«Это только на первый взгляд Евгений жил тихо. Он упорно учил украинский язык. Не поддерживал возвращение Крыма и на семейных встречах ругался на эту тему с братом. Евгений даже переделал имя на украинский манер и называл себя Эвгеном. И вот вопрос: как мог русский человек, живя в большой России, всё это променять на мову и Эвгена? Он же умный, учился на отлично, побеждал в олимпиадах!»
«Украинское общество не повелось. Слишком уж громким был скандал Фарион с ВСУ. Слишком уж чётко Фарион дала понять ВСУ: они, русскоязычные, проливают кровь за право быть второсортными «москворотыми» на Украине. Люди в пабликах говорили, что Фарион не тянет на народного героя. Говорили, что не стали бы переименовывать улицы в её честь. И что на фоне гибели сотен тысяч хлопцев смерть этой женщины не значит ничего и не болит».
«Женщина сказала, что была кругом в долгах, её преследовали коллекторы, она не могла больше тянуть лямку и решила покончить с собой и с ребёнком. Нашлись даже люди, которые её пожалели. «Бедняга, — говорили они, — оказалась в таком положении. Кто был в таком же, тот поймёт». Но нет. Многие из нас находились в затруднительном, безвыходном, невыносимом положении, но не убивали своих детей».
«Почему же не сработало? А потому, что противодействие оказала не Россия. Оно поднялось изнутри Украины. И тут всё сошлось: украинцы действительно устали, они перестали верить в победу ВСУ. Они понимают, что война давно могла бы быть закончена, если бы киевская власть не сорвала Стамбульские соглашения. Понимают уже, что выход на границы 1991 года, то есть «мирный план» Зеленского, — несбыточные мечты. Это не те люди, которых облапошили Бучей два с половиной года назад. Это уже люди, умудрённые горьким опытом, их не проведёшь».
«Кровавые следы ганулов берут начало вовсе не в фитнес-центре, а в одесском Доме профсоюзов. Демьян Ганул был одним из организаторов его поджога. Тогда преступники не были осуждены и наказаны, и от сгоревшего здания в тот день разбежалось множество маленьких чёрненьких ганулов. А власть их не задавила, не забрызгала дихлофосом. Напротив, она выдала им мандат на насилие»
«Часть общества потребовала, чтобы останки «Крокуса» снесли и чтобы там образовалось место памяти и скорби. При этом мало кто себе представлял, как должно выглядеть такое место... «Там будет огромная стела в виде свечи!» — говорили одни. «Там будет чёрный мемориал!» — спорили другие. Хотя сложно представить такое место в оживлённом районе, рядом с метро, где жизнь бурлит. В таком виде память и скорбь неизбежно превратятся в формальность»
