В фильме Кирилла Серебренникова «Лето» предсказуемо не оказалось ничего скандального.
Там есть другое, куда более важное и почти утраченное. Когда ближе к середине ленты ты начинаешь верить, что на экране не Рома Зверь в роли Майка Науменко, а сам Майк (внешнее подобие — полдела, но вот мимика, жест, интонация, а их Зверь воспроизводит потрясающе, удивительно органично), в левой стороне груди поселяется щемящая нота, а изображение на экране мутнеет, поскольку на глаза то и дело набегает влага. А я совсем не слаб на слезу.
Здесь эмоция свидетеля и в какой-то степени соучастника эпохи, но если от неё абстрагироваться (получается с трудом) и выступить экспертом вне музыкальных пристрастий и календаря, то и тогда фильм достоин самых энергичных комплиментов. Как кино «Лето» действительно сделано очень, освежающе хорошо. Впрочем, это не новость: фильм Серебренникова начиная с первого каннского показа (а в России представленный на «Кинотавре») собрал целый букет восторженных отзывов — от несколько косноязычных камланий Антона Долина до символико-охотничьих дефиниций обычно ироничной и сдержанной Ольги Погодиной-Кузминой («выстрел в сердце», «направленная стрела»). После прокатной недели, надо полагать, восторги увеличатся в объёмах ещё существеннее. Поэтому продолжать этот ряд придыханий и эпитетов кажется мне не слишком перспективным — гораздо интереснее поговорить о других, неповерхностных и принципиальных вещах.
Если в кроссвордах вам будет попадаться «фильм об отечественных рок-музыкантах золотого периода» из четырёх букв, не спешите сразу вписывать «Асса» — правильным ответом может оказаться и «Лето».
Об этом, кажется, ещё никто не говорил, но фильм Серебренникова — ответ на соловьёвское знаменитое кино через тридцать лет. Долгое эхо, где в равной пропорции звучат почтение и полемика. Кирилл Семёнович не только передаёт привет мэтру посредством Цоя, БГ (в фильме «Лето» его называют Боб) и эпизодической роли почти не изменившегося со времен «Ассы» Александра Баширова, но и демонстрирует, до чего дошла его личная режиссёрская техника. Сновидческие вставки в «Ассе» (казавшиеся избыточными и вычурными даже на общем сюрреалистическом фоне) у Серебренникова превращаются в цепочку клипов (Talking Heads, Игги Поп, etc.), отличных по режиссуре и энергетике и ничуть не нарушающих тонкие материи «Лета». Забавно, что режиссёр без ущерба для своих персонажей награждает их клиповым сознанием лет за двадцать до того, как оно сделалось достоянием всеобщим.
С полемикой несколько сложнее. Соловьёв в общем-то тоже снимал камерную драму о любви и смерти из жизни людей андеграунда и криминала, но при этом прекрасно понимал, что будет сотрясать основы — личные амбиции и социальный заказ с самого верху не направляли, а прямо-таки толкали его в соавторы грубоватой перестроечной эпохи. Да и роль сталкера, выводящего полузапретных людей русского рока на широкий экран (а следовательно, на стадионы), соблазняла его, похоже, неудержимо.
Серебренников (возможно, подсознательно) отстаивает совершенно иные ценности — неласковые, штучные и маргинальные. Электрическое подполье с рок-клубом и портвейном, пластинками Лу Рида и музицированием на пустынных пляжах, необязательным, но твёрдым братством… Ситуацией, когда творец реально и парадоксально свободнее, поскольку принадлежит только искусству и себе. А возможные отношения с государством не хитрая односторонняя разводка на присягу «свободе и демократии», но игра вроде казаки-разбойники, где в финале обе стороны пьют мировую — компот в столовой Дома самодеятельного творчества (база Ленинградского рок-клуба).
Что ж, на стороне Серебренникова — горький опыт произошедшего со страной, рок-музыкой и всеми нами.
Ещё любопытнее сказать о трансформациях как режиссёрского замысла, так и самого художника.
С него и начну. Самые сильные работы Серебренникова в кино («Изображая жертву», «Юрьев день», «Измена»), независимо от разных сюжетов, комедийного или драматического жанра, имели общую природу, пафос и один на всех концептуальный изъян. Кирилл Семёнович демонстрировал тотальное неблагополучие всего (от семьи до погоды), и следовало понимать, что неблагополучие — субстанция, априорно и, пожалуй, навсегда свойственная здешнему ландшафту. Но при этом меня никогда не оставляло ощущение, что складские помещения всех этих дел находятся не вне, а внутри большой души художника. Слов нет, и неблагополучия вокруг нас — таскать на экраны/сцены не перетаскать, и через трещину в душе творца могут звонко резонировать многие беды и боли окружающего мира.
Но здесь явно другой случай. Проблемы и конфликты Серебренникова особые и слишком личные, проецировать их на страну и народ — подмена, обман, в каком-то смысле жульничество.
К счастью для режиссёра и зрителя, в фильме «Лето» фирменных экзистенций Серебренникова нет совершенно. История, по-своему глубокая и драматичная (ибо мы знаем, чем всё кончилось для Цоя, Майка, их музыки и общего дома), получилась на удивление цельной и светлой, при этом без ностальгической дымки, социального протеста и прочих украшательств.
Конечно, фан-клуб режиссёра, образовавшийся посредством не творческих его достижений, но печально известной криминальной истории, начнёт говорить (уже начал) о том, что несправедливо уголовно преследуемый, почти задавленный государственным левиафаном артист нашёл в себе потенции и вопреки всему создал апологию дружества, творческого горения и свободы… Из-под спуда, дескать, и из-под глыб… Однако «Лето» задумывалось давно, вчерне снято было до «дела «Седьмой студии». То есть к уголовке здесь отношение вполне опосредованное, зато прямое — к профессиональному росту, умению отринуть личное и поменять манеру, трансформации художника, которая не может не радовать.
…Фильм, задуманный как кино о юном Цое, стал убедительной и красивой историей о взрослом 26-летнем Майке. Сработала метафизика кастинга.
Потому что Рома Зверь, не особо мудрствуя, делал русского интеллигента. Причём в особом питерском изводе. Угадал и понял в Майке главное: неважно, размышляет ли человек над национальной идеей, преподаёт сопромат или играет музыку рок. Майк жертвенен, душевно тонок и как-то непредставим вне русского языка и Питера (феноменально прошаренный в западной музыке, иногда просто адаптировавший T.Rex и Боба Дилана, он парадоксально остался одним из самых самобытных русских рокеров).
С Цоем вышло почти наоборот. Реальный Виктор Робертович был та ещё тонкая интеллигентная штучка плюс энергетика — чужой таких вещей просто не воспроизведёт.
Корейский актёр Тео Ю и не воспроизвёл. Смешно, но даже в пластике — видимо, корейцу не рассказали об увлечении Цоя гонконгскими боевиками с Брюсом Ли. Другое дело, что некоторая деревянность, с которой актёр отработал весь фильм, совсем не раздражает, но забавляет.
Однако эти причуды кастинга натолкнули меня на финальное рассуждение в духе некоторой альтернативности.
Как известно, лейтмотивом перестройки на первых её этапах стал хит «Кино» — «Мы ждём перемен» (написанный ранее и как бы «о другом»). В этом смысле с «Переменами» Цоя соперничает «Поезд в огне» БГ, выполненный уже по всем правилам попадания в тенденцию (чтобы не говорить о конъюнктуре). Затем косяком пошли «Скованные одной цепью» («Наутилус Помпилиус»), «Выйти из-под контроля» и «Твой папа — фашист» («Телевизор»), аляповатые кинчевские гимны…
Песни Майка в плейлисте перестройки отсутствуют по определению.
Да, он в поздние 1980-е пребывал в затяжном творческом кризисе — песен почти не писалось, да и концертная деятельность свернулась вновь до рок-клуба и квартирников. Однако в судьбе художника такого масштаба, как Майк, всё символично и знаково — он и из жизни ушёл после августовского путча, через год после гибели Виктора Цоя.
Хорошо, а если бы общественные движения конца 1980-х в СССР происходили бы не под наспех сработанные шумные гимны, а под шедевры Майка — национальный дзен «Пригородного блюза», буддистски-урбанистическую «Белую полосу», издевательскую по отношению к любому шарлатанству песню-памфлет «Гуру из Бобруйска»? Наконец, под всё то же созерцательное «Лето» или «Выстрелы» с их беспощадным самоанализом? У Майка не было максимализма, агрессии, жажды возмездия и вождизма, туманных, но радужных перспектив и плакатных лозунгов. Майк внятен, предметен, мудр и всегда помнит об ответственности.
Вопрос инфантильный, вполне несерьёзный, и ответа на него быть не может. Зато есть теперь яркий и тёплый фильм «Лето», убедительно и без всякой дидактики объясняющий, что всё это с нами было не зря. А значит, имеет шанс на вечное возвращение.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.