«Воспоминания маленькой москвички»: рассказ пережившей Великую Отечественную войну

Мы жили в самом красивом семиэтажном доме в Москворецком районе Москвы на седьмом этаже, в коммунальной квартире на четыре семьи. В доме были лифт, газовая колонка с тёплой водой, балкон и под домом — бомбоубежище. Вокруг дома стояли пятиэтажки, за домом — частные домишки с огородами и живностью. И именно поэтому с балкона вдали были видны звёзды Кремля.

10 июня 1941 года мне исполнилось два года, братику было восемь месяцев, я была старшей сестрой, большой, на всю жизнь.

А 22 июня наша жизнь в Москве круто изменилась. Началась война. Папа, служивший в армии сапёром, спецприказом был оставлен в Москве на казарменном положении, работал на заводе, не приходя домой. Из-за боязни потерять в эвакуации малышей мама тоже осталась в Москве. Детские сады не работали. Тяготы войны пали на неё.

В Москве начались бомбёжки. В комнате на окне появились чёрные бумажные шторы. Вечером свет старались не зажигать.

Недалеко от нашего дома была фабрика-прачечная с высокой трубой. Враг полагал, видимо, что это завод имени Владимира Ильича, выпускающий снаряды для «катюш», и нещадно бомбил наш район.

По воздушной тревоге не раз в день мы спускались в бомбоубежище: брат на маминых руках, а я пешком. До сих пор помню: 172 ступени вниз, а после отбоя 172 ступени вверх. Это в два года! Лифт в войну не работал.

Вход в бомбоубежище закрывала толстая железная дверь с огромным рычагом, который с трудом поворачивал мужчина. Было очень страшно, что нас оттуда не выпустят, оставят в подземелье.

Одна из бомб попала в дом, стоящий торец к торцу с нашим домом через улицу, и ударной волной снесло ещё по половине параллельно стоящих пятиэтажек. Торцевая стена разбомблённого дома упала, и я увидела квадраты обнажённых комнат со шкафами и перевёрнутыми кроватями. Для двухлетней это был такой шок, что я отказывалась ложиться в свою кровать, кричала до тех пор, пока её не переставили к другой стенке от страшного торца.

Вслед за лифтом отключили воду, мы с мамой брали воду в колонке в конце нашего дома. Она с вёдрами, а я с бидоном поднимались на наш седьмой этаж.

Когда ходили за водой, часто видела женщин, которые на растянутых верёвках волокли вдоль нашего дома огромные серые страшные колбасы аэростатов воздушных заграждений.

Тепла тоже не было, газовую колонку отключили, а вдоль коридора по потолку шли к вытяжке от газовой колонки огромные трубы от печек, стоящих в каждой комнате.

Когда началась война, маме было 32 года. Ей привезли ручную швейную машинку, и я всегда видела её склонённой за шитьём маскировочных халатов, рукавиц, которые заполняли весь пол в комнате вместо игрушек. Раз в неделю приезжал грузовик и увозил сшитое. А иногда мы с мамой грузили эти тюки в детскую коляску брата и долго-долго шли пешком от Рощинской через Серпуховку на Полянку сдавать их.

За продуктами взрослые из нашей квартиры по очереди ездили далеко за Москву, а мы, дети, становились общими детьми. Вмести спали, ели, гуляли, играли. Однажды ночью в такой поездке на маму напала голодная свора собак. Маму чудом спасла проезжавшая мимо машина, ослепив собак яркими фарами. Мама пришла домой в слезах, в изодранном в клочья зимнем пальто и надетом на пальто чёрном халате.

Я всё время плакала, когда она уезжала за город за едой.

Хлеб по карточкам мы получали в определённом магазине, отстаивая в длинных очередях вместе со взрослыми в любую погоду, стараясь для всей квартиры. Однажды, оставив меня одну в очереди ненадолго, приказали не забыть: «Кило пятьсот белого и два триста чёрного» — видимо, для всех соседей нашей квартиры. Помню эти цифры до сих пор.

Думаю, что это было уже в конце войны. А она длилась долгие четыре года.

Ещё одно воспоминание: весной 1942-го нам выделили заводом, где работал папа, несколько грядок для посадки картошки, и мы с мамой и братиком ездили на третьем трамвае до конечной остановки «Посёлок ЗИС», а потом долго шли пешком до Зюзина к нашим грядкам. Только когда мы переехали в новую квартиру на Перекопской улице в 1965 году, мама сказала, что именно здесь в войну мы сажали картошку.

А самое яркое впечатление — ПОБЕДА и САЛЮТ ПОБЕДЫ!

Вся квартира на балконе — САЛЮТ! И какой! Непрекращающийся! Залпы, залпы, залпы! Огни, огни, огни! И прожектора — то замрут в вертикальных стойках, то завертятся в диком вихре, и портреты Сталина и вождей в небе, и звёзды Кремля вдали! Незабываемое! Ура! Победа!

Сейчас мне 80 лет, я инвалид II группы. Страхи, недоедание и пережитое в детстве оставили свой отпечаток, память тех лет до сих пор жива!

Не дай бог никому пережить это вновь!

Вишнякова Вера Васильевна. Москва, 2020 г.