Вслед за первым президентом США Джорджем Вашингтоном, памятник которому активисты поругали и свалили 19 июня, пришла очередь 26-го президента Теодора Рузвельта, правившего с 1901 по 1909 год.
Впрочем, с Рузвельтом-старшим пока что обошлись более цивилизованно, чем с Вашингтоном. Если статую отца-основателя сокрушали со всей иконоборческой страстью — примерно как статуи Саддама Хусейна в освобождённом от тирании Ираке, — то с Рузвельтом разбираются в рамках законной процедуры.
Его конную статую, установленную в 1940 году в Нью-Йорке у входа в Американский музей естественной истории, решило удалить само руководство музея. «Набирающее силу движение за расовую справедливость, которое возникло после убийства Джорджа Флойда, последние недели глубоко трогало музейное сообщество. Мы наблюдали за тем, как страна и мир всё чаще обращают внимание на памятники, эти губительные и мощные символы системного расизма. Короче говоря, пришло время памятник снять», — сообщила президент музея Эллен Фаттер. Она присовокупила, что музей ничего не имеет против самого 26-го президента и в его честь (очевидно, в порядке компенсации) в музее будет Зал биоразнообразия имени Рузвельта.
Поддержал биоразнообразие и правнук героя Теодор Рузвельт IV, являющийся попечителем музея: «Миру не нужны памятники, предметы старины, оставшиеся от прошлого века, которые не отражают ни ценности человека, заслуги которого они хотят отметить, ни ценности равенства и справедливости».
Отмежевание, в том числе и от родственника, — вещь не новая. 1930-е годы в СССР знают довольно примеров, как дети отрекались от родителя, оказавшегося врагом народа. Здесь новизна только в том, что отмежёвываются от статуи прадедушки. При Сталине было всякое, но такого вроде не случалось.
Впрочем, руководство музея можно понять. Революционеры могли снести статую и совсем не по-хорошему: с уханьем и гиканьем, — да попутно ещё и музей погромить. Лучше благодарить и кланяться, кланяться и благодарить. Ведь отмежёвывались от родителей и друзей, оказавшихся лютыми врагами народа, — когда искренне, но чаще из сугубо шкурных соображений, в надежде остаться на плаву и не отправиться вслед за врагом. Миссис Фаттер и Теодор Рузвельт IV последовали совету пушкинского Савельича: «Плюнь да поцелуй злодею ручку».
Ну а если руководство музея живописно целует злодею ручку, то и нью-йоркское городское начальство, которое должно утверждать решение музея, совершенно не готово проявлять героизм и умирать на знамени.
Мэр Нью-Йорка Билл ди Блазио сделал перед активистами под козырёк, что неудивительно. Механизм соскальзывания, при котором начальник, уже бессильный удержать поводья, из последних сил цепляется за хвост ретивого коня, хорошо известен.
Примечательно при этом, что Рузвельт-старший, известный, конечно, своей политикой большой дубинки и введением в оборот термина «мировой полицейский» (империалист был изрядный), в то же время известен как не слишком результативный, но всё же борец с монополиями (олигархами, по-нынешнему говоря) и как первый президент, при котором в его администрации появился негр. Один-единственный и на неважной должности — но всё же первая ласточка. Скорее активистам следовало бы чтить Рузвельта как пионера в области содействия прогрессу цветного населения.
Но, во-первых, активисты не интересуются историей. А во-вторых, их возмутила композиция статуи: в центре сидит на коне Рузвельт, слева пеший негр, справа пеший индеец. По замыслу скульптора, птица-тройка должна была олицетворять дружбу народов США, но теперь решено, что статуя изображает приниженное положение цветного населения. О чём и нью-йоркский мэр не преминул заявить.
Вообще говоря, композиция монумента стянута с памятника Карлу Великому, стоящему у входа в собор Парижской Богоматери: на коне восседает Шарлемань, а одесную и ошую стоят его паладины Роланд и Оливье, со славой павшие в Ронсевальском ущелье за милую Францию прекрасную. По идее, и в нью-йоркском памятнике чернокожий Роланд и краснокожий Оливье должны были олицетворять славу и героизм народов США.
Но в итоге получилось чёрт знает что. Биоразнообразие окончилось форменным безобразием.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.