Живое и мёртвое
В детстве меня очень занимал вопрос о том, почему в русских (да и не только в русских) сказках всегда перед живой водой надо использовать мёртвую. Ведь наша цель — оживить героя, а значит, одной живой воды должно быть достаточно.
Теперь я, конечно, знаком с концепцией «окончательного умертвления» объекта перед его оживлением, дабы не дай бог не породить какого-нибудь зомбомонстра. Но эта концепция кажется мне примитивной. На самом деле с живой и мёртвой водой всё сложнее и проще. Просто мир чрезвычайно многообразен, и для того, чтобы воспринимать этот мир во всём его чрезвычайном многообразии, нам, людям с тонкой душевной организацией (это шутка), требуется богатый инструментарий. А людям попроще никаких инструментов не нужно. Они заранее всё знают из телевизора или распоряжений начальства.
Вот, например, грандиозное событие: концерт оркестра Мариинского театра в Пальмире, среди древних античных развалин, на той самой сцене, где неделями раньше террористы запрещённой в России ИГИЛ массово убивали людей. Событие это грандиозно, конечно, не уровнем шоу, а уровнем символизма. Переосвящение осквернённых культурных святынь всего человечества. Торжество духа над смертью. Поругаемая всем миром Россия просто пришла и освободила то, что планета уже считала потерянным, а потом использовала освобождённое по назначению — ибо для чего ещё нужна сцена античного амфитеатра, как не для концерта классической музыки? И это уже не говоря о милых второстепенных деталях вроде участия в концерте таинственного виолончелиста Ролдугина, известного теперь всему миру как офшорный магнат-миллиардер, деньги которого имеют непростое происхождение.
Как реагировать на это событие нормальному, восприимчивому к многообразию человеку? Да понятно, как — многообразно. Именно от слова «образ». Удивительное единение абсолютных политических антагонистов можно было наблюдать во время трансляции в русскоязычных лентах социальных сетей. Несмотря на всю разницу в подходах к будущему политическому устройству России, люди, которым не безразлично, сошлись в том, что вот такой вот новая Россия точно должна быть во всех параллельных вселенных: не водружающая флаг на развалинах, а водружающая на глобальном культурном фундаменте глобальную музыку глобального Баха. Это было, чёрт возьми, просто невероятно красиво. А красота, как известно, должна спасти мир.
При этом понимание красоты и символизма момента вовсе не помешало многочисленным шуткам над белыми бейсболками дирижёра Валерия Гергиева и Сергея Ролдугина (защита от спутников или указание на звезд ничего не понимающим в русской симфонической музыке сирийцам), над самим Ролдугиным и его уникальной виолончелью, а также построению ряда Цхинвал (где оркестр Гергиева выступал в 2008-м) — Пальмира — кто следующий? Называли и Киев, и Вашингтон.
Но это касается только тех людей, которые используют в обиходе и живое, и мёртвое. А вот большинство населения, увы, представляют собой люди попроще. Для которых Россия или абсолютно хорошая, или абсолютно плохая. И никакой другой России быть просто не может.
Про людей, для которых Россия абсолютно хорошая во всех своих проявлениях, я тут не стану писать — вы и без меня про них знаете. Расскажу про их антагонистов.
Таковым, например, оказался министр иностранных дел Великобритании Филип Хэммонд, назвавший концерт в Пальмире «безвкусной попыткой отвлечь внимание от продолжающихся страданий миллионов сирийцев». Или вот, например, официальный представитель Госдепартамента США Марк Тонер, который тоже живёт в мире, полном строгой определённости: «Я никогда не буду выступать с осуждением того, что оркестр выступил в пострадавшем от войны городе. Это прекрасно, хорошо. Но США не считают наилучшим вариантом то, что в Пальмире на смену ИГИЛ пришёл режим Башара Асада».
Ну представляете, как безвкусной попыткой отвлечь внимание от продолжающихся страданий миллионов назвали бы исполнение 7-й симфонии Шостаковича в блокадном Ленинграде (Северной, кстати, Пальмире)? Или не посчитали бы наилучшим вариантом то, что, скажем, в Минске на смену гестапо пришёл режим Иосифа Сталина.
Конечно, это люди подневольные, связанные обязательством придерживаться официальной позиции. Но вот какими такими обязательствами и перед кем связаны журналисты крупнейших мировых СМИ, не очень понятно (sic!). Телеканал Fox пишет, что Россия играла в Пальмире, а в это время в лагере беженцев на севере Сирии убивали людей, — как бы связывая эти события. BBC пишет, что этот концерт — попытка утвердить влияние России в регионе (?!). А на сайте Boston Globe ссылка «Русский дирижёр возглавил концерт в сирийской Пальмире» ведёт на статью «ООН говорит, что атака на Алеппо может быть военным преступлением». Foreign Policy называют Гергиева «режиссёром путинской пропаганды», а The Guardian напоминают, что он поддержал закон о гей-пропаганде (?!?).
Не отставали и чёрно-белые люди из России и Украины. «Пафосно, напыщенно, чрезмерно, пошло и глупо», — пишет один из них, имени которого я даже не стану тут называть. Или вот, скажем, популярный Twitter-шутник: «Концерт в Пальмире — это такой современный вариант «Хоронили тёщу — порвали два баяна», только вместо тёщи — Россия и её надежды на будущее». Ну и, конечно, много традиционного: «Пир во время чумы» — так обычно говорят тогда, когда сказать вообще нечего.
Впрочем, радует, что адекватных людей на этот раз оказалось больше, чем ожидалось. CNN, Los Angeles Times, The New York Times, Bloomberg, UPI, ABC News, Haaretz, The Telegraph написали о концерте как о концерте. И хотя никаких осмыслений символического значения этого концерта я в западной прессе пока не увидел — время им наверняка придёт позже. Скажем, после парада, посвященного Дню Победы, который состоится 9 мая. И после шествия «Бессмертного полка», который пройдёт после.
Потому что Россию, как и всё мироздание, надо воспринимать во всей её полноте. И символические её проявления оценивать не по одному, а совокупно. И тогда, вот увидите, количество обязательно перейдёт в новое качество. Потому что диалектические законы неумолимы, а Россия неизбежна и вечна.
Как и Пальмира, которую хотели было уничтожить, да не смогли. Которая мертва и одновременно живая.