—По серии ваших подробных видеоинтервью с Владимиром Путиным вышла книга. Вы писали: «Интервью с Путиным» — это четырёхчасовая смелая кульминация моей странной жизни в качестве американского кинематографиста». Вы считаете это своей лучшей работой?
— Нужно исходить из того, что этот фильм вполне может стать для меня последним. Чем человек старше, тем более трепетно он относится ко времени. Кинематографист — сравнительно молодая профессия. В США эта сфера развивается особенно стремительно. Второй шанс даётся редко. Так что — по ощущениям — этот фильм действительно кульминация. Потому что для американских и западноевропейских СМИ Путин сейчас самая недоступная личность. Мой фильм как бы приоткрывает дверь в запретный мир.
Я с удовлетворением смотрю на пройденный мною путь — мне доводилось беседовать с Фиделем Кастро, Уго Чавесом, Ясиром Арафатом, Биньямином Нетаньяху. Встречи с этими людьми были шагами на пути к моему знакомству с Владимиром Путиным.
От нашей первой встречи у меня осталось приятное впечатление. Она состоялась во время одной из моих поездок в Россию. Я периодически приезжал сюда побеседовать с Эдвардом Сноуденом — мы работали над фильмом на основе его биографии. Мы хотели, чтобы картина была основана на достоверной информации.
Наша первая встреча состоялась в театре. Там показывали спектакль 60-х годов. Я поинтересовался у президента, как он относится к Сноудену. Он изложил свой, российский, взгляд на события. Это было очень интересно. Эти размышления кардинально отличались от того, что мы узнаём из наших СМИ.
Итак, съёмки фильма о Сноудене мы завершили в Москве. Пообщались с Эдом на выходных, а через несколько дней отправились в Кремль — и более трёх дней записывали интервью с Путиным. Тогда мы ещё не знали, стоит ли рассчитывать на продолжение. Дело просто шло своим ходом, как у нас с вами сейчас, без каких-либо заготовок. Беседа была без предварительного сценария. Я лишь предоставил Путину список тем, по которым собирался задавать вопросы, но ограничений никаких не было, он ничего оттуда не исключал.
—Беседа шла спонтанно?
— Да. В фильме заметно, что я каждый день выгляжу по-разному. А Путин всегда одинаков: неизменно собран. На некоторых кадрах я не в лучшей форме: то уставший после длительного перелёта, то с растрёпанными волосами. Мой внешний вид менялся. Я представлял собой полную противоположность типичному американскому телеведущему.
— Знаю, как нелегко получить такой доступ к Путину. Его нет у многих ведущих российских журналистов. Так что я понимаю, каких усилий вам стоило реализовать проект. После выхода фильма в эфир его стали активно обсуждать. Американские СМИ набросились на вас, заявляя, что интервью вы берёте плохо и пытаетесь льстить Путину. Вас расстраивает критика? Ведь этот фильм — результат огромного труда.
— Да, я проделал большую работу. Но я никогда не объявлял себя журналистом и не строил его из себя. Я кинорежиссёр. Вы меня знаете по фильмам и, возможно, по моим интервью с политиками. Никем другим я себя не выставляю.
— Посмотрев интервью, я отметила, что вы адресовали Путину много положительных слов. Как вы считаете, вам удалось сохранить объективность, остаться нейтральным?
— Я не несу чепухи. Я всегда стараюсь оставаться верным правде. В разговоре с Путиным я ни словом не погрешил против истины. Я не лукавил. И, по-моему, сразу сказал президенту: «Меня поражает то, что вы истинный сын России. Потому что, когда вы встали у руля в 1999—2000-м, страна была в плачевном состоянии в плане экономики. А вы кардинально изменили ситуацию. И этого у вас не отнять». Я думаю, отчасти поэтому он до сих пор так популярен. Путин вернул людям ощущение родины и понимание: «Мы русские, нам есть чем гордиться, у нас богатая история». Кроме того, он вновь утвердил принцип суверенности.
— Знаю, вы не хотите обсуждать политику, но у меня теоретический вопрос. В своих фильмах вы показали точку зрения таких сильных лидеров, как Кастро, Чавес, Путин. Вас всегда привлекали волевые лидеры. Как вы считаете, будущее политики за такими фигурами — сильными, бескомпромиссными, во многом неоднозначными? Или её основой должны быть диалог и политкорректность?
— И диалог тоже. Все перечисленные лидеры были открыты для диалога. Можно спорить о том, кто и что кому сказал, но Кастро много лет пытался договориться с США. А в ответ получал не только решительный отказ и оскорбления, но и неоднократные покушения на свою жизнь. Диалог важен. Такого мнения придерживался и Чавес. Помните его рукопожатие с Обамой? Он надеялся на новый подход США в отношении Венесуэлы. Но его не последовало.
И в целом о Путине у меня сложилось мнение как о человеке, который превосходно ведёт переговоры. Он готов вести их до изнурения и действительно верит, что с их помощью можно решить любой вопрос. У каждой страны свои национальные интересы, и Путин не устаёт повторять, что они есть и у России.
Знаете, что бы там ни говорили, я задавал Путину жёсткие вопросы. И чувствовал, как он раздражался, когда я пытался на него давить, касаясь темы демократии, передачи власти в стране и грядущих выборов. Временами — уж точно не раз — мои вопросы его просто возмущали.
Вернёмся к моему личному отношению к России. Почему я взялся за этот проект? Потому что меня беспокоит динамика американо-российских отношений после 2000 года.
—Может ли ваш проект изменить восприятие Путина американцами?
— В какой-то мере он на это повлиял. Ведь фильм посмотрели более семи миллионов человек. Причём в США, в отличие от России, он транслировался не на общественном, а на платном кабельном канале. Однако интерес к нему был и сохраняется до сих пор. Кроме того, его транслировали во многих европейских странах.
—Вам не кажется, что Трамп в некотором роде пытается подражать таким лидерам, как Путин?
— Возможно. Не могу с уверенностью говорить, что́ у Трампа в голове. И едва ли кто-то может. Я не считаю его глупым. Он очень толковый. Я уверен, уважение к определённым вещам у него тоже есть. Возможно, он неправильно понимает Путина. Как бы то ни было, Трамп пока не оправдал тех надежд, которые внушил многим избирателям. И дело здесь не в его собственной воле, а в том, что он так и не смог никуда продвинуться со своей администрацией. Он оказался в тупике с самого начала. Ему оказывают самое яростное сопротивление.
—Но дело же и в России?
— Нет, Россия — это предлог. В связи с этим на Трампа обрушилась самая резкая критика. Я не видел никаких доказательств его сговора с Москвой. Меня эта история поразила своей удивительной глупостью. Тем не менее в США она популярна. И меня это беспокоит. Это пример того, насколько глуп может быть американский избиратель, если он в это верит.
— Вы сказали, что ваша книга вышла в разгар второй холодной войны. Это фигура речи или…
— Разумеется, это фигура речи. Холодная война очень опасна. Был ли тот конфликт XX века на самом деле холодным? Мы участвовали во множестве опосредованных войн во имя борьбы с коммунизмом: Вьетнам, Корея... Сколько людей погибло? Пострадали миллионы жителей третьего мира. Риторика о призраке коммунизма больше не работает. Использовать её США не удалось. Но этот стереотип всё равно существует. И я уверен, что он есть в сознании конгрессменов, которые голосуют за продление санкций. У них в голове всё ещё какая-то прежняя Россия, и они не могут от этого отвыкнуть.
—Стремясь к переменам, американцы выбрали Трампа.
— Да, но не забывайте, что Обама вложил в экономику — сколько там? — $750 млрд. Я бы назвал это социалистическим шагом. В каком направлении движутся США, вопрос интересный. Поживём — увидим. Меня беспокоит, что США могут потерять самоконтроль и, поддавшись панике и страху, осуществить нападение.
—Вы много знаете о политике, знакомы с её видными деятелями… И уж точно разбираетесь в сценариях. Предложите сценарий, как всё будет развиваться. Реалистичный.
— Ну и ну! Вы меня сейчас фильм придумать просите! Я, будучи американцем, думаю, что изменений ждать не стоит. И это пугает. Потому что пока никаких инициатив с российской стороны я не предвижу. Разве что вы полностью откажетесь от своего ядерного оружия, у вас произойдёт смена власти и Путин подаст в отставку. Всё это было бы безумием, этого не будет, потому что россияне Путина поддерживают.