Приватизация протеста
Давайте прежде немного разберёмся с терминами, вернее, с их смысловыми нагрузками в современном прочтении.
Вот приватизация, к примеру, — это хорошо или плохо?
Если в каноническом смысле — это процесс разгосударствления экономики. Наверное, хорошо.
Если применительно к новейшей истории России — ужасно. Потому что в процессе приватизации, исполненной младореформаторами 90-х, миллионы людей оказались за чертой бедности, а сотня-другая рванула к высотам «Форбса».
А протест — это нормально? Если в общепринятом смысле — более чем.
Протест в нормальном гражданском обществе — примерно то же, что температура в нормальном организме. Указывает на то, что наметился какой-то воспалительный процесс, причину которого следует немедленно устранить, иначе — беда.
Теперь подумаем: с чем ассоциировался термин «протест» в России в наши дни? Против чего наиболее яростно протестовали люди, которых принято считать оппозицией в современной России?
Против избрания президента в 2012. Избрания, понимаете?
Против выбора, который сделали сорок пять с половиной миллионов граждан (63,6 от общего числа голосующих, если в процентном исчислении)
Против присоединения Крыма и поддержки Донбасса и Луганска в 2014.
Против как бы коррупции в 2017. И тут вроде всё правильно. Коррупция — неизбывная большая беда страны с незапамятных времён. И кто ж поспорит с тем, что бороться с ней нужно? Но! Помним же: «нельзя защищать закон беззаконными методами». И бороться с коррупцией откровенной ложью нельзя. А организаторы митинга 26 апреля врали много и откровенно. И про 10 тысяч евро каждому, кого задержит полиция. И про резиденции премьера. И про себя любимых.
И снова против президента Путина, который «надоел» беглому жулику. И, стало быть, против 85,6% россиян, которые одобряют деятельность президента.
Суммируя: то, что принято было называть протестом в современной России, было очень надуманным и натужным посылом очень маленькой и очень специфической группы людей.
Посылом, не понятым и не принятым большинством.
Смешным и нелепым.
Если образно, горстка людей — одних и тех же — прыгала по площадям и улицам, повторяя на разные лады одну и ту же мантру: «Мы здесь власть!»
Иногда прыгунам удавалось поймать волну и добавить к традиционным кричалкам несколько действительных проблем.
Тогда они оказывались рядом с дальнобойщиками, или обманутыми дольщиками, или экологами… Или с кем-то ещё, кто хотел привлечь внимание к своей беде.
И вот случилось то, о чём давно и будто бы искренне мечтали все — и охранители, и борцы с властью, и даже сама власть.
По крайней мере на словах.
Гражданское общество проснулось и заговорило внятно.
То есть озвучило вполне понятные претензии к власти и потребовало от неё вполне конкретных действий.
Я не хочу сейчас касаться вопросов московской реновации по существу, потому что это отдельная и сложная тема.
Скажу только, что власть должна внятно артикулировать свои намерения. А если она делает это бессвязно — гражданское общество вправе ей на это указать.
В рамках закона.
Собственно про то и был митинг.
По нынешним протестным меркам народу пришло много. Если официально — 5 тысяч, СМИ говорят — 30 тысяч, значит — где-то около 15 тысяч.
И я так думаю, что дело — прежде всего — было в том, что люди шли заявить о том, что их действительно волнует и тревожит. Что важно. Что обижает и злит.
Что должна услышать власть.
Иными словами, люди пришли под знамёнами собственных интересов.
Думаю, принцип «без политики» стал определяющим для многих, и — с некоторыми, правда, огрехами — организаторы смогли ему соответствовать.
«Что потом началось, не опишешь в словах» (с). По крайней мере литературных.
Группа скачущих возмутилась и оскорбилась. Как же так?
Маленький вождик Навальный не смог выступить со сцены, прокричать сакраментальное «Мы здесь власть!» и записать многолюдный митинг в свой актив.
На организаторов митинга пролились ушаты грязи — и агенты они Кремля и мэрии, и специально отвлекают людей от подлинных целей борьбы, и работают за деньги, и сами бы никогда не собрали столько народу, и вообще — они смешные и толстые.
И я вот думаю теперь, что воскресный московский митинг может стать очень хорошим уроком.
Для многих. Но прежде всего для гражданского общества, которое, как выяснилось, у нас всё же есть.
Ну смотрите. Нам ясно дали понять, что есть в стране группа людей, приватизировавшая протест. Так же, к слову, без малейшего на то основания, исподтишка, как некогда приватизировали нашу собственность младореформаторы.
По разумению этой группы, никто не смеет протестовать в нашей стране, кроме как под знамёнами этой группы и — в конечном итоге — в интересах этой группы. Протестовать, выражать своё недовольство властью, собираться больше трёх и вообще функционировать как здоровое гражданское общество...
Только строем. Только по команде. Только с нужными кричалками.
В обратном случае — обструкция, оскорбления, призывы выкинуть «с пляжа» и прочие тоталитарные радости.
И знаете, что самое занятное? Они — «не власть».
Теперь представьте, что будет, если — упаси Бог! — станут.
Представили?
Ну то-то же.
