Россия-умиротворительница

Кратковременная сирийская кампания пока выглядит более или менее завершённой. Основные силы авиационного корпуса выведены, фундаменталисты, в прошлом году уже праздновавшие победу, понесли чувствительные потери, нефтяного экспорта ИГИЛ, служившего экономическим основанием для фундаменталистского наступления, более не существует, золотые динары ИГИЛ уже не чеканятся — от всего этого остались только обгорелые остовы превеликого множества автоцистерн, на которых чёрное золото вывозили в Турцию.

Напротив, президент Башар Асад, которого исламисты и западные «общечеловеки» уже устали хоронить, выжил и даже укрепился, начав отвоёвывать обратно сирийские земли. Властный турецкий сосед, уже начинавший чувствовать себя в Сирии как дома, — теперь не чувствует себя в покое в Анкаре. Султану Эрдогану не до восстановления Блистательной Порты, ему бы сохранить власть в пределах Турции. Про намерения саудитов вмешаться в сирийский конфликт — вряд ли с целью поддержать светский режим Асада — тоже давно уже не слышно.

Самое же главное — решив неотложные задачи по недопущению самого худшего варианта исламизации близрасположенной Сирии и существенно укрепив свои международные позиции, Россия избежала погрязания в трясине колониальной войны. Пальмира оказалась наша, а болото бесконечной войны — не наше.

А так не всегда случается.

История погрязания СССР в Афганистане и США во Вьетнаме известна, ещё более известны западные демократизаторские опыты последнего времени. Ирак, всё тот же Афганистан, Ливия — везде кампания заканчивалась по значительно менее благоприятному, нежели нынешний сирийский для России, сценарию.

Первоначальный блицкриг, объясняемый безусловным превосходством в военной технике, довольно быстро приводил к необходимости закрепить результаты победы. Нужно было либо самому устанавливать и поддерживать оккупационный режим, либо опираться на лояльные к чужеземным модернизаторам местные элиты с местной армией и полицией.

В результате создавалась картина, описанная в диалоге: «Я медведя поймал! – Так веди его сюда! – Не идёт. – Тогда иди сам. – Не пускает». Тут, конечно, безусловным чемпионом по поимке медведя вышеописанным способом являются США. Возможна и другая формулировка — «Они оставляют после себя пустыню и называют это миром (resp.: демократизацией)».

Осенью прошлого года с изрядным злорадством и вожди Запада, и наша прогрессивная общественность ожидали, что и Россия повторит этот путь — не всё же американцам наступать на одни и те же грабли, пора бы и русским.

Причина того, что этого не произошло, кроется — на персоналистическом уровне — в том, что Владимир Путин — игрок весьма осторожный, не склонный зарываться и делать опрометчивые ходы. Он не сторонник американской доктрины «6-й флот есть — ума не надо», тем более что и 6-го флота в его распоряжении нет. Приходится в большей степени, чем наши партнёры, напрягать ум.

При напряжении же ума он подсказывает, что если уж предпринимать военную экспедицию за пределами отечества, то желательно тщательнее выбирать театр военных действий, ибо театр театру рознь. В частности, сирийский театр (вар.: сирийский клубок противоречий) имел ряд отличий, скорее помогавших успеху русского вмешательства.

Во-первых, к моменту вмешательства гражданская война шла уже пятый год. С одной стороны, то, что Асад (хотя уже из последних сил) всё-таки продолжал держаться, свидетельствовало о том, что некоторой поддержкой сирийцев он всё-таки обладает. Вовсе без внутренней поддержки режим давно бы рухнул. Следовательно, в своей кампании Россия опиралась не на мечту, фантазию, как наши партнёры-демократизаторы, но на определённую силу.

С другой стороны, пятый год гражданской войны порождает очень большую усталость. За вычетом зверей в человеческом облике, которым нечего терять и в случае поражения не на что рассчитывать, есть ещё множество участников, которые уже были и не прочь дать задний ход и сложить оружие при надлежащих гарантиях. Немалая часть комбатантов была уже готова примкнуть к той стороне, которая одолевает — или по крайней мере вступить с ней в переговоры. Методические бомбовые удары, наносимые ВКС РФ, могли послужить убедительным аргументом в пользу мирных договорённостей.

Во-вторых, прямая поддержка Асада была довольно сильна. И алавиты, и христиане разных деноминаций понимали, что в случае победы оппозиции их в буквальном смысле вырежут. Поголовно. Такое понимание очень способствует борьбе до конца. Если сравнить это их понимание, несомненно, учтённое Москвой, с подходом западных держав — «Надо ввязаться, а там посмотрим», когда предполагается, что местные союзники всегда найдутся, станет яснее, кто может с большим основанием рассчитывать на успех.

Самое же главное — и поздний СССР в свой гегемонистский период, и США, у которых гегемонистский период никак не кончится, исповедовали не просто гегемонизм, но гегемонизм-универсализм, то есть учение, всюду обнаруживающее превосходные перспективы для распространения своего влияния. Международный отдел ЦК КПСС видел зрелый рабочий класс — и, соответственно, предпосылки для пролетарской революции — и в джунглях Африки, и в дебрях и пещерах Юго-Восточной Азии, и в горючих песках Палестины. Успех был соответствующим. Аналогично международный отдел администрации США видит зрелые гражданские общества, хоть сейчас готовые принять идеальную демократию, в столь же широких географических пределах. И не просто видит, но смело насаждает демократию. Тоже с надлежащим успехом.

Открытие Владимира Путина заключается в том, что лезть в воду можно лишь более или менее понимая, где в данном конкретном водоёме находятся броды, а универсалистскими идеологическими упражнениями лучше заниматься в дискуссионных клубах. Когда же речь идёт о применении войск и боевой техники, двигать их можно, лишь семь раз отмерив и убедившись, что в данном конкретном месте и в данное конкретное время риск может быть оправданным.

Наверное, таким коварно-предусмотрительным его сделала служба в разведке.