«Тяжело, больно, смешно»: акционистка Катрин Ненашева поставила спектакль о современном безумии

Всё началось с розыгрыша под названием «Психотрон», в котором зрителям предложили угадать психическое заболевание журналистки Алёны Агаджиковой. Имитируя популярные телевизионные шоу, ведущая (а её роль исполняла сама Катрин Ненашева) крутила лотерейный барабан и объявляла выпавший номер залу. Зритель с присвоенным ему на входе номером вставал и оглашал психическое заболевание. «Увы, но это неверный ответ», — кричала ведущая, и безумное действие уходило на следующий круг.

Затем активистка Анна Боклер зачитала отрывки из своей переписки с пожизненно осуждённым человеком, а в конце порезала письма лезвиями на мелкие куски, символизируя тем самым своё истощение трёхлетним изматывающим диалогом. Номер назвали «Мир вам и дому вашему, и всем близким вашим, и будьте вы прокляты» — именно этими словами начиналось первое письмо Анне из тюрьмы.

Также в программе был гротеск от психолога Сарры Атех под названием «Сизифов бег»: зрителей заставили бежать на месте, выкрикивая свои мечты, а Сарра отвечала им, сводя их мечты на нет.

Перформанс чередовался паузами «медитации»: монотонными действиями участников спектакля, аутистическими раскачиваниями, воем, стуком метронома, перебиранием таблеток. «Бред какой-то», — сказал в темноте один из зрителей. И он был прав. В таком изматывающем бреду живут люди с психическими расстройствами — от депрессии до шизофрении и агорафобии.

Закончилось всё акцией публичного самобичевания. Одна из акционисток, Саша Лаврова, с диагностированным несколько лет назад диагнозом «шизофрения» показала наглядно, как тяжело и больно ей жить со своей особенной болезнью.

«Говорить о таком очень стыдно и неудобно»

Катрин Ненашева решила привлечь внимание к социальному одиночеству таких людей, после того как несколько лет уже фактически была лидером российского акционизма социальной направленности. Она регулярно говорит о проблемах инвалидов, пожизненно запертых в стенах психоневрологических интернатов (ПНИ).

Одной из самых громких её акций стал перформанс против насилия в детских домах «На-казание», когда Ненашева 21 день ходила по Москве с привязанной к спине больничной койкой. Ровно на столько запирают детей из детских домов в психиатрических клиниках — в наказание.

Но были и другие акции. В итоге, постоянно сталкиваясь с тяжёлыми судьбами людей в ПНИ, Ненашева заболела депрессией. Мы встретились с ней после спектакля, чтобы выяснить, что она думает о своей новой акции.

— Вы довольны тем, как прошёл перформанс, или, на ваш взгляд, что-то пошло не так?

Поскольку всё действо — это чистый экспериментальный формат, то пойти «не так» ничего не могло. Это живой процесс, живые люди на сцене, живые реакции, живое включение. Мы почти ничего не планировали, помимо общей режиссуры. Всё произошло так, как должно было, — тяжело, абсурдно, неожиданно, больно и смешно. Боль и смех в этом действе постоянно соседствовали друг с другом. Это тоже оказалось естественным.

— Так всё-таки экспромт, отсутствие чёткого сценария или тщательно продуманная режиссура — чего больше в вашем творчестве?

Акционизм напрямую связан с режиссурой. Мои акции обычно растянуты во времени, и у них есть сюжетная канва — в зависимости от темы и реакций окружающей среды на мои действия. Вообще, работа в открытом пространстве — это уникальная школа экстремальной режиссуры. А идея провести что-то в закрытом пространстве, тем более в театре, появилась случайно. Я написала о своём выгорании в социальных сетях. На то, чтобы про это сказать публично, мне понадобились два месяца раздумий. Говорить о таком очень стыдно и неудобно, особенно если ты активист или художник. После того поста Театр.doc пригласил меня на свою сцену.

— Будет ли продолжение у перформанса «Я горю»?

Людей и историй по-прежнему много. Вчера высказаться смогли не все. Будем думать над форматом.

• Катрин Ненашева
• © RT

— Что за проект по психологической поддержке артистов вы анонсировали в Facebook?

Мне показалось, что важно организовать терапевтическую группу для художников, активистов, волонтёров. Создать пространство, где люди смогут говорить друг с другом, делиться своими состояниями, плакать, смеяться, признаваться в стыдном.

Осенью у меня случилась масштабная депрессия, и главная проблема — не только страшно было говорить, но и некому. В начале перформанса было видео, которое я записала в истерике как раз перед «Я горю». Кроме того, у людей, занимающихся активизмом, есть большая стигма в отношении какой бы то ни было психологической поддержки. Ресурсы истощаются, повседневная борьба в той или иной форме продолжается, но из-за вот этого пренебрежения к себе огромное количество людей страшно перегорают и вообще перестают заниматься вовлечённым искусством. На терапевта в Москве деньги есть не у всех. Группа поддержки за добровольные пожертвования показалась мне нужной вещью. Группа уже начала работать, её ведёт специалист по нарративной практике Ирина Мороз. 

— Вернётесь ли вы к проблемам ПНИ в ближайшее время, или вам нужна передышка?

Я пока думаю, что могу делать дальше с этой темой как художница. 

— Сегодняшний перформанс показал, что вы неплохая актриса. Должен ли акционист быть актёром?

Определенно. У акциониста сотни разных ролей: режиссёр, фотограф, собственный правозащитник, коммуникатор и актёр, конечно. Опять-таки каждый раз живая среда даёт пространство для новых ролей. Это я про свой акционизм говорю, вписанный в повседневность города.

— Можно ли назвать депрессию и выгорание одними из основных проблем жителя современного мегаполиса? 

Для меня тема выгорания вообще очень масштабна как культурное явление. Мы живём сейчас в эпоху повальной усталости, кризиса в активистском искусстве, прямом действии и протесте. Поэтому если «Я горю — 2» будет, то я хочу как-то прямее про это поговорить. Но пока не знаю, как именно.

— Дайте, пожалуйста, совет человеку в депрессии.

Не принимайте ни от кого советов, если у вас депрессия.