Щорс лежал на земле — весь каменный и невозмутимый. Вокруг него грудились операторы, фотографы, каждый хотел урвать свой кадр. Гимнастёрку Щорса припорашивал снег. А потом его погрузили в грузовик и увезли в авиационный музей, где он будет храниться. А простой украинец — тот, которого ещё не успели погрузить и отправить рыть окопы, — остался. Так и с чем же ему оставаться в Киеве?
Щорс — красный командир. Жизнь его — короткая и яркая. Предполагается, что страдать из-за сноса памятника будут только люди, для которых важно то, что Щорс — красный командир. Щорс воевал в Гражданской войне, ветеран Первой мировой, из которой вышел в звании подпоручика русской армии. Но давайте опустим эти факты его биографии из сегодняшнего контекста. Имеем полное право — на Украине посносили памятники поэтам и писателям, не имеющим в своей биографии ничего красного.
Борются ведь не со Щорсом, а со всем российским.
Правда, Щорс родом с Украины, из посёлка Сновск Черниговской области. Но и этот факт для удобства лучше опустить.
О сносе Щорса теперь привычно не пошутишь. Раньше после каждого сноса памятников, поставленных в советские времена, шутили: мол, теперь декоммунизация должна добраться и до советского метро. Но в эти дни до него добралась вода — киевское метро топит, люди в огромных количествах толпятся на остановках. Вода капает и пребывает под землёй, на которую сегодня было положено холодное каменное тело Щорса.
Говорят, Кличко специально его свалил именно сегодня. Тому предшествовали долгие споры. Разные культурные комиссии решали, нужно ли отпиливать Щорса от коня, признавали художественную ценность только за конём, но не за его всадником. В комиссиях цеплялись за коня, чтоб хотя бы тот оставался маяком в море надвигающегося хаоса. Чтоб стоял ориентиром в этом пространстве города, стремительно теряющего своё лицо.
Памятники — это лицо города. Выдающиеся на плоском его культурные черты. Щорс на своём, как живом, коне парил над Киевом. Придавал городу размаха, приподнимал его над многострадальной землёй. Мощь в грудных мышцах коня несла Киев вперёд. А теперь этого уже нет. И нет привычных улиц. Нет памятников-ориентиров. И ты уже не скажешь: «Встретимся у Пушкина», «Встретимся у Щорса». Их там больше нет.
И если действительно Кличко решился на снос сегодня, чтобы переключить внимание прессы с толп на остановках на Щорса, это б стало великим оправданием киевскому режиму.
Но нет, киевский режим, прижатый на фронте, просто старается, пока ещё есть время, стереть лица украинских городов. Чтобы позабыть себя в них — себя, читающих стихи Пушкина на уроках литературы, и себя, поющих на уроке музыки: «Хлопцы, чьи вы будете? / Кто вас в бой ведёт? / Кто под красным знаменем / Раненый идёт?» / «Мы сыны батрацкие, / Мы — за новый мир, / Щорс идёт под знаменем — / Красный командир». Представители киевского режима ненавидят себя, маленьких, во всём этом и хотят всё это уничтожить, чтобы не вспоминать, что они — русские.
Ну а что же простой украинец?
Как-то мне рассказывали о богатом киевлянине, который отказался уехать с Украины, хотя имел все возможности. Его спросили: «Почему?» А он ответил: «Встал я утром, надел тапки, выпил кофе и пошёл гулять. Я потомственный киевлянин. Я всё тут знаю. Вот моя скамейка. Мой ресторан. Моё метро. Мой памятник. И у меня чувство, что я гуляю по собственной квартире. Я знаю, что нигде больше у меня такого чувства не будет. Только в Киеве».
Нет, теперь с ним такого просто больше вообще уже нигде не будет. Того Киева больше нет. Щорса с конём погрузили в грузовик и увезли, а украинец — в тапках и с кофе — остался на незнакомой ему земле, под которой медленно прибывает вода.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.