«Искусство должно оставаться в стороне от политики»: Вагнер Моура о режиссуре, истории и гражданской позиции

— Недавно вы попробовали себя в роли режиссёра — сняли фильм о Карлусе Маригелле, бразильском революционере 1960-х. И вы очень защищаете его позицию. Почему?

— Для начала мне нужно сказать несколько слов об истории Бразилии — о той истории Бразилии, которую нам преподавали в школе. Я родился во времена диктатуры, в 1976 году. Так вот: в школе нам говорили, что революция 1964 года спасла нашу страну от коммунизма. Вот чему нас учили. И именно этого добивается сегодня Болсонару: поменять содержание учебников, поменять наше восприятие истории.

В какой-то момент я понял, что историю Бразилии нам преподносили в искажённой форме. Произошло это осознание, наверное, когда мне было уже лет двадцать. Причём больше всего эти искажения касались народных восстаний, которых в Бразилии было очень много.

На самом деле у моего поколения небольшая разница в возрасте с теми, кто сражался тогда с военной диктатурой. Ведь, несмотря на то что Маригелле было 55, ему удалось собрать вокруг себя сторонников, которым было и по 20 и по 19, 18 лет. И о них я почти ничего не знал. А то немногое, что знал, извращалось до неузнаваемости: этих людей называли преступниками, террористами и так далее. Мне всегда было интересно узнать больше о тех, кто шёл против и отказывался подчиняться власти угнетателей.

• Кадр из фильма «Элитный отряд»
• © imdb.com

Среди таких людей Карлус Маригелла занимает особое место. Вообще он мой земляк: мы оба родом из города Сан-Салвадор-да-Баия. И его имя всегда жило в памяти народа, несмотря на то что со страниц истории Бразилии его пытались стереть. Он верил в силу народного восстания и считал, что долг народа — защищать страну от диктатуры.

—Кстати, ваш фильм запретили к показу в Бразилии...

—Это правда, цензура его не пустила.

—А ведь это уже хороший повод его посмотреть!

— Но вы правы: феномен Болсонару — это что-то нам хорошо знакомое. Этот человек ведь не прилетел к нам с Марса, он часть нашей страны, часть её истории. Мы сами и есть Болсонару в каком-то смысле.

—Интересно.

—Конечно, Бразилия — консервативная страна. Бразилия — это страна, где всем заправляет элита, которая и разрушила у нас всё, что только можно было. Бразилия стала последней страной в мире, которая отменила рабство! И это исторический факт. Рабство коренным образом отразилось на системе социальных отношений в нашей стране. Ведь, говоря о Бразилии, тему структурного расизма нельзя обойти стороной.

Например, Маригелла был темнокожим. И этот факт его биографии тоже восхищает меня. Ведь герой нашей бразильской истории был метисом: его мать — рабыня родом из Судана, а отец — итальянец. И когда Марио Магальяис, известный бразильский журналист, опубликовал биографию Маригеллы в 2013 году, мне, конечно, сразу же захотелось выступить в качестве продюсера её экранизации, чтобы люди смогли сами всё увидеть.

—К сожалению, демократии в наших странах «пластилиновые», от них лишь одно название: всё сводится к походу на выборы каждые четыре года. И из-за всего этого мы получили власть, которая господствует над нами вот уже 200 лет и которую чрезвычайно сложно одолеть. И в первую очередь я говорю сейчас о власти СМИ. Вы журналист по образованию. И, я полагаю, самое время задуматься о журналистике: ведь без хороших СМИ демократия невозможна. А плохие СМИ, напротив, демократию убивают.

— Нужна демократизация прессы.

—И нужны СМИ, которые хотят донести до людей информацию, просветить их, а не те, которые пытаются нами манипулировать. 

— Но, пока СМИ подчиняются тем, у кого в руках экономическая власть, ничего не изменится. Важно, чтобы голосов было больше, чтобы СМИ были демократическими и мы могли услышать всех.

—Вы верите в политическую журналистику?

— Да, верю. Но в первую очередь я за объективную журналистику. Она возможна. Хорошие журналисты есть везде.

— Как есть и хорошие колумнисты со своим мнением. Но даже в условиях демократии любое мнение нужно обосновывать, чтобы всегда было место обсуждению.

— Да. Но я не верю и в СМИ, которыми полностью управляет государство. Я думаю как раз, что государство само должно способствовать созданию свободных СМИ.

—Что насчёт культурной сферы? Считаете ли вы, что деятели культуры должны иметь активную гражданскую позицию, принадлежать к определённому идеологическому направлению?

— Нет, я думаю, что искусство должно оставаться в стороне от политики, чтобы каждый мог делать то, что считает нужным. Я написал статью для газеты FolhadeSãoPaulo, где задавал вопрос: кто боится людей искусства? Дело в том, что правые в Бразилии постоянно оспаривают мнение деятелей искусства, когда они высказываются, например, о политике, потому что им известно, как много людей прислушиваются к словам представителей культуры.

— Если правые — против того, что говорят деятели искусства, значит, они говорят в пользу левых.

— Да, потому что практически все они сторонники прогрессистских взглядов. Лучшие из них. Но, думаю, что (и это очень важно) их намного больше пугает то, что мы делаем, чем то, что мы говорим. Дело в том, что искусство — это такая вещь...

• Кадр из фильма «Элизиум: Рай не на Земле»
• © imdb.com

Придя к власти, Болсонару в первую очередь попытался разрушить сферу искусства в Бразилии. Почему? Не только потому, что значительная часть бразильских деятелей культуры придерживаются прогрессистских взглядов и выступают против Болсонару. Это тоже верно, но это не всё.

Дело в том, что одна из особенностей фашизма состоит в том, что он пытается покончить со всем, что может заставить людей мыслить критически, что может натолкнуть их на размышления. А это главная функция, которую выполняет искусство.

Необязательно, чтобы искусство отражало то или иное течение политической мысли. Искусство должно быть ради искусства, ради высокого художественного мастерства. Этого достаточно для того, чтобы у страны было зеркало, в котором она могла бы видеть своё отражение, была своя культура.

Например, эти люди (правые. — RT) говорят об образовании с прагматической точки зрения: дети должны ходить в школу, учить математику... Но образование должно включать философию, социологию, надо учить людей мыслить и стремиться к чему-то большему, чем просто найти хорошую работу.

Например (несмотря на то что я не согласен со многим, что происходит на Кубе), меня восхищает их подход к образованию. Когда мы снимали на Кубе, я жил в отеле и каждый день спускался на улицу, чтобы поговорить с уборщиком мусора. Этот человек каждый день преподносил мне урок истории, причём истории Бразилии! Он рассказывал мне множество вещей, о которых я не имел понятия.

И, говоря о культуре, искусстве или образовании, я имею в виду не производство культурного контента, а культуру страны, которая делает её тем, что она собой представляет. Культуру индейского населения Эквадора, культуру темнокожего населения Бразилии, культуру маронов (беглых темнокожих рабов. — RT), даже культуру сообщества ЛГБТ (которое также обладает собственной культурой). Страна развивается за счёт разнообразия культур, которые её составляют. Особенно это касается Бразилии. И вот это они хотят разрушить.

—Разве не должны люди всех профессий восставать против несправедливости? Если одна из целей культуры заключается в выражении красоты, выражении истины, разве не следует протестовать против ситуаций крайней несправедливости?

— Да. И есть артисты, которые привержены этой идее. И есть такие, которые ей не привержены. И это нормально. Не следует принуждать их быть чем-то, чем они не являются. Они занимаются своим искусством, и если они хорошо с этим справляются, это уже большое дело.

Мне, например, нравится политика, поэтому то, что я делаю, то, над чем работаю, неизбежно...

— А мне не нравится политика и тем более политики. (Смеются.) Мне нравится служить людям.

— Мне нравится политика, поэтому то, что я делаю... Например, «Маригелла» — это политический фильм. Поэтому, если мы говорим о фильме, мы говорим о Бразилии, о Болсонару, о фашизме. Но мне нравится политика, поэтому то, что я создаю как деятель искусства, неизбежно так или иначе связано с политикой.

— Во время правления Партии трудящихся от 30 до 32 млн бразильцев выбрались из нищеты. Где же были эти люди и почему они не поддержали Дилму, когда произошёл государственный переворот? 

—И мы снова возвращаемся к теме СМИ, потому что СМИ каждый божий день проводили беспощадную критику…

— Это новая стратегия…

— В газетах писали, что Лула — вор, оскорбляли Дилму. Точно так же они поступают и с деятелями культуры. У меня, например, очень много судебных тяжб с журналистами. Я подаю на них иски. Они говорят, что я пользуюсь законом о продвижении культуры, потому что я левых взглядов и поддерживаю левую идеологию. И я подаю иски на эти СМИ. Но то, что произошло с Лулой и Дилмой, — настоящий беспредел.

—И я считаю, что это правильно — привлекать их к ответственности. Некоторые с этим не согласны. Не знаю, может, существует какое-то негласное правило, которое запрещает привлекать к суду журналистов, как если бы они стояли выше критериев добра и зла. Но в любом цивилизованном обществе конфликты решаются именно через систему правосудия.

— Я как раз привлекаю их к ответственности.

—И если они не сделали ничего плохого, то следствие будет остановлено. А если да, то они должны нести ответственность за свои поступки.

— Совершенно верно… Если меня называют вором…

— Такое ощущение, что в нашей Конституции есть статья (которую никто никогда не видел), согласно которой журналисты стоят выше понятий добра и зла, будто закон им не писан. И, мне кажется, это большая ошибка.

— И это меня действительно беспокоит… Ведь когда мы говорим о манипуляции, мы имеем в виду традиционные СМИ, но есть же ещё соцсети. Болсонару одержал победу благодаря роботам, которые каждый день распространяли лживую информацию.

Роботы, или интернет-боты, которые были связаны с компанией Cambridge Analytica, все эти люди, которые избрали Трампа, тогда были в Бразилии. И они очень искусно это проворачивают — получают доступ ко всем мобильным устройствам, компьютерам. И люди в это верят.

—Смотрите, демократию можно определить следующим образом: это общественное мнение, которое обычно выражается посредством выборов в рамках установленных правил — во избежание диктатуры большинства. На этих правилах и зиждется правовое государство. Но, лишив нас информации, они лишили нас демократии!

—То, что они сделали в Бразилии, не поддаётся описанию… Они выдумали, будто Партия трудящихся раздаёт детские бутылки с сосками в виде пениса. И хотя кажется, что это полнейшее безумие, многие люди в Бразилии в это поверили! Думаю, что фейковые новости будут играть ключевую роль на ближайших выборах.

—Что же ожидает нашу дорогую Бразилию?

—Не знаю, мой дорогой друг… Я с грустью могу отметить, что это самый тяжёлый момент, который нам довелось пережить со времён диктатуры. И я бы сказал, что даже во время диктатуры не было проекта такого масштабного разрушения страны, как сейчас. Ведь некоторые военные были националистами и работали на благо своей страны.

• Кадр из фильма «Нарко»
• © imdb.com

Напротив, Болсонару не занимается ни экологией, ни культурой, ни трудовым законодательством, ни социальным обеспечением, ни общественной безопасностью… Например, губернатор Рио-де-Жанейро, который сейчас находится в ссоре с Болсонару, утверждает: для того чтобы искоренить насилие, нужно идти в фавелы и буквально расстреливать людей… То есть всё настолько печально, что даже во времена военной диктатуры не происходило таких вещей.

Как будто они задались целью передать всё в руки США: например, они позволили американцам использовать военную базу Алкантара для размещения своих самолётов… Или тот же Пресаль — «Да ради бога, забирайте!»

Как мне кажется, в Бразилии никогда не происходило ничего подобного. Поэтому, я думаю, уйдёт немало времени на восстановление после нанесённого ущерба. Хотя, разумеется, это возможно. Ведь нужно продолжать бороться. Но нынешнее правительство нанесло колоссальный ущерб стране. И это очень печально. 

— Я хотел бы завершить беседу вопросом, с которого мы начали, дорогой Вагнер. Какова роль культуры для развития нашей Америки, для объединения нашей Америки, для её будущего?

— Важнейшая, важнейшая роль культуры! И я думаю, что в какой-то момент мы были очень близки к этой цели. Когда я снимался в сериале «Нарко», со мной произошло нечто удивительное. Как я сказал вам в начале разговора, мы очень изолированы в культурном плане, потому что мы говорим по-португальски и нам хватает нашей собственной культуры. Мы говорим о Бразилии, как будто она не является частью Латинской Америки. У нас в школах не учат испанскому языку, и, мне кажется, это очень странно.

Когда я поехал в Колумбию на съёмки «Нарко», там мне довелось работать вместе с актёрами из Аргентины, Чили, Колумбии, Венесуэлы… К сожалению, не припомню ни одного эквадорского актёра на съёмках. Но было очень много людей из разных стран. Мы жили в Колумбии и обсуждали проблему наркоторговли, которая одинаково касается всех нас.

И тогда я впервые испытал на собственном опыте, как это прекрасно — быть частью чего-то большего, чем просто Бразилия. Там (когда я жил вместе со всеми этими людьми в Медельине, в Боготе) я почувствовал себя частью этой общей культуры, которая вмещает в себя намного больше, чем бразильская культура.

И это открыло мне глаза: я осознал, что все мы братья. И как жаль, что мы упускаем столько возможностей объединиться, создать политический союз. Давайте создадим наконец экономический альянс, культурный альянс — альянс, который защищал бы наши интересы. Давайте работать вместе, как это делают, например, европейцы.

И я считаю, что в этом контексте культура играет ключевую роль, поскольку культура — это как раз то, что позволяет нам чувствовать свою принадлежность к чему-то большему. А тот, кто чувствует эту принадлежность, отдаёт себя без остатка общему делу.

Полную версию интервью смотрите на сайте RTД.