Так говорил Обама

Уважаемые читатели!

Обсуждая прощальное выступление в ООН уходящего президента США Барака Хусейна Обамы, многие вспоминают его первое выступление, состоявшееся ровно семь лет назад, в сентябре 2009-го.

Комментаторы сравнивают лексикон тогда ещё черноволосого Обамы, говорившего о надеждах, с лексиконом нынешнего седого Обамы, о надеждах ни разу не заикнувшегося.

Вспоминают, что Обама-2009, готовившийся получить авансом Нобелевскую премию мира, объявлял тогда, что «настало время для совместного преодолению мировых проблем», и сравнивают его с Обамой-2016, пораженчески заявляющим, что «нет внешней силы, которая бы могла принудить разные религиозные и этнические общности сосуществовать долгое время»

Реже вспоминают о другом — символичном до боли — событии.

Тогда, в далёком уже 2009-м, сразу после первого выступления всеобщего любимца, миролюбца и почти-нобелевского-лауреата Обамы на трибуне его сменил другой эксклюзивный гость. Это был сорок лет не бывавший в ООН лидер Ливийской социалистической джамахирии Муаммар Каддафи. Он говорил целый час — о равенстве стран, о том, что в мире установился «феодализм сильных государств по отношению к слабым» и что Совет Безопасности ООН следовало бы назвать скорее «советом террора», потому что с его санкции сильные страны вторгаются в слабые и творят что хотят.

Громкие слова Каддафи аудитория привычно списала на африканскую эксцентричность. Но само внезапное появление в ООН «изгоя» было, безусловно, добрым предзнаменованием: раз уж такие затворники вылезают из-за своих заборов — значит, Обама действительно несёт новую эпоху.

...Спустя два года весь мир наблюдал, как натовская авиация разносит Ливию, как вооружённые США исламисты заживо рвут ливийского лидера на части и как госсекретарь Обамы (а сегодня вероятный будущий президент США) Хиллари Клинтон, узнав об этом, испускает радостное «вау».

Если вспомнить об этом, то, честно говоря, цена любых вдохновляющих, духоподъёмных и несущих надежду выступлений любого американского президента становится пронзительно ясна. Какая разница, что несёт голова на трибуне, если завтра объявленная «новая эпоха мирных решений» превратится в очередную войну, а комментаторы будут объяснять, что это просто так мирная эпоха реализуется — по-хитрому.

Но в прощальной речи Обамы было ещё кое-что, что не может не обратить на себя внимание. Это, строго говоря, недоумение и даже обида представителя мировой элиты на остальное человечество.

Уходящий президент США в самом начале своего выступления объявил, что на планете наблюдается горький парадокс.

А именно: с одной стороны, сейчас мир живёт более сыто и безопасно, чем когда-либо в своей истории.

Количество «крайне бедных» землян за истекшие со дня окончания холодной войны четверть века уменьшилось вдвое (это правда: ООН оценивала «крайнюю бедность» в 1990 в 1,9 млрд человек, а в 2015 в 836 млн. Однако, если учесть, что крайней бедностью именуется «жизнь менее чем на $1,25 в день», а «мировым средним классом» — все живущие более чем на $4 в день, то победы мирового прогресса выглядят несколько скромнее).

Продолжительность жизни повсеместно растёт, в целом по миру зашкаливая в среднем уже за 70 лет, то есть каждый землянин имеет как никогда много шансов прожить долгую и запоминающуюся жизнь (и это правда).

Интернет проник в самые отдалённые уголки планеты — и люди имеют больше доступа к  информации, чем когда-либо прежде (и это тоже правда).

Всё это Обама мимоходом записывает на счёт международных институтов, от всемирного  рынка до НАТО, возглавляемых сильнейшей на планете либеральной демократией.

И тем не менее, огорчённо констатирует президент США с трибуны ООН, во всём мире растёт тревога, неуверенность и даже неприятие происходящего. И ощущение, что мир движется куда-то не туда (правда и это: половина населения почти во всех странах мира, по данным Всемирного экономического форума, полагает, что мир становится хуже).

Вот об этом стоит поговорить.

Можно, разумеется, радоваться тому, что в животной нищете сейчас прозябает меньше миллиарда людей, и недоумевать, что же так не нравится счастливчикам, живущим на целых двести долларов в месяц. 

Но это примерно то же самое, что объяснять современнику, что он живёт куда круче Петра Великого: у того не было ни самоката, ни электричества, а зубы ему лечили без наркоза. Штука вся в том, что меняется не только благосостояние землян, но и сама природа бедности, богатства и благополучия.

Да, благополучие в понимании старого мира было, честно говоря, весьма скромным: прожить, не испытывая чувства голода, поставить на ноги детей и спокойно умереть в своей постели.

Новый дивный мир, в который, как настаивает Обама, он продолжает верить, — диктует совершенно другие стандарты.

Голод постепенно вообще выпадает из списка базовых угроз (как уже выпали оттуда моровая язва, чума и прочие эпидемии). Страх не поставить на ноги детей тоже потихоньку отсекается — хотя и более жестоким способом: народы, отведавшие медицины, интернета и фастфуда, просто рожают теперь меньше, чем когда-либо в истории, фактически закладывая в будущее своих стран обезлюживание.

А вот уверенности в том, что дальше будет лучше, взяться просто неоткуда.

Обама сам говорил в ООН о том, что ситуация, в которой 1% мирового населения владеет таким же богатством, как и остальные 99%, — ненормальна и нестабильна. И хвастался на прощание, что сумел довести доходы собственного «золотого процента» в США с 90% общенациональных на пике кризиса до «примерно половины» (из чего следует, кстати, что США до общемирового уровня неравенства дошли только сейчас, а раньше было ещё хуже).

Но во всём этом есть некоторое лукавство. Потому, например, что исчезновение «экстремальной нищеты» вовсе не означает повсеместного и неуклонного повышения благосостояния всех граждан.

Согласно исследователю Бранко Милановичу, европейский и американский рабочий и средний классы, например, в период с 1988 по 2008 год не только не разбогатели, но, напротив, потеряли свои реальные доходы. И с тех пор ситуация не изменилась.

В самих США в минувшем году было впервые констатировано, что средний класс стал меньшинством. Причём, да, более половины покинувших его перебрались в обеспеченный класс, но остальные-то провалились в класс бедный, также выросший за счёт тающих «мидлов».

И в этом, кстати, заодно ответ на вопрос, почему на последних годах президентства лауреата Нобелевской премии в его стране не проходит и месяца без громких терактов или массовых стихийных бунтов.

Это происходит по той же причине, по которой черноволосый Обама собирался принести мир и уничтожить радикализм на Ближнем Востоке, а седой уходящий Обама оставляет гигантский выжженный пояс из разрушенных государств, по центру которого чёрным пятном расползается террористический халифат.

И причина эта в том, что «золотому проценту» (на деле их ещё меньше), представляющему собой современную мировую элиту, по определению не до того, чтобы заботиться о какой-то там глобальной справедливости или социальной справедливости в отдельно взятой стране. «Золотой процент» — это меньшинство, делающее деньги на всём и на всех.

И оно в рамках концепции «мировой либеральной демократии», которую клялся продвигать начинающий Обама и которой клянётся в верности Обама-ветеран, — неуязвимо и неостановимо.

Оно всю свою историю делало деньги, сбрасывая издержки своего бизнеса на другие государства, — и будет, безусловно, делать это и при последователях Обамы.  

И поэтому за годы мирового кризиса это сверхбогатое меньшинство лишь поправилось и порозовело, а подавляющее большинство граждан отдалилось от его богатства ещё дальше, чем прежде. И поэтому государства тут и там осыпаются, в то время как бизнес — крепнет и становится всё сплочённее.

И никакой чиновник, включая президента США, ничего тут изменить не в состоянии — коль скоро сама государственная система объявляет себя просто служанкой глобального международного могучего и свободного рынка.

...Кстати, это объясняет и международную истерику по поводу нашей страны, где государство самым нелиберальным образом пресекло поглощение себя «золотым процентом» и подчинило себе вольный бизнес. Но это уже другая история.