Алексей Ярошевский: Воспоминания о Майдане. Часть 2

Алексей Ярошевский
Алексей Ярошевский
корреспондент RT
Алексей Ярошевский: Воспоминания о Майдане. Часть 2

Тот день — 18-го февраля 2014-го — был совершенно обыкновенным и не предвещал беды. Я готовил сыну обед дома в Москве и вяло наблюдал за очередными волнениями в Киеве. «Ну, очередная буза, — подумал я. — Как раз когда всё начало успокаиваться». Мы это уже проходили, буквально месяцем ранее — всплеск насилия случился после того, как всё затихло. Буквально через 6 часов я стоял с моей многочисленной командой операторов и коллег в центре киевского Майдана, наблюдая, как выгорает революционный штаб — захваченный оппозиционерами двумя месяцами ранее Дом Профсоюзов. События приобретали поистине страшный характер, но я даже и не мог предполагать в тот момент масштаб той трагедии, которой суждено было случиться.

Но позвольте мне вернуться немного назад — в Новогоднюю ночь 2014-го. В жизни новостного репортёра частенько новогодние праздники отсутствуют, часто приходится в эти дни работать (вспомнить хотя бы «посиделки» в «Газпроме», когда подписывали газовые контракты 31 декабря). Весь декабрь 2013-го я провел в Киеве, и руководство за 3 недели до Нового года сказало мне, что в ночь с 31-го на 1-е я буду работать в прямом эфире с Майдана. К тому моменту осада центральной площади Киева продолжалась уже месяц. Тот Майдан, казалось, планомерно затухал. Многие из тех, кто был заряжен на протест ещё месяц назад, уже разочаровались в этом противостоянии, которое не приносило очевидных результатов. Нарастала критика лидеров оппозиции, люди на Майдане считали, что они лишь торгуются за портфели, а не пытаются реально изменить ситуацию. Некоторые мои знакомые киевляне — как ярые сторонники, так и ярые противники Януковича — вообще высказывали раздражение Майданом. Перекрытый центр города, толпы «гостей столицы», шатающиеся по центру и, опять же, никаких сдвигов. Власти тоже приумерили свой и так несущественный пыл — если в декабре я видел несколько попыток разогнать или оттеснить Майдан, то к Новому году и этого уже не было. Всё напоминало Оранжевую Революцию-2004 — долгое, бескровное стояние на площади.

 

Фото(С) Алексей Ярошевский

Даже вспомнилась тогда безобидная шутка — что, мол, украинцы не любят драться, они просто постоят на площади и подождут, пока враг сам сдастся, устав от махания флагами. Учитывая все факторы, даже некоторые мои изначально оптимистично настроенные друзья говорили, что этот Майдан скорее всего разойдётся с первыми сильными холодами. Мой коллега, на тот момент репортер ленты.ру Илья Азар тогда написал заметку, тоже высказывая предположение, что без стратегии и плана дни этого Майдана сочтены. Я покинул Киев 3-го января, пробыв там почти 2 месяца. Помню, как, садясь в самолёт, я сказал жене: «Кажется, что наступит перерыв в моих поездках в Киев — не думаю, что тут может полыхнуть в ближайшее время».

Как же мы все ошибались.

Ситуация взорвалась в первый раз всего спустя две с небольшим недели после Нового Года. Тогда я в срочном порядке вылетел в Киев, буквально сорвался, не доев ужин с семьёй. Вспышка насилия случилась на углу так называемого правительственного квартала — на углу улицы Грушевского. Помню, как меня спросил кто-то из съёмочной группы, насколько всё плохо в этот раз. Я махнул рукой и сказал, что годы показали — в Украине всегда может случится что-то совсем неожиданное, но почти нет шансов, что оно перерастёт в нечто кровавое и страшное. «Груша» довольно быстро окатила нас ушатом холодной воды — на пятачке возле входа на стадион Динамо им. Лобановского происходило настоящее побоище. Бьющая через край и абсолютно беспрецедентная для Киева жестокость с обеих сторон была обернута в ужасную какофонию звуков — то и дело взрывались светошумовые гранаты и протестующие постоянно били металлом по металлу, наверное таким образом создавая устрашающий эффект — и отравленный горящими покрышками и слезоточивым газом воздух.

Наш январский «заезд» на Майдан был похож на американские горки. Первые несколько дней — даже, скорее, ночей — были практически полностью бессонными. Мы сидели в номере гостиницы «Днепр», балкон которого выходил прямо на эпицентр противостояния (нам тогда дико повезло — у нас была лучшая точка для наблюдения за происходящим из всех СМИ) и ждали. Некоторые ночи проходили спокойно, некоторые не очень. Но работали мы почти беспрерывно. Бесконечные прямые эфиры, замерзшие ноги и руки, цистерны кофе и энергетиков. Тогда в центре Киева впервые начали свистеть пули — на тот момент, правда, резиновые и не смертельные. На постоянно летевшие в сторону защищающих здание правительства милиционеров коктейли Молотова и куски брусчатки те отвечали спорадическим огнём из травматического оружия. Огнестрельного тогда никто не применял. В один момент и мне пришла в спину дробь — очевидно со стороны милиции — когда я записывал материал на балконе. Уж не знаю — целились или шальные попали, но спасибо бронежилету, я не пострадал.

 

Фото(С) Алексей Ярошевский

А потом наступил День Соборности Украины, и мы ждали беды в тот день. Правда, не так рано. В 7 утра меня разбудил звонок оператора. «Леха, беги в мой номер. Тут заваруха началась. Я высунулся в окно поснимать и по мне стреляли милиционеры. Слава Богу не попали». Тот день прошёл как в муаре — мы практически не вылезали из прямого эфира, находясь в самом эпицентре борьбы. Пока я принимал дробь в спину на балконе, мой коллега Питер Оливер оказался прямо посреди напряжённого столкновения между протестующими и милицией. Через несколько часов был подтверждён первый погибший — майдановец Сергей Нигоян погиб, как сообщили, от попадания не огнестрельного патрона в артерию. Затем еще один труп — белорус, выступавший под знаменем радикальных националистов УНА-УНСО*. Ситуация раскалялась с каждой минутой. Но...так же быстро затухла, как это часто случалось в Украине. Ну, если не считать нервного противостояния возле Украинского Дома, когда протестующие пытались выгнать оттуда несколько десятков бойцов внутренних войск. Очень, помню, холодно было тогда.

Сейчас всё это кажется наивным, но мы тогда подумали, что предел насилия мы уже увидели. Что хуже стать уже не может. Что после этой бойни политики всё же смогут найти компромисс. Тогда же в голову проникла и мысль, которую сознание старалось отвергать как ненавистную ему теорию заговора. Что кто-то не хочет, чтобы Майдан разошёлся. Что кто-то явно хочет идти до конца. Что протест, который начинался мирно, многочисленно и на тот момент абсолютно оправданно — начинает превращаться с чей-то помощью в циничную, жестокую, кровавую и кому-то жизненно необходимую революцию.

Тем не менее я вновь покинул Киев в начале февраля. Опять думая, что настанет некий перерыв — хотя бы до тёплой поры. Оппозиция и власть ежедневно переговаривались, покрышки больше не горели и доселе оглушающий металлическим лязгом и взрывающимися гранатами пятачок на Грушевского погрузился в тишину. Прямо дежавю — резкий взрыв эмоций и опять безмятежное спокойствие. Но всего через 10 дней начались 72 часа, которые изменили Украину навсегда.

18-го февраля Майдан был похож на ад. Вся площадь была в огне, штаб оппозиции в Доме Профсоюзов пылал и повсюду взрывались светошумовые гранаты. Мы опрометчиво забронировали номера в гостинице «Днепр», но нам не позволили подобраться к ней даже на 50 метров. На Трехсвятительской вежливый, но очень напряжённый сержант, возглавлявший оцепление, сказал нам «туда нельзя, там по нам стреляют боевыми». Времени удивляться или проверять эту информацию не было (хотя издалека были слышны какие-то хлопки) — нам надо было распечатать оборудование и приступать к работе. Всю ночь мы выходили в прямые эфиры через интернет-связь, и только в 7 утра нам удалось пробраться к гостинице «Украина», где находилась студия для полноценного прямого эфира. Чтобы найти лазейку и обойти баррикады, нам потребовалось больше часа — хотя расстояние там всего-то двести метров. С высоты 7-го этажа Майдан был похож на адский котлован.

На следующий день, — который мы с рассвета до заката провели в работе — мы услышали о перемирии, заключённом между властями и оппозицией. Тогда мне впервые за всё время удалось проникнуть на другую сторону протеста — милицейскую. Я был облачён в бронежилет с надписью «пресса», и милиционеры, мягко говоря, по-разному на это реагировали. Некоторые улыбались и вежливо общались со мной, некоторые в довольно грубой форме говорили, чтобы я убирался восвояси. Так или иначе, после месяцев пребывания на стороне протестующих мне было крайне интересно узнать настроения в этом лагере. И меня очень удивила тогда полярность мнений — некоторые были в ярости (что нет приказа «втоптать майданутых в асфальт», как выразился один беркутовец с сильным полтавским говором), но были и те, кто был искренне напуган — тогда я опять услышал — «по нам стреляют боевыми». Но даже несмотря на то, что Майдан продолжал пылать, казалось, что перемирие и вправду держится. Некоторые ВВ-шники и беркутовцы возле здания Кабмина вообще были достаточно расслаблены. «Ждём, когда нас сменят — уже несколько суток на этом морозе стоим, устали. Кстати, дай свою каску прессы погонять», — с улыбкой сказал двухметровый крымчанин-беркутовец.

 

20-го февраля я проснулся в 8 утра — за час до запланированного прямого эфира. Чистя зубы, читал ленту новостей — вроде ночь прошла спокойно и никаких предпосылок к ухудшению ситуации не было. От жены пришла смска: «Смотрела новости, вроде у вас всё спокойно». Но пока я шёл к гостинице Украина, я увидел на обочине несколько перевернутых и сожжёных машин. Угрюмый ППСник сказал, что пропустить меня к гостинице может только на мой страх и риск. «Но ведь перемирие же?» — спросил я. Он молча показал мне на остов сгоревшей Дэу, намекая, что перемирия нет и не было. Спускаясь по Институтской, уже практически на углу здания гостиницы, я увидел страшную картину — несколько десятков сотрудников «Беркута» лежали на обочине и носилках с различными ранениями. Некоторые истекали кровью, у одного из них была практически оторвана кисть руки. Перемирием и не пахло. Я дошел до лайф-позиции у подножия гостиницы и прямо в прямом эфире у меня за спиной началась бойня.

Вы сами всё видите в этом видео. Ситуация стремительно выходила из под всяческого контроля. И это, несмотря на, возможно, внешнее спокойствие, очень пугало. Особенно разрушал мозг тот факт, что всё это происходит в одном из самых теплых и дружелюбных городов Европы. Спустя всего час я снял на телефон, как в холл гостиницы затаскивали первых раненых (многие из них в последствии скончались). Вестибюль гостиницы превратился в полевой госпиталь, морозильная камера ресторана стала моргом. А ещё через несколько минут я снял на телефон видео, которое до сих пор лично у меня порождает сомнения по поводу того, как именно всё случилось тогда на Майдане — на нём видно, как безоружные майдановцы поднимаются по ступенькам, идя на смерть, а по улице спешно отбегает мужчина с ружьем, из которого он сделал несколько выстрелов (это прекрасно слышно на видео).

А ещё через несколько минут — за какие-то мгновения до моего выхода в прямой эфир с 6-го этажа гостиницы — чуть не пристрелили меня и моего оператора. Не хочу в очередной раз по этому проезжать — особенно когда теперь над головами моих коллег летают пули почти ежедневно — но мне до сих пор очень интересно, кому же хотелось нас застрелить. Ну или припугнуть. Что, кстати, у них не получилось — в эфир мы все-таки вышли.

Таким образом, я подобрался вплотную к расследованию стрельбы на Майдане. Хотя, наверное, точнее было бы сказать — отсутствию оного. Буквально на прошлой неделе, реагируя на репортаж BBC, в котором было озвучено предположение, что майдановцы начали стрелять по милиции первыми, новый Генеральный прокурор Украины г-н Шокин заявил, что «у следствия нет данных, подтверждающих, что активисты Майдана вели огонь по сотрудникам правоохранительных органов». Ну, ок. Получается, что те люди, которых наш оператор Саша Тихомиров заснял на верхнем этаже гостиницы стрелявшими по милиции из винтовок с оптикой, — наверное, они не майдановцы. А как минимум 13 погибших сотрудников правоохранительных органов — они, наверное, застрелились сами. А тот мужчина с винтовкой, которого заснял я — он, наверное, просто совершал утреннюю пробежку. Но впрочем, долой сарказм. На самом деле, я очень хочу, чтобы власти Украины честно и детально расследовали происшедшее на Майдане 20-го февраля. Я готов в любой момент предоставить весь материал и все физические улики, которые у нас есть. Пока никто не обращался. Но если в Киеве не хотят верить нам, то есть ещё немецкий канал ARD и британский BBC, у которых тоже достаточно свидетельств очевидцев. И я понимаю, что это идёт вразрез с распространённой пропагандой — что во всем виновата милиция, а майдан (или кто-то ещё) ни при чём. Да зачем далеко ходить? Украинская журналистка Соня Кошкина опубликовала намедни своё расследование, в котором даже оппозиционный депутат Шевченко не отрицает, что стрелять могла третья сторона или сами майдановцы. Шевченко, кстати, искренне удивился всего несколько дней спустя стрельбы, когда я ему рассказал, что я видел и показал ему своё видео.

Генеральному прокурору Украины, возможно, интересно было бы узнать и впоследствии расследовать, почему единственные люди на Майдане, имевшие реальный боевой опыт — «полевые командиры» из УНА-УНСО — до февральских событий отсиживались в палатках и координировали действия острия майдановских атак, а в тот кровавый четверг они были вокруг и внутри гостиницы «Украина». Материалов, подтверждающих это, полно, в том числе и у нас — люди даже без масок ходят, их несложно будет опознать. Или, может, заострить внимание на попавшей в объектив камер попытке одного оппозиционного нардепа вывезти снайперскую винтовку с Майдана. Хотя бы узнать, зачем он это делал. Ну, или, может, расследовать тот факт, что пули, которые влетели в здание гостиницы «Украина» — в том числе и та на фото, что чуть в меня не пришла — не были маркированы, а следовательно не могли принадлежать правоохранительным органам. Повторюсь, с огромной радостью готов помочь расследованию.

 

Пуля, найденная в гостинице «Украина», Киев, февраль 2014. Фото(С) Алексей Ярошевский

Как я говорил ранее, я на дух не переношу теории заговора. И пока не будет чётких доказательств, — все утверждения, что Майдан расстреляли с подачи ЦРУ или ФСБ, буду считать полным бредом. Никого этой статьёй обвинять не хочу. Но все же, я до сих пор уверен, что не просто так мирный протест превратился в кровавую бойню. Мне больно и противно, что год спустя нет ни одного ответа на многочисленные вопросы. Нет ни одного железобетонного факта, стопроцентно подтверждающего хоть одну версию. Но я верю только одному — своим глазам, и я знаю что я видел 20-го февраля. Знаю, что тот штурм и последующие смерти были не спонтанным явлением, а чётко спланированным действием.

Если вы читали первую часть моих майдановских воспоминаний, вы поймёте почему я так думаю. Как я в них упоминал, я поддерживал тех людей, что вышли на площадь тем тёплым ноябрьским вечером. И я никогда не поверю, что те люди — умные, мирно настроенные и желающие жить в нормальной стране — хотели увидеть горы трупов на улицах своей столицы. Или что они были способны взять в руки оружие и превратиться в хладнокровных убийц. Я тогда много с ними общался и знал, что их план — сменить власть и систему мирным путём, через досрочные выборы. Но кто-то был с этим планом не согласен и, видимо, решил, что перемены можно претворить в жизнь только через реки крови. Тот мирный, светлый и, не побоюсь этого слова, прекрасный Майдан просто похитили. Да, звучит как плохое клише, но мне кажется, что именно это с Майданом и сделали. И я не просто так взял и придумал это. И до, и после стрельбы я общался с милицией — приказа стрелять в безоружных у них не было, хотя они могли применять оружие против тех, кто стрелял в них. Тот же самый депутат Шевченко сказал мне, что применять оружие против милиции никто в оппозиции не хотел, понимая, что это вызовет ответную реакцию со стороны властей. Но кто же тогда хотел?

 

Был обстрелян гостиничный номер, из которого RT вёл прямые включения. Фото(С) Алексей Ярошевский

Вечером 20-го, когда стихла стрельба, мы с ассистентом оператора совершили вылазку за едой. К тому времени вся съемочная группа не ела почти сутки. На обратном пути в гостиницу дорогу нам преградила процессия из майдановских докторов и санитаров, которые несли тела убитых вниз, на Майдан. Один, два, семь...мы насчитали 13 трупов. Один из них, накрытый одеялом, был, похоже, без головы — на том месте, где она должна была быть, лежала каска. На Майдане к тому времени трупов лежало уже много. Почти все погибли без оружия в руках, но не ясно, кто нажимал на курок.

Кому была нужна эта кровь? Боюсь, что мы никогда не узнаем. По всему похоже, что эта тайна хорошо охраняется. Но я могу пообещать — пока я жив, я не перестану искать ответ на этот вопрос. И не только потому, что в тот день мой мир надломился и я потерял, надеюсь временно, ту Украину, которую искренне любил всем сердцем. А в основном потому, что как участник тех событий — пусть и со стороны прессы — я чувствую моральный долг перед родственниками погибших в тот день людей. Чтобы они узнали правду.

 

Фото(С) Алексей Ярошевский

 

* «Украинская национальная ассамблея — Украинская народная самооборона» (УНА — УНСО) — украинская организация, признанная экстремистской и запрещённая на территории России (решение Верховного суда РФ от 17.11.2014).

Сегодня в СМИ
  • Лента новостей
  • Картина дня

Данный сайт использует файлы cookies

Подтвердить