Несмотря на несколько нервные усмешки как бы нейтральных наблюдателей, сказать, что это были «очень важные консультации», — это не сказать ничего. По сути, будем уж совсем откровенны, вместе со стартом очередного раунда «газовых» переговоров в формате ЕС — Российская Федерация — Украина начинается, пожалуй, определяющий этап «великого европейского газового противостояния». И чем бы он по итогу ни окончился, достоверно известно одно: энергетическим картам исторического европейского субконтинента после этого совершенно точно уже никогда не быть прежними.
И пережить это время перелома без потерь всем заинтересованным сторонам будет довольно непросто. Причём, что особенно характерно, на данном этапе наконец все стали внезапно понимать, что трудно будет далеко не только Российской Федерации, как к этому уже давно привыкли некоторые европейские политики, но и им самим.
Впрочем, пока давайте по порядку.
Российский министр энергетики Александр Новак, выйдя из зала заседаний к многочисленным журналистам (событие действительно исключительной важности), назвал трёхсторонние консультации РФ — ЕС — Украина, завершившиеся в Брюсселе, очень конструктивными. И через некоторое время добавил самое, пожалуй, важное: «Они презентовали нам нормативную базу, которая будет имплементирована с 1 января 2020 года». То есть если мы правильно понимаем, то речь идёт об имплементации европейского энергетического законодательства, включая тот самый энергопакет, который при самом худшем раскладе просто позволит российскому «Газпрому» спокойно выкупать до половины транзитных мощностей украинской ГТС на специальных аукционах по типу того, как «Северный поток» выкупает мощности у OPAL.
В принципе, можно выдыхать.
Тем не менее во всём остальном переговоры (точнее, простите, «трёхсторонние консультации», как на этом настаивала российская сторона) закончились так, как и заранее предполагалось. То есть примерно ничем.
Но, если серьёзно, ничем иным они и не могли окончиться, потому как имели одну-единственную внятную цель: прояснение позиции новых украинских властей. Ибо собственно работа «брюссельского газового треугольника» и была прервана незадолго до украинских президентских выборов именно потому, что на тот момент с прежней украинской властью говорить о чём-либо было совершенно бессмысленно. Поэтому и рассмотрение столь сложного и острого, едва ли не самого стратегически важного для европейской энергетики вопроса было перенесено на осень: нужно было дождаться окончания этого выборного шапито, посмотреть, кто придёт к власти, и после этого уж и определяться, о чём с этими новыми людьми говорить. А дальше, в общем-то, всё понятно: и российская, и европейская позиции давно принципиально ясны.
Они очень и очень разные, но обе построены так, что в них предусматривается опция компромисса. А самое главное — они совпадают и чисто стратегически: и для Российской Федерации, и для ЕС украинскую трубу, пусть и в изрядно обрезанном виде (гусары, молчать!), было бы очень желательно сохранить. Ибо украинские власти и даже разного рода государственные образования на этой несчастной территории приходят и уходят, а великий труд советских и германских инженеров, да и государственных деятелей, под жутким американским давлением сумевших построить это по тем временам настоящее технологическое и логистическое чудо, всё-таки хотелось бы передать потомкам в более или менее рабочем состоянии.
При этом понятное дело, что горизонт уступок что у России, что у ЕС достаточно ограничен. Это, по сути, уравнение с весьма небольшим количеством неизвестных, которые и есть предмет конкретных переговоров.
Точнее, не «есть», а «был бы».
Потому как главным неизвестным в этом газовом европейском уравнении на настоящий момент времени была и остаётся именно позиция украинских властей. И вот в свете этого выданный многоопытным российским энергетическим переговорщиком Новаком (попробуйте-ка поговорите и договоритесь о чём-нибудь с этой толпой из ОПЕК) диагноз договороспособности украинской делегации — достаточно добрый знак. Или даже хороший такой аванс. Хотя и, безусловно, всё равно не позволяющий особенно расслабляться и обнадёживаться. Просто потому, что украинская делегация, возможно, и договороспособна, но неизвестно, насколько полномочна.
Сейчас попробуем пояснить почему.
В принципе, стратегическая цель сохранения в том либо ином виде транзита через украинскую ГТС изначально разделяется всем «брюссельским газовым треугольником». Причины, в общем, у каждого свои. Но желания тут у всех фактически совпадают.
В частности, у ЕС падает собственная добыча плюс в северо-западном (германском) промышленном кластере идёт отказ от угольной и атомной энергетики. В подобной ситуации гробить опробованный маршрут, несмотря на все «северные» и/или «турецкие» потоки, несколько, мягко говоря, нерационально.
Ровно по тем же причинам интересна украинская ГТС вместе с украинским транзитом и Российской Федерации. Хотя и чуть меньше, чем ЕС (тут много вопросов по ресурсной базе: Ямал рассматривается как основной источник теперь уже не только для ЕС, но и для «китайской» «Силы Сибири — 2», а также для СПГ-проектов «Новатэка»). Но тем не менее интересен: хотя бы по принципу «а почему бы и нет».
Насколько этот транзит хоть, простите, чучелом, хоть тушкой нужен Украине — объяснять вообще никому не надо: тут довольно сказать, что в него входит и т. н. реверс, хоть словацкий, хоть ещё какой. И если газа физически не будет в трубе, его хоть армянским, хоть американским называй — он там всё равно не появится. Следовательно, какие запасы в ПХГ ни закачивай, но рано или поздно это всё равно гуманитарная катастрофа, потому как в течение как минимум нескольких ближайших лет никакого газа, кроме русского, в товарных количествах на территорию Украины просто технически не завести. Извините, не надо спорить с учебником географии — это как минимум может вызвать вполне обоснованные подозрения у окружающих. Поэтому транзит в любом виде Украине жизненно необходим.
И при таких условиях, когда все три стороны хоть и имеют разные политические и экономические позиции, но общую или как минимум схожую цель (и общее понимание того, что украинскую ГТС всем хотелось бы сохранить хотя бы на будущее), — в подобного рода ситуации стороны вполне способны найти компромисс.
Просто потому, что у них есть общая платформа для общих договорённостей, вот и всё.
И всё было бы хорошо, если б в процессе переговоров не было абсолютно объективного фактора «четвёртой стороны». Которой формально в трёхсторонней комиссии, конечно, нет. Но так-то, извините, эта сторона вообще-то именуется США.
И, будем честны перед собой, именно эта сторона как минимум владеет «контрольным пакетом» в украинской делегации. А вот насколько именно США, несмотря на все декларации о дружбе с молодой украинской демократией, заинтересованы в сохранении украинской трубы — очень большой вопрос. Особенно если учесть, какое количество заводов СПГ строится сейчас на восточном побережье этой действительно, по-настоящему великой, хоть и не очень дружелюбной страны.
И как раз в связи с этим, увы, математически ясно, что при сохраняющихся политических трендах в краткосрочной исторической перспективе украинская труба, безусловно, обречена. И даже не по злобе, а просто потому, что трудно быть независимым серым зайчиком среди матёрых волков. Слишком серьёзная битва сейчас разворачивается за энергетические рынки Европы, и слабые игроки тут, безусловно, просто расходный материал. Вопрос в другом: сколько (опять-таки при текущих политических трендах) этому сооружению времени дадут возможность просуществовать. И именно этот ответ в конечном итоге и должен дать нам нынешний «брюссельский газовый треугольник», причём довольно скоро, ещё до Нового года, когда заканчивается прежний транзитный контракт. Что касается прогнозов, то автор этих строк, признаться, скептик. Однако нынешний раунд трёхсторонних консультаций определённые надежды, кажется, всё же даёт.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.