Прошедшие 9 марта в Кабуле сразу две президентские инаугурации — формально победившего Ашрафа Гани и не признающего этой победы Абдуллы Абдуллы — только на первый взгляд выглядят алогично, парадоксально, а для кого-то даже гротескно. Не совсем точными выглядят и нередкие в СМИ рассуждения об этнополитической сущности этого раскола: между пуштунами, поддерживающими Гани, и, соответственно, непуштунами, сплотившимися вокруг Абдуллы.
Межэтнические противоречия являются важнейшим, но не единственным фактором всех политических кризисов в Афганистане — по-крайней мере с момента возникновения собственно государства Афганистан в его хотя бы приблизительно нынешних границах. Что, кстати, по историческим меркам факт не такой уж и давний. Не являясь единственно доминирующим противоречием в развитии афганского общества, этнический фактор в то же время играл и играет чрезвычайно важную роль в случаях и в периоды общеполитических кризисов, стимулируемых, как правило, воздействием внешних центров силы.
Другим не менее важным фактором такого же уровня является регионализм: ландшафтно-географические и исторические особенности развития отдельных территорий обуславливают для каждой из них большой набор локальных интересов, не всегда вписывающихся в парадигмы жизни всей страны. Регионализм в высокой степени всегда был характерен даже для государствообразующего этноса, для пуштунских племён. Как отмечал советский учёный И.Е. Катков, «...племенное ополчение всегда сохраняет значительную автономность и является лишь временным союзником той или иной армии — органа государственной власти». К нынешнему времени лидеры всех основных этнополитических сил и группировок в большинстве своём являются убеждёнными сторонниками той точки зрения, что региональные интересы однозначно должны превалировать над попытками создания некой всеафганской идентичности.
Таким образом, Афганистан продолжает оставаться страной, устроенной по принципу средневековых танзимов, то есть является простой совокупностью независимых военно-политических группировок. При этом даже на уровне ментальности региональная самоидентификация является одной из важнейших частей персональной идентичности, вступая в прямое противоречие с декларируемым из Кабула представлением об унитарном афганском государстве. Тем более что в Кабуле у власти находится одна (или союз нескольких) таких же региональных группировок. Естественно, любая попытка создать государство на основе этнически групповых, клановых интересов влечёт за собой целый шлейф негативных последствий. Подобное государство может быть создано только путём чрезмерного применения силы и никогда не будет устойчивым и стабильным.
Пуштунский вариант решения национального вопроса — под флагом унитарного Афганистана — был и остаётся источником дополнительной напряжённости в стране. Засилье пуштунов в высших эшелонах власти, пуштунская колонизация афганского Туркестана, подавление хазарейского восстания 1890-х годов, восстания узбеков под руководством Мохаммада Исхак-хана в 1888-м, насильственное обращение нуристанских племён в ислам — всё это поддерживало перманентное состояние антипуштунских настроений среди национальных меньшинств Афганистана и толкало их на путь сепаратизма и восстаний в конце XIX столетия и на протяжении XX века.
Возникшее противостояние Ашрафа Гани и Абдуллы Абдуллы в очередной раз актуализировало тему административно-территориального переустройства страны.
Тема федерализации или конфедерализации для Афганистана не является новой. О разделе Афганистана на «союзные республики» по советской модели мечтал Хафизулла Амин, вопрос автономии для афганских таджиков рассматривался в конце 1980-х годов в советском руководстве. В 1992 году в программе Национального исламского движения Афганистана, возглавляемого генералом Абдул-Рашидом Дустумом, прямо ставился вопрос о федеральном устройстве страны. Де-факто федерализм был почти осуществлён к концу 1990-х, когда в стране действовали три центра управления территориями — «Талибан»*, «Северный альянс» и группировка того же Дустума, у каждого был свой МИД, устанавливавший собственные внешние связи и выдававший визы иностранцам, более того, все три центра являлись самостоятельными эмитентами и вели собственную денежную политику.
Предыдущие президентские выборы в Афганистане были отмечены таким же противостоянием с теми же персонажами — Ашрафом Гани и Абдуллой Абдуллой, арбитром стал тогдашний госсекретарь США Джон Керри, нашедший формулу так называемого правительства национального согласия, действовавшего с осени 2014 года до настоящего времени. Абдулла согласился на неконституционную должность «главы исполнительной власти», обязательства сторон весь прошедший период не выполнялись, и компромисс фактически провалился.
Этот урок стимулирует нынешнюю ещё более конфликтную ситуацию. Она усугубляется необходимостью начала межафганского диалога с «Талибаном», продиктованной как объективной потребностью развития страны, так и американскими кураторами. Госсекретарь Помпео уже побывал в Кабуле с попыткой примирить стороны конфликта неким новым компромиссом, однако пока безуспешно. Группы поддержки Гани и Абдуллы — это, по сути, всё те же средневековые танзимы, находящиеся в высококонкурентной среде, со своими интересами и способностью стремительно менять союзников, включая и внешних. Новый компромисс Абдуллы с Гани чреват тем, что большинство этих временных союзников легко могут перейти в ранг противников. Пойдя на такой компромисс, Абдулла рискует оказаться в гордом одиночестве как среди пуштунской элиты, так и в среде национальных меньшинств.
Ещё более интересная ситуация складывается в «Талибане». Взяв на себя обязательства о прекращении военных действий в отношении военнослужащих США, сразу после подписания соглашения с американцами талибы заметно активизировались в отношении правительственных войск. Элитные противоречия в Кабуле и фактический вакуум власти дают талибам возможность лишний раз продемонстрировать свою военную силу и сформировать очередное своё преимущество на гипотетических межафганских переговорах.
Частично активизация талибов в последние дни отражает и неоднородность самого «Талибана», о чём уже говорилось не единожды, а также высокую конкурентность внутри талибской элиты. Значительная часть военных командиров «Талибана» негативно отнеслась к соглашению с США, называя это соглашение сделкой между США и Пакистаном (имея в виду пакистанские связи талибских переговорщиков).
Особенно сильно недовольство в среднем звене талибских командиров, и оно имеет тенденцию к усилению.
Нельзя исключать, что уже в среднесрочной перспективе может произойти даже некое обновление руководства «Талибана», сопровождаемое отказом от всех предыдущих соглашений и договорённостей.
Впрочем, и нынешнее политическое руководство «Талибана» не спешит с началом переговоров с официальным Кабулом, притом что пока непонятно, с кем и разговаривать. Внутриполитический кризис в афганской столице даёт талибам шанс и на полный приход к власти в стране, возникает полное дежавю с ситуацией начала 1990-х годов, когда на фоне борьбы моджахедов за власть и хаоса в стране тогдашний «Талибан» и начал устанавливать свою власть. Понятно, что такой вариант развития событий означал бы качественно новую конфигурацию разнообразных конфликтов в стране, новый уровень эскалации военных действий и вовлечение новых внешних ресурсов и стоящих за ними внешних же интересов.
В американских сценариях для Афганистана такой вариант уже рассматривался не менее как пару лет назад. За прошедшее время в диалоге американских представителей и талибских переговорщиков произошла важная подвижка: талибы прекратили требовать полного и немедленного вывода американских войск из страны.
Ну а заявление официального представителя американского военного контингента в Афганистане полковника Сонни Леггетта о начале частичного вывода войск в соответствии с соглашением, подписанным 29 февраля в Дохе, в таком случае можно считать серьёзным реверансом для американского электората Дональда Трампа. Это заявление окажется просто сильным эпизодом президентской кампании в США.
* «Талибан» — организация признана террористической по решению Верховного суда РФ от 14.02.2003.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.