Взрывы в 2014 году на военных складах в чешской Врбетице, очень своевременно (и синхронизированно с американским накатом на злодейскую Россию) вспомянутые чешским политикумом, произвели сильное эхо семь лет спустя. Ещё месяц назад о них никто не помнил, а нынче только и говорят, что про склады.
Причём впечатляет сочетание сильной невразумительности с сильной же размашистостью пражских политических деятелей.
Поскольку в Праге прямо заявили, что доказательства российского авторства у нас есть, но мы их вам не предъявим, остаётся обращаться к открытым источникам, из которых вырисовывается картина чёрного восточноевропейского оружейного бизнеса, где чёрт ногу сломит — какой-то мутный болгарин, которого, как заведено в российских спецслужбах, тоже травили «Новичком» и тоже неуспешно. А как венец всей истории — вездесущие Петров и Боширов с молдавско-таджикскими паспортами:
«Но враги уж отступают,
В их сердца проник озноб —
Посмотри, как их пугают
Глазенап и Бутеноп».
При этом свидетели согласно показывают, что на складах царил такой беспорядок (непонятно, кто за что отвечал, охраны практически не было), что даже не было нужды во вмешательстве русских суперменов. Скорее, удивительно, что склады взорвались только в 2014-м. При таком бардаке этого следовало ожидать сильно раньше.
Зато сейчас меры были взяты самые решительные.
Из Праги было выслано 18 российских дипломатов. После зеркальных мер со стороны Москвы и. о. главы МИД Чехии ничуть не успокоился, но пожелал выслать всех оставшихся русских — «сгорел сарай, гори и хата». Прага также обратилась к странам НАТО и ЕС с призывом выслать всех российских спецслужбистских офицеров под дипломатическим прикрытием. Идея не встретила отклика, поскольку дипломат — это вообще почётный шпион, и если начать смело высылать всех спецслужбистов, то у российской контрразведки могут возникнуть интересные зеркальные вопросы.
В довершение всего глава района Прага-7 обратился к своему правительству с предложением отобрать у российского посольства кусок земли, прирезанный по межправительственным соглашениям в 70-е гг.
В Москве, правда, заметили, что чешская посольская недвижимость в районе Брестских улиц тоже весьма обширна, можно и сузить, после чего инициатива районного головы как-то сдулась.
То есть безрассудство и отвага были самые выдающиеся, что вроде бы не вязалось с образом Швейков, мирно пьющих своё пиво и старающихся не ввязываться в мировую войну. В романе Гашека есть выражение некоего австрийского чина — «банда симулянтов», и совершенно отсутствует выражение «банда бесстрашных сражателей». А тут такой героизм!
Но обращение к истории XX века — до этого чехи прозябали под габсбургским гнётом и никак себя не проявляли — показывает сильную переменчивость Швейков.
Мятеж чехословацких легионов в 1918 году показал, что чехи могут быть очень даже отважными в своих расправах над большевиками, хотя, казалось бы, что им большевики? А также в откровенном грабеже: в составе чехословацких эшелонов насчитывалось более 500 вагонов со всяким награбленным добром. Возможно, дело было в том, что откровенная слабость хоть белых, хоть красных не предполагала ответки. И чего же стесняться?
Потому и доселе в некоторых местностях Сибири и Поволжья легионерами не то чтобы пугают детей, но память о них нехорошая.
Чудесные метаморфозы Швейков были и во Вторую мировую войну. Превращение Чехии в Протекторат Богемии и Моравии не встретило сопротивления. Чехи сложили оружие и всю войну исправно работали на рейх. На заводах Škoda (и не только) ковалось оружие вермахта. А в 1942 году, когда английскими диверсантами был убит наместник Гейдрих, на Вацлавскую площадь свою скорбь пришло выразить 200 тыс. граждан протектората.
Всё, однако, поменялось после мая 1945 года, когда начались самые свирепые гонения на судетских и моравских немцев. Тем, кто сумел достичь нищей и разбомбленной Германии, ещё сильно повезло. Но изгнание немцев превращалось в марши смерти, где не щадили никого — ни стариков, ни женщин, ни детей. Тем более что изгоняемые именно из них и состояли — мужчины были в плену.
Здесь та же картина, что и с легионерами. За имперских наместников в 1938—1945 гг. было кому заступиться, и Швейки сидели тише воды, ниже травы. После 9 мая 1945 года за гражданских немцев было заступиться некому, разве что советские оккупанты иногда смиряли чешский народный гнев, и храбрость депортации была замечательной.
Всё это не к тому, чтобы разделить народы на хорошие и плохие. У нас тоже хватает постыдных страниц истории:
«Гой ты, рушник-карбованец, семечки в потной жмене!
Не нам, кацапам, их обвинять в измене.
Сами под образами семьдесят лет в Рязани
с залитыми глазами жили, как при Тарзане».
Но о такой черте национального характера, как чрезвычайное смирение перед сильным и бесстрашная отвага против бессильного, следует помнить по одной простой причине. Конечно, пражские политики могут ошибаться и, возможно, сейчас было не время являть такую смелость. Но тем не менее (с такой-то традицией!) внезапное пробуждение отваги наводит на неприятную мысль. Так ведут себя, получив дозволение сильного и влиятельного друга. То есть «теперь можно». Мораль читать никому не надо, но обеспокоиться имеет смысл.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.