конец сообщения виден и без неё. Появляется интересный эффект. Точку теперь регулярно забывают ставить, и если мы её вдруг видим, то начинаем думать, зачем она здесь. То есть до этого была болтовня, а тут собеседник решил поговорить по-настоящему. И мы начинаем учитывать точку как какую-то дополнительную информацию.
Смайлики стали взаимодействовать со знаками препинания. Они поддавливают, вытесняют точку и отчасти восклицательный знак. Эти графические изображения, скорее, тяготеют к концу всего высказывания, а не отдельных предложений, ведь ставить четыре смайлика после каждого предложения тоже странно. Они выражают эмоцию, а она однократная.
— На интернет-площадках появляется множество языков различных сообществ. Это и бизнес-сленг, который сложно понять, и «мамский» язык, и жаргон любителей парфюмерии. Как вы относитесь к этому явлению?
— Это нормальный процесс, который у меня как лингвиста вызывает интерес. В интернете формируются сообщества и их собственные жаргоны. Мы можем зайти на сайт, где молодые мамы обсуждают здоровье своих детей. С одной стороны, появляется масса «загончиков», где люди общаются на своём птичьем языке. С другой — слова из жаргона этих сообществ становятся известны всем. Две эти тенденции — центростремительная и центробежная — позволяют языку удерживать разумный баланс. Например, так произошло со словом «няшка», которое пришло к нам из жаргона любителей аниме. В японском языке «ня» — звук, который издаёт кошка. В какой-то момент «няшку» стали использовать все носители русского языка. Это хороший показатель того, что некоторые слова вырываются из замкнутого мира в общее пространство — и мы о них знаем.
Полную версию интервью смотрите на сайте RTД.