Законом было позабытые

Слава богу, что мы с вами не судьи.

Я тут в прошедший понедельник был в суде — гражданский процесс, я был истцом, не ответчиком.

Так мне попалась такая судья, не приведи Господь! Нервная, злая, набросилась на пришедших со мной двух помощников, кричит им (они невпопад встали всего-навсего, даже не сели, но встали): «Вы тут никто!» Тяжёлое от неё впечатление. То, что в иске мне отказали, ну это ладно, но она такая лютая тётка...

Я бы никогда судьёй быть не захотел бы. Отказался бы. Не по моему темпераменту: я быстро остываю, но даже пока быстро остыну, могу натворить несправедливости. Мне судьёй нельзя.

Это тихая присказка к театральным процессам. Их пока два образовалось. Точнее, один по театру Кирилла Серебренникова «Гоголь-центр» (следствие закончено, дело вот-вот будет отсужено) и второй тучами клубится, и они сгущаются вкрутую — это по Малому драматическому театру в Санкт-Петербурге, которым руководит прославленный ещё с советских времён Лев Додин. Тучи там так сгустились вдруг, что трое уже задержаны.

Получилось так, что я видел спектакли и Серебренникова, и Додина. Нет, что вы, я не театрал и хожу в театр редко, но, как видим, достаточно метко.

Меня в одну из прошедших зим, уже года четыре тому, пригласил Захар Прилепин на спектакль Серебренникова по мотивам его книги «Санькя». Спектакль назывался «Отморозки».

 Я смотрел спектакль утилитарно, угадывая, кто есть кто, реальный прототип для каждого из играющих наших ребят-актёров, и к концу спектакля пришёл к выводу что Кирилл Серебренников добавил соплей и слюней к сюжетной линии Прилепина — и собралось многовато соплей и слюней, персонажи пьесы стали похожи на православных националистов, а не на моих юных товарищей.

Я отметил в спектакле много недочётов, и так как я и был тот бог-отец, который это движение вызвал к жизни, то я был недоволен неточностями и несообразностями.

Но если бы мне тогда сказали, что человек в чёрной вязаной шапке, надвинутой на уши, быстро двигавшийся в перерывах по залу и к актёрам, — казнокрад, я бы, наверное, не поверил. Я представлял казнокрадов такими советскими толстыми мужиками с упитанными мордами и в серых больших костюмах, а тут — поросший щетиной, в очках и джинсах, в вязаной шапочке по негритянской моде...

Зато помню, я про себя назвал его пижоном и спекулянтом. Я решил безапелляционно, что он сделал спектакль в пику власти и чтобы привлечь либеральную протестную общественность. Тогда у нас был союз с либералами, и они послушно, как по приказу, нам и нашим проблемам сочувствовали. «Спекулянт», — поставил я ему диагноз.

А его сейчас обвиняют в создании преступной группы с целью казнокрадства у государства — в общей сложности что-то около 131 миллиона рублей, если не ошибаюсь. Сумма похищенного всё время росла, пока шло следствие, так что не мудрено и сбиться.

«На Додина» меня снабдил билетами тогдашний директор фестиваля «Золотая маска» Эдуард Бояков. Мы пошли, кажется, впятером. Это вообще лет десять тому назад было, ещё раньше, чем с Серебренниковым. Спектакль назывался «Братья и сёстры», по тетралогии Фёдора Абрамова, писателя-деревенщика.

Спектакль должен был продлиться шесть часов. Мы отсидели три, потом всё же ушли и с наслаждением вдохнули воздух снежной Москвы в Камергерском переулке. В спектакле группа людей жила после войны в деревне в Архангельской области, и на буханку хлеба разве что только не молились.

Герои звались Денис Харитонович, Анфиса Петровна — такие анахронизмы... Всё было невозможно трогательно, но страшно старомодно, и даже я, старший из всех, был далёк от действия пьесы.

Выйдя в Камергерский, мы впятером, перебивая друг друга, стали возмущаться тем, как было скучно в зале. Спектакль, наверное, был ужасно хороший, и только мы, остолопы современные, оказались для него слишком современными.

Мне «Братья и сёстры», поставленные впервые в 1985 году, честно говоря, показались тоже спекулятивными. То есть уже цвела и пахла перестройка, и авторы-постановщики дали себе волю в изображении тягот сельской жизни. Чернухи подпустили, вот что.

По делу Малого драматического театра в Санкт-Петербурге арестованы, я уже сообщил, уже трое.

Говорят, что сам прославленный Додин не имеет к казнокрадству (пока называют относительно скромную сумму в 45 миллионов рублей) никакого отношения, совсем никакого. То есть это не случай Серебренникова.

Я вот что думаю по поводу этих театральных «уголовных дел».

Я думаю, что в эту область, где режиссёры, и актёры, и актрисы, и постановщики, до сих пор следователи не вторгались. Они искали преступления в других областях — там, где нефть и газ продают, лес продают... А уходят ли по назначению государственные деньги, выделяющиеся театрам, — этим пока следователи не занимались. Теперь вот занялись.

Ничего удивительного в том, что в театрах также воруют казённые деньги, не вижу. Театральная среда зря бурлит, не веря в казнокрадство.

Казнокрадство считалось основным преступлением и в царской России.

Так что разведём руками.

Так что... судите сами...

Давно нужно было приструнить наших творцов — таково моё личное мнение.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.