«Северный поток — 2»: геополитика, экономика или буря эмоций?
Планы строительства нового газопровода по дну Балтийского моря для доставки сжиженного газа из России в Европу вызывают целый шквал эмоций. Но на фоне коренной встряски, которую переживает отрасль из-за COVID-19, данное решение кажется наилучшим.
Как гласит цитата, приписываемая великому американскому писателю Марку Твену, «история не повторяется, но она часто рифмуется». Строительство газопровода редко приковывает к себе столь живое внимание, но «Северный поток», бесспорно, именно такой случай. Когда речь заходит о новом газопроводе, который протянется от России до Германии на 1224 км, некоторые политики, журналисты и аналитики реагируют довольно эмоционально. История проекта началась в 2000-х годах в рамках переговоров по вопросам энергетики между Евросоюзом и Россией.
Страсти накалялись ещё со времён официального начала реализации проекта летом 2005 года. В своих лекциях я часто обращаюсь к заявлению на то время министра обороны Польши Радослава Сикорского, который сравнил «Северный поток» с пактом Молотова — Риббентропа, заключённым между Советским Союзом и нацистской Германией в 1939 году.
Его слова — иллюстрация геополитической и исторической напряжённости, которую данный проект обострил с самого начала. И сейчас, вполне в духе цитаты Марка Твена, подобные настроения вновь дают о себе знать.
Жаркие споры
В начале 2000-х годов я нередко присутствовала на проходивших в Германии дискуссиях по вопросам энергетики. На фоне первого газового кризиса, случившегося в январе 2006 года, когда экспорт российского газа через Украину в Центральную Европу по ряду причин приостановился, идея строительства прямой ветки из России в Германию вызывала немало жарких споров.
Некоторые утверждали, что такой проект в случае его реализации приведёт к «краху энергетической политики ЕС» (это, конечно, если таковая существовала в принципе). Согласно Лиссабонскому договору 2009 года, подход в данной сфере должен носить межправительственный, а не наднациональный характер.
Тем не менее, несмотря на политическую и эмоциональную составляющие, после решения всех правовых и технических вопросов, связанных с прокладкой газопровода по дну Балтийского моря, в ноябре 2011 года была введена в эксплуатацию первая нитка «Северного потока» (Nord Stream), а в октябре 2012 года — вторая.
В условиях растущего спроса Германии на природный газ и взятого ею курса на постепенный отказ от ядерной энергетики было принято решение о расширении мощности газопровода. Весной 2017 года были подписаны соглашения по началу строительства «Северного потока — 2».
С российской стороны переговоры вела компания «Газпром» через (своё дочернее предприятие. — RT) Nord Stream 2 AG, со стороны Европы — пять энергетических компаний, в том числе Royal Dutch Shell, ENGIE и OMV, взяли на себя обязательства по финансированию 50% от общей стоимости проекта.
Страхи вокруг «Северного потока — 2»
Однако слова Марка Твена снова подтвердились: разгорелись новые споры на тему «недостаточной диверсифицированности рынка» и «геополитической угрозы для ЕС». Доводы критиков проекта очень походили на те, что звучали в 2005 и 2006 годах. С одним принципиальным отличием: на этот раз всё было продиктовано положением североамериканского сланцевого газа на мировом газовом рынке.
Теперь против проекта «Северный поток — 2», в отличие от его предшественника 15 годами ранее, выступали не только по геополитическим, историческим и экологическим причинам, но и в контексте (принципиального. — RT) вопроса, какой газ лучше покупать Европе: российский, доставляемый по трубам, или американский, доставляемый танкерами.
О переходе на американский сланцевый газ в Европе стали задумываться с 2014 года, когда были введены антироссийские санкции. Но во главу повестки американские сланцевые нефть и газ встали лишь в 2017 году, с приходом администрации Дональда Трампа.
Вашингтон не раз говорил своим европейским партнёрам о необходимости строительства терминалов сжиженного природного газа (СПГ) для его импорта из США. После июльского саммита НАТО-2018 ни одна встреча американской стороны с министрами иностранных дел стран ЕС, также входящих и в НАТО, не обходилась без обсуждения данного вопроса.
Я высказывалась против этой идеи, опираясь на экономические соображения, в первую очередь — спрос и предложение.
Хотя именно этот фактор должен быть решающим при обсуждении строительства подобных терминалов, я понимала, что для затеявших эту дискуссию намного важнее была политическая и эмоциональная сторона вопроса. В результате перед проектом «Северный поток — 2» возникли ещё более серьёзные преграды.
Эффект COVID-19
Коронавирус принципиально изменил ситуацию на рынке. В результате мирового карантина цены на нефть и газ обрушились. Сложно найти геологоразведочный проект, который всё ещё будет хоть немного окупаться при столь низких ценах (иногда даже отрицательных, как ненадолго было зафиксировано в середине апреля).
Если бы не COVID-19, то, согласно прогнозам, приведённым в Обзоре мировой энергетики — 2019, доля США в мировом росте производства газа к 2025 году составила бы 40%.
Согласно ожиданиям Международного энергетического агентства, при таком сценарии возврат к обычному природному газу произошёл бы только c 2025 по 2040 год.
Однако в нынешних условиях нестабильности и хаоса на рынке индустрия фрекинга находится в сложном положении — попросту из-за слишком высокой стоимости производства. Американские коллеги годами предостерегали, что сланцевую промышленность США ждёт «жёсткая посадка». Главным образом их беспокоил значительный объём долговых обязательств, накопленных многими компаниями в период роста цен на газ и повышения спроса на СПГ.
Приведём лишь один из множества примеров. Сейчас компания Continental Resources остановила большую часть нефтедобычи на сланцевом месторождении Баккен в Северной Дакоте. В последние годы компания не прибегала к хеджированию своей добычи, что сделало её бессильной перед волатильностью на рынке нефти.
В отношении множества терминалов СПГ, планируемых к постройке на территории от Хорватии до Польши, давно зреет вопрос, оправдают ли они себя в свете нынешнего снижения цен на газ и проистекающей из этого неопределённости с поставками американского газа. Всё больше фрекинговых компаний в Америке объявляют себя банкротами или сталкиваются с серьёзными финансовыми проблемами. Можно ли положиться на поставки сланцевого газа и нефти из США? И оправданны ли сегодня планируемые терминалы СПГ с экономической точки зрения?
Зелёный курс под угрозой
При всём этом мне трудно понять, как Европа может рассматривать вариант покупки газа, полученного более загрязняющим и вредным для природы способом, чем традиционная газодобыча. Как такое решение согласуется с Европейским зелёным курсом?
Многие американские фрекинговые компании не переживут нынешнего резкого (экономического. — RT) спада, и имеет смысл задуматься, как выглядела американская нефтяная промышленность сто лет назад. Тогда с буровых платформ в офисы компаний приходили телеграммы примерно следующего содержания: «Есть хорошие и плохие новости. Плохие — нефти нет. Хорошие — газа тоже».
Попутный газ — нежелательный побочный продукт — десятилетиями сжигали и продолжают сжигать. Это может привести к ещё большим расходам. Однако текущая ситуация вынуждает компании сокращать расходы, как никогда прежде.
Сегодня планировать будущий спрос ещё сложнее, чем в прошлые десятилетия. В условиях полной неопределённости есть лишь один неоспоримый факт: предложение всегда можно создать, а спрос — нет. Экономисты из ОПЕК, МЭА и всех энергетических компаний пытаются понять, что к чему. Форс-мажор — обстоятельства непреодолимой силы — обрушил спрос, как никогда прежде.
Обсуждая поставки нефти и газа и пути их транспортировки, эмоции нужно оставлять в стороне. Следует сосредоточиться исключительно на спросе и предложении. В разговоре о постройке трубопроводов нужно оперировать не тем, что это кого-то разозлит или порадует, а тем, что это экономически выгодно и на товар, который по нему доставляют, есть спрос и предложение.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.