«Воровство поставлено на поток»: бывший полицейский рассказал о «чемоданной мафии» в аэропорту Внуково

25 сентября Мосгорсуд отменил приговор Солнцевского районного суда бывшему полицейскому Владимиру Миняеву, разоблачившему схему кражи багажа в столичном аэропорту Внуково. 27 октября 2017-го Миняева приговорили к трём годам лишения свободы за превышение должностных полномочий. Как утверждалось в обвинительном заключении, в феврале 2015-го сотрудник полиции применил физическую силу и психологическое давление к грузчику аэропорта Склянному, чтобы тот признался в краже $3800 и €50 из багажа пассажира Юрия Петрова, летевшего из Москвы в Екатеринбург.

Показания многочисленных свидетелей и проведённая судмедэкспертиза говорили о том, что каких-либо следов побоев у Склянного не было. Тем не менее Солнцевский районный суд посчитал вину полицейского доказанной.

До вынесения приговора Миняев продолжал работать в транспортной полиции и, несмотря на заведённое уголовное дело, получил звание майора. На попечении у полицейского — трое несовершеннолетних детей и мать-инвалид.

Спустя год после вердикта суда первой инстанции решением Мосгорсуда дело Миняева было направлено на пересмотр, а сам полицейский освобождён из колонии. RT удалось побеседовать с Миняевым практически сразу по его возвращении домой, в Московскую область. Он провёл в заключении 11 месяцев. 

«Мечтал работать в полиции»

— Как вы приняли решение работать в правоохранительных органах?

— У меня была мечта детства — работать в полиции, в милиции на тот момент. В 2000 году я поступил Московскую среднюю специальную школу милиции, потом отучился на юриста в Государственном университете по землеустройству. Служил в Дорогомилове, в уголовном розыске, затем в наркоконтроле в ЦАО. Дальше ушёл из органов, работал как частный агент в службе безопасности одного банка. Когда он развалился, решил вернуться в МВД и в январе 2014-го поступил на работу в аэропорт Внуково, в линейный отдел.

— Вы быстро адаптировались к работе в аэропорту?

— Меня поставили оперуполномоченным отделения по борьбе с преступностью, на грузы. На тот момент я был капитаном. Первое, что мы сделали, — провели анализ возбуждаемых уголовных дел с 2009 года.

Тогда мы за сутки от пяти до десяти материалов получали по кражам. Когда я ознакомился с материалами, стало понятно, что в аэропорту работает организованная преступная группа.

— Кто это был? Грузчики, люди на досмотре…

— Именно они: начальники смен, досмотр. Надо понимать, что аэропорт Внуково — это такой город в городе, со своей клановостью. В различных службах работают соседи, родственники. Все они тянут и покрывают друг друга.

«Вы нас не трогайте, будете получать по миллиону»

— Ваша жена рассказывала, что, как только вы устроились работать в аэропорт, вам предлагали, скажем так, покровительствовать некоторым грузчикам?

— Когда мы стали работать и привлекать к ответственности людей, мы задержали за кражу одного из грузчиков по фамилии Киселёв. Он нам заявил с ходу: «Давайте, ребята, вы меня оформлять не будете. Вы нас не трогайте, а с каждой смены будете получать по миллиону рублей». Естественно, мы отказались и оформили его.

— В ваших показаниях вы говорили, что за время вашей работы во Внуково вы раскрыли порядка 40 преступлений?

— Там даже не 40 уже. У нас получилось больше 50 преступлений, около 60.

— И все они связаны с деятельностью грузчиков?

— Да, с ними. Мы через наших доверенных лиц получили полную картину происходящего. 90% краж происходят в грузовых и багажных отсеках самолётов, где нет камер.

Львиная доля преступлений приходилась на рейсы в страны бывшего СССР: Узбекистан, Таджикистан. Люди везут на родину заработанные деньги и не всегда заботятся о безопасности. Для воров это самые «сладкие» рейсы. Начальники смен специально ставили на эти рейсы своих людей.

— Эпизод с грузчиком Склянным, из-за которого вы впоследствии были привлечены к уголовной ответственности, был стандартным случаем? 

— Да, это была обычная рабочая история. К нам обратился пассажир Юрий Петров, летевший из Москвы в Екатеринбург 14 февраля 2015 года. Он сдал багаж во Внуково и по прилёте обнаружил пропажу $3800 и €50. Он обратился в полицию.

В екатеринбургском аэропорту Кольцово выяснилось, что на выгрузке присутствовал сотрудник полиции, фиксировавший процесс разгрузки на камеру. Таким образом стало понятно, что преступление было совершено у нас. Начали отрабатывать эту кражу и вышли на грузчиков Склянного и Буракова.

«Пошёл на контакт сразу без какого-либо насилия или угроз»

— Если это была обычная штатная ситуация, то почему она привела к таким последствиям?

— Я могу только предполагать. Может быть, Склянный был, скажем так, доверенным лицом других структур. Но здесь я не могу ничего утверждать.

18 февраля от моего агента я получил информацию, что именно он совершил кражу. До этого он уже давно был на подозрении. Мы неоднократно вызывали его по другим эпизодам. Но у нас тогда не было фактов, поэтому нам не удавалось его привлечь.

Когда мы вызвали его 22-го числа, он понял, что у нас есть конкретная информация, поэтому он и пошёл на контакт сразу, без какого-либо насилия или угроз. Он рассказал всё в подробностях, предложил выдать нам часть похищенных денег. Мы сказали, чтобы он вернул деньги следователю в законном порядке.

• © Фото из личного архива

— Как вы отреагировали на то, что он подал заявление?

— Нас это удивило. После нашей беседы этих грузчиков видела куча людей. Ни следователь, ни адвокат, ни понятые — никто не видел у него никаких повреждений. Потом, спустя больше чем двое суток, Склянный идёт в травмпункт и говорит, что мы его избили.

Он утверждал, что я якобы ударил его кулаком в лоб, а кто-то ещё приложил его головой о стол. По его словам, из-за капюшона он не видел лицо того, кто бил его о стол. Но на фотографиях видно, что у Склянного нет капюшона.

Кроме того, он вернул часть похищенных денег и уже согласовал со следователем дату возврата остальных средств.

Здесь есть ещё один смешной момент. На выходе из нашего отдела Склянного встретила жена. Она утверждала, что у её супруга на лбу было то ли рассечение, то ли царапина. Потом, когда она узнала, что есть фотографии из кабинета следователя, она дала другие показания. Как она сказала, эти следы появились у мужа только на следующий день. Мол, у него такая особенность кожи, что повреждения проявляются только на следующий день.

— Дело против вас было возбуждено практически сразу или какое-то время ушло на проверки?

— Через полгода только. Материалы перекидывали туда-сюда: то уходили из Следственного комитета на территорию (из следственного отдела СК на воздушном и водном транспорте в Солнцевский отдел СК. — RT), то обратно в СК. Само событие было 22 февраля 2015 года, а дело возбудили только в июле. И возбудили в отношении неустановленного лица.

— Оперативные действия проводили не только вы, но и ещё один оперуполномоченный — Клыков. Почему он остался свидетелем, а у вас был другой статус?

— Первоначально хотели привлечь нас двоих, но никаких доказательств не было. Потом остановились на мне как на более старшем сотруднике. По кражам работала именно моя команда: по большей части именно я организовывал оперативную работу. Клыков потом после этого эпизода перевёлся в Омск.

— Во время следствия вы продолжали работу во Внуково и вам даже присвоили звание майора...

— Руководство было на моей стороне. Мой непосредственный начальник приходил на суд и положительно характеризовал меня. Само руководство недоумевало, что за бред получается. Сейчас, к сожалению, они сами всего боятся. Им сказали не дёргаться. Вот они и не дёргаются. На сотрудников уже плевать становится. Как Сталин говорил: «Незаменимых не бывает». У нас так и продолжается.

— Ваша жена говорила СМИ, что во время следствия к вам обращались некие «знающие люди», которые рекомендовали взять вину на себя и признаться.

— Ко мне обращались, как говорится, агенты влияния. Предлагали решить вопрос по-разному: то уволиться, то заплатить Следственному комитету.

— На чём строилась доказательная база по вашему делу?

— Я спрашивал следователя об этом. Он отвечал, что это его внутреннее убеждение и мой отказ от прохождения полиграфа. Я не отказывался от полиграфа, я предлагал ему пройти независимое исследование, но он был против. Впоследствии оказалось, что суду хватило и таких «доказательств».

— Вам вынесли приговор только со второго раза. Первый судья отправил ваше дело обратно в прокуратуру?

— У него было понимание, что там нет состава преступления. Первый судья объективно отнёсся к моему делу, но ему тоже не дали вынести оправдательный приговор.

«Мы начали разрабатывать преступления, связанные с перевозкой грузов»

— Вы считаете, что вы перешли кому-то дорогу? Почему дело довели до обвинительного вердикта?

— У меня нет конкретных данных на этот счёт. Здесь надо понимать один момент. Когда мы пришли работать, мы работали в основном по кражам из багажа. Мне предъявили обвинения как раз в тот момент, когда мы начали разрабатывать преступления, связанные с перевозкой грузов. Имеет ли это обстоятельство отношение к моему делу, точно сказать нельзя, но факт остаётся фактом.

— Вы ожидали, что в октябре 2017-го суд вынесет обвинительный вердикт?

— По тому, как проходил суд, у меня было предчувствие, что приговор будет связан с лишением свободы. Но, конечно, я надеялся, что судья рассмотрит дело объективно. Об этом я как раз просил судью в своём последнем слове. Я больше удивился, что Мосгорсуд потом отменил это решение. Отмена приговоров у нас —  очень редкая история.

— Чем закончилось дело о краже у пассажира Петрова?

— Ничем. Дело до сих пор не раскрыто. Следователь прекратил дело в отношении Склянного. Петров свои деньги так и не получил.

— Как ваш приговор отразился на работе ваших коллег из Внукова?

— Кто-то из нашего отдела уволился, кто-то перевёлся в другое подразделение. Проблема в том, что я не один такой. Есть много других полицейских, посаженных по беспределу. Кто-то кому-то помешал, за это их привлекают к уголовным делам.

Я сидел вместе с сотрудниками СК. Они рассказывали, что по служебным рейтингам за раскрытие убийства следователям дают 150 баллов, а за привлечение сотрудника полиции даётся 1000 баллов по оценочной таблице.

«Воровство было поставлено на поток»

— После вашего приговора и ухода ваших коллег из Внукова ситуация с преступностью в аэропорту как-то поменялась?

— Один из бывших коллег рассказывал моей жене, что после моей посадки число краж выросло. Насколько я знаю, с октября 2017 года по нашему профилю было возбуждено около 15 уголовных дел. Сейчас из-за внимания СМИ ситуация немного нормализовалась. До этого воровство было поставлено на поток. Из багажа тащили всё, начиная от продуктов и заканчивая электроприборами, ювелирными изделиями и деньгами. 

— Расскажите о вашем пребывании в медведковском СИЗО.

— Никакого произвола там не было. Сейчас за этим очень строго следят. Но сама ситуация весьма неприятная: карантин, постоянные досмотры личных вещей. Для меня как человека, служившего в полиции, это, конечно, не было чем-то шокирующим. Некоторые считают все эти процедуры унизительными. Это достаточно странное ощущение, когда из сотрудника МВД переходишь в категорию преступников.

— В мае прошлого года вас этапировали в колонию...

— Да, в колонию для бээсников (бывших сотрудников правоохранительных органов. — RT) — ИК-13 в Нижнем Тагиле.

Не могу сказать, что меня что-то там поразило. Меня вообще сейчас уже мало что удивляет. Быт колонии чем-то напоминает армейский: ходим строем, на работу — с работы, в столовую — из столовой.

Всё по режиму. Я там работал в швейном цеху. Шил спецовки для грузчиков. В целом было нормально, постоянно чувствовал поддержку семьи и друзей.

— Ваше освобождение стало для вас неожиданным?

— Вообще, я на это особо не рассчитывал. После решения Мосгорсуда 25 сентября мне ещё пришлось отсидеть лишнюю неделю до 2 октября из-за местной бюрократии. Это была, пожалуй, самая поганая неделя. С одной стороны, ты знаешь, что тебя освободили, но из-за нашего известного российского идиотизма я остаюсь в колонии до прибытия нужных документов.

— Вас встречала семья? Как они пережили ваше заключение?

— Первыми встретили журналисты. Родных увидел только в аэропорту. Почувствовал радость, которую даже невозможно словами описать. Моей семье, конечно, было очень тяжело в моё отсутствие. Жена Анастасия была вынуждена уехать к родителям в Мордовию, чтобы они помогали ей присматривать за детьми. Сама она работала на двух работах.

— Какие у вас ожидания от уже третьего рассмотрения вашего дела?

— Я надеюсь, что моё дело рассмотрят объективно. Это самый важный момент. По этой причине я и обратился в СМИ в своё время. Мне очень не нравится ситуация, когда из сотрудников полиции делают врагов народа. Какой смысл тогда от нашей работы? Меня неделями дома не бывало. Я  кому-то помогаю, а за это меня ещё и в тюрьму сажают?

«Поступил бы точно так же»

— В случае вашего оправдания вы хотели бы вернуться на службу?

— Восстанавливаться я в любом случае буду, но буду ли там работать, пока не знаю. Сейчас мне очень тяжело что-то планировать, поэтому не буду загадывать.

— Если бы вы знали, чем закончится разработка Склянного, вы бы поступили по-другому?

— Я поступил бы точно так же. Разве что перестраховался бы и записал весь разговор со Склянным и Бураковым на видео, чтобы не было никаких вопросов. После этой истории мы начали фиксировать на камеру все оперативные действия. Все наши беседы приобщались к материалам проверки. Поменял бы только это. Тогда я не ожидал, что, оказывается, слову сотрудника (МВД. — RT) вообще нет веры. Я, конечно, понимаю, что в рядах полиции есть и не очень порядочные люди. Но не должно быть такого, что все сотрудники виновны изначально. Так тоже нельзя. В органах МВД полно честных людей.

— После произошедшего у вас как-то поменялось отношение к нашим правоохранительной и судебной системам?

— Естественно, я пересмотрел своё отношение. Система нуждается в изменениях. Я говорю и об МВД, и о прокуратуре. Надо работать с судом. У нас нет состязательности сторон.

Получается, что я должен доказывать свою невиновность, а не мою вину должны доказывать, как положено по закону.