Говоря о потерях противника под Красноармейском, Владимир Путин сказал, что это великая трагедия украинского народа, которая связана с преступной политикой вороватой хунты, захватившей в Киеве власть. Эти слова были сказаны президентом, когда ему доложили, что киевское руководство отправило в заведомо бессмысленные, заведомо самоубийственные атаки мобилизованных. А вот националистические батальоны в такие атаки отказались ходить. Они же расстреливают солдат ВСУ, которые хотели бы сдаться в плен.
И уже невозможно не видеть аналогий с действиями Гитлера 1944 и 1945 годов.
Ситуация, когда главнокомандующий армией противника жалеет солдат вражеской армии, вовсе не парадоксальна. Мы же видим, что украинские мужчины — в смертельной ловушке. Их насильно мобилизуют, нарушая все права человека. Одновременно, как это было в гитлеровской Германии, говорящие головы киевского режима транслируют украинцам, что «Я не хочу умирать» — это российские нарративы, навязанные извне, и, когда идёшь убивать русского врага, не надо думать, что можешь умереть, — надо думать о той пользе, которую ты своей смертью можешь принести стране. А дальше этих насильно отловленных людей отправляют в бесперспективные штурмы, не жалея расходовать их жизни. Всё равно они не хотят воевать — значит, вояки из них никакие.
Потому Путин и называет ситуацию трагедией: выхода у этих людей нет.
Человек хочет жить, но он заведомо обречён — родился и живёт в стране, которая не уважает право на жизнь, и, если человек хочет выжить, ему надо выкупить это право, то есть откупиться от жадных военкомов, нанятых Зеленским.
А если он хочет сдаться, ухватиться за руку помощи, протянутую армией врага, ему в спину выстрелят свои — из нацбатов. И даже после смерти этот человек будет лишён почестей, его подвиг не воспоют, ведь нет никакого подвига в том, чтобы ходить в заведомо проигрышные атаки. То есть человек отдаёт свою бесценную жизнь ни за что — за то, что не имеет смысла. Вот она, трагедия: отсутствие выхода при полном обесценивании человеческой жизни.
В 1944 году, когда германский фронт рушился на западе и востоке, Гитлер предложил создавать фестунги, то есть крепости из городов, имевших оперативное значение. Надо было дать окружить себя, сковав таким образом силы противника. Тернополь стал такой «крепостью» — в конце марта 1944 года его окружили советские войска. Генерал-майор Эгон фон Найндорф требовал сдать город, но Гитлер упёрся, и в результате из 4,6 тыс. немецких солдат из города смогли выйти только 55. А командующий «крепостью» генерал Отто Лаш сдался в плен и был заочно приговорён к казни, а его семья — арестована. Жители этих городов-фестунгов, как правило, были убиты немцами или умирали от голода.
Аналогии понятны. Аналогии так лезут в глаза, что их невозможно не замечать. Киев тоже запрещает своим солдатам сдаваться под страхом расстрела, солдат ВСУ шантажируют расправой над их семьями. И эти аналогии — никакое не совпадение.
Киев совершенно точно перенимает опыт у вермахта.
И хотя Украину курируют британцы, всё-таки такого военного опыта у них нет, но он есть у немцев. Горький, печальный, но всё-таки опыт.
Военные историки давно разругали эти фестунги, назвав их «человеческими ловушками», которые убивают солдат своей же армии, а выживших тяжело травмируют психологически. Для немецких солдат они стали синонимом смерти и плена. Но Германия — проигравшая во Второй мировой сторона — делится тем, что имеет. А другого опыта у неё просто нет. И киевский режим охотно превращает города в такие же «человеческие ловушки». Просто Зеленскому и его хунте очень подходит такой опыт, ведь у киевского режима и гитлеровской Германии так много общего.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.