Последнее танго Бертолуччи

«Оргазм лучше, чем бомба» — Бернардо Бертолуччи был мастером афоризма. Всё его творчество пронизано литературой и сексом. И немного политикой. Что касается литературы и слова как такового — ничего удивительного. Когда ты пишешь стихи с 15 лет, а в 20 уже получаешь премию за сборник, то ты, скорей всего, из семьи поэта и вырос в вихре местной интеллектуальной элиты. Вообще-то, поэтов в Италии больше, чем виноделов, а остальные — кинорежиссёры. Пьер Паоло Пазолини, гей и коммунист, вошёл в литературу благодаря отцу Бернардо — Аттилио. Немудрено, что, когда Пазолини подался в кино, он потащил за собой юного Бернардо. Эти парни вовремя поняли, что кино круче, чем стишата. И то, что ассистент режиссёра первой картины Пазолини «Аккатоне» влюбился в кино и сам стал режиссёром, — большое везение для этого мира.

Понятно, что не коммунист Пазолини заразил Бертолуччи левачеством и прочим марксизмом — итальянских интеллектуалов вечно колбасило промеж фашизма и коммунизма, и это всегда выглядело, как битва нанайских мальчиков или даже игры разума. Но только Бертолуччи из всех красно-розовых смог подняться над идеологией и стать выдающимся художником. Уже самый первый фильм «Костлявая смерть», который он снял в 21 год, отличается от всего, что делалось тогда в Италии, и, скорее, ориентируется на французскую «новую волну». Даже сейчас он не выглядит анахронизмом — что по картинке, что по монтажу и уж тем более по игре актёров. «Перед революцией» — слишком сложные темы для 23-летнего человека отлиты в целлулоид ручной камерой. Ну прямо «На последнем дыхании» — только без криминальной драмы, зато с рассуждениями о социализме. Неслучайно в фильме-альманахе «Любовь и ярость» новелла Бертолуччи стоит рядом с Годаром, Марко Беллоккьо и Пазолини — мозаика сложилась. И то, что молодой итальянец-режиссёр вдруг сливается воедино с The Living Theatre (самой некоммерческой труппой Нью-Йорка) в своей новелле «Агония», даёт национальному кинематографу направление для выхода из кризиса, которого пока ещё не случилось. Он придёт позже.

Бертолуччи поднимался вместе с самим итальянским кино. Я понимаю, вы со смартфоном, вам трудно, но мой совет: пересмотрите лучшие итальянские фильмы 1960-х и 1970-х. Какой Голливуд, о чём вы?! Всё уже снято, все сценарии написаны. Все архетипы отыграны. И вообще, новые фильмы снимает тот, у кого старые плохие, как говорят в рок-н-ролльной среде (правда, про песни). 

И, когда промышленность кончилась, Бертолуччи одним из первых начал снимать совместно со Швецией, Америкой и т. д. Реальную международную известность он получил из-за «Последнего танго в Париже».

Гениальное кино о взаимоотношениях полов на самом деле публике было по барабану — не стоит переоценивать образованность и вкус европейской публики, даже самой выпендрёжной. Если бы не было сцены со сливочным маслом, про которую начали говорить все, он бы остался практически артхаусом.

А тут всё как надо: обвинения в порнографии, скандал. Вообще-то, итальянский суд постановил уничтожить все копии «Последнего танго», а самого Бертолуччи поразили на пять лет в гражданских правах и дали четыре месяца «химии». И ничуть не удивлён, что актриса Мария Шнайдер, чья слабенькая психика не выдержала работы с гением и которая обвинила его в «экранном изнасиловании», потом стала героиновой наркоманкой и борцом за права артисток и расширение парка режиссёрок в индустрии.

Поэтому, когда в картине «1900» публика наблюдала оргию с участием Де Ниро, Депардье и Доминик Санда во всех подробностях, она уже видела эпическую историю, а не скандал. Бертолуччи показал итальянским судьям не то что средний палец, а пару реальных пенисов — Де Ниро и Депардье. И все заткнулись. И пошли смотреть самый длинный на тот момент фильм в истории коммерческого кино — 317 минут экранного времени. Сегодня это был бы мини-сериал на Netflix, но тогда как-то справились и без него.

Он был победитель по жизни. Он, как многие Скорпионы, неостановим, когда надо достичь цели, и в ход идёт всё что угодно. И он победил любые системы — это стало понятно на «Последнем императоре». И дело даже не в девяти «Оскарах» — это не показатель и никогда им не был. Он стал человеком, который двигает кино вперёд и воодушевляет молодых авторов.

Кстати, о его вечной молодости, которая закончилась вчера и стала просто вечностью, — о музыке. В его фильмах полно не только эротизма и жажды жизни, но и самой передовой музыки на момент создания фильма. Именно поэтому в «Ускользающей красоте» записана Бьорк, а в «Ты и я» — Arcade Fire. А «Осаждённые» основаны вообще на африканской музыке и романтической классике XIX века.

Он влиял не только на кино: он вытащил на свет божий авангардный театр The Living Theater, без которого не было бы Пины Бауш, он повлиял на архитекторов, которые основывались на его работе с пространством в кадре, — много на кого.

И никому даже в голову не могло прийти, что режиссёр уже последние десять лет прикован к креслу-каталке. Потому что каталка и Бернардо — несовместимые вещи.

Он опять победил, потому что дух сильнее плоти. Что бы по этому поводу ни говорил сам Бертолуччи, который был атеистом.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.