Утраченные таланты

«По степени изощрённости США стояли наравне с другими великими державами, и ковбойские замашки — ведь чёрного кобеля не отмоешь добела — хотя и присутствовали (куда же от них денешься?), но в минимальной степени. Сейчас же, когда и военная, и экономическая мощь США находится на спаде, появились сильные конкуренты, дипломатия сделалась откровенно дуболомной. Её девиз — «Остатки прежней силы пока есть, ergo ума совсем не надо». Не моги ндраву моему препятствовать».

Министр иностранных дел С.В. Лавров сделал нечасто встречающееся в дипломатической практике заявление.

В интервью телеканалу Al Arabiya, комментируя действия США по Ирану (но понятно, что это не только персидских дел касалось), он заметил, что «Вашингтон утратил талант ведения дипломатии, в его арсенале остались только ультиматумы и санкции». США «озвучивают много странных вещей», в том числе выставляют требования партнёрам. «И если их партнёры говорят, что не могут поступить так, просят обсудить поставленный вопрос, они не соглашаются. Ставят ультиматум, обозначают сроки и вводят санкции». Лавров, понимая, что эмблемой Республиканской партии является слон, всё же призвал Вашингтон не рассматривать мир «как посудную лавку».

Само по себе недовольство другой державой — вещь обыденная. Однако нечасто указывается, что эта держава не только неприятна другим участникам всемирного театра (она и не обязана быть приятной), но её деятельность вообще малоискусна и причиняет вред не только соперникам, но и ей самой.

Лавров — высокопрофессиональный дипломат, знающий цену слову. Он ни в коей мере не принадлежит к тем (к сожалению, слишком многочисленным) политикам, которые несут невесть что, а потом объясняют, что их неправильно поняли. Если квалифицированный дипломат что-то говорит, то именно в расчёте на то, что его правильно поймут. И понимая последствия. 

Случай, когда говорилось, что соперник утратил прежние дарования, имел место с маршалом Жуковым. В мемуарах он писал: «Что касается стратегического искусства их Верховного командования, оно после катастрофы в районе Сталинграда, и особенно после битвы под Курском, резко понизилось. Немецкое командование стало каким-то тяжелодумным, лишённым изобретательности, особенно в сложной обстановке. В решениях чувствовалось отсутствие правильных оценок возможностей своих войск и противника».

То, что маршал говорил о войне, а министр — о мире, не столь уж важно. В деятельности как воина, так и дипломата много общего. Различие в другом. Жуков писал «Воспоминания и размышления» много лет спустя после войны и точно не боялся ухудшить отношения с военно-политическим руководством уже не существующего рейха. Лавров говорит о делах сегодняшних и может дополнительно взъярить утративших таланты. То есть более рискует, чем маршал на покое. 

Причём sub specie aeternitatis зубчатые эволюции американской дипломатии и вправду необычны и поучительны.

Где-то до Первой мировой войны США вовсе отсутствовали в серьёзных дипломатических раскладах. Европейцы знали, что есть такие простодушные дикари и дипломаты у них тоже донельзя простодушные, но это представляло интерес разве что этнографический.

В мировой дипломатический концерт американский новичок триумфально вступил в 1918 году на Версальской конференции.

И тогда же британский историк дипломатии Г. Никольсон писал: «Профессиональная дипломатическая служба там только появилась и ещё не имела времени разработать свою собственную технику. Столицы Европы гудели по поводу нескромности этих дипломатов-любителей, и их выходки имели очень вредное влияние». Однако «теперь, когда американский народ увидел, что необходима профессиональная дипломатия, мы можем быть уверены, что в скором будущем дипломатия США станет одной из лучших в мире».

Не то чтобы нравы американского дипкорпуса стали идеальными, но прогноз Никольсона вроде бы сбылся. После 1945 года дипломатия США стала весьма авторитетной и успешной.

Причём даже нельзя сказать, что секрет успеха сводился к формуле «сила есть — ума не надо». Конечно, силы тогда — и военной, и экономической — было хоть отбавляй, что способствовало дипломатическим успехам США. Когда же сила и богатство им не способствуют?

Но вместе с тем была и софистичность дипломатической техники. По степени изощрённости США стояли наравне с другими великими державами, и ковбойские замашки – ведь чёрного кобеля не отмоешь добела — хотя и присутствовали (куда же от них денешься?), но в минимальной степени.

Сейчас же, когда и военная, и экономическая мощь США находится на спаде, появились сильные конкуренты, дипломатия сделалась откровенно дуболомной. Её девиз — «Остатки прежней силы пока есть, ergo ума совсем не надо». Не моги ндраву моему препятствовать.

Между тем сила дипломатии проверяется не в апогее державной мощи, а совсем наоборот — в перигее. Талейран на Венском конгрессе, сумевший, играя на противоречиях держав-победительниц, выторговать для побеждённой Франции в высшей степени льготные условия мира. Князь Горчаков, после Парижского мира (1856 года) кропотливыми трудами восстановивший позиции России на Чёрном море. Оселок для дипломатии — это безнадёжные (по крайней мере непростые) обстоятельства, которые истинное искусство преодолевает.

И наоборот. По состоянию на 1939 год фон Риббентроп выглядел очень сильным дипломатом. В 1944 году он так уже не выглядел. Не выдержал проверки на оселке.

И Лавров отметил, что Госдепартамент находится скорее на линии Риббентропа, нежели Талейрана. Это довольно обидно слышать, но что же делать, если это похоже на правду.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.