—Какова сейчас обстановка в Ираке? Можно ли с уверенностью говорить о том, что ИГ* утратило даже малейшую возможность переломить военно-политическую ситуацию в стране в свою пользу и война практически окончена?
— По поводу ситуации в стране я бы сказал, что мы находимся буквально в нескольких шагах от того, чтобы закрыть главу терроризма в истории нашей страны. В данный момент боевики практически полностью выбиты из Талль-Афара.
Операция по освобождению города проходит быстрее даже самых смелых прогнозов. Чуть больше чем за неделю нам удалось освободить большую часть Талль-Афара, и теперь осталось зачистить несколько совсем небольших районов. Будем надеяться, что в ближайшие несколько дней эта задача будет выполнена и мы сможем объявить, что террористов и «Исламского государства» в Ираке больше нет.
—По вашим приблизительным оценкам, какое количество людей до сих пор находится на территориях, подконтрольных ИГ? Сколько джихадистов, сколько мирных жителей?
— Скорее всего, речь идёт об очень незначительном числе боевиков. Большинство из них либо убиты, либо переместились на другие территории, и сейчас их преследуют иракские войска. Так что по сравнению с тем, что было раньше, в данный момент их численность очень невелика.
—А что известно о количестве мирных жителей в тех районах?
— Если говорить о детях, то, согласно приблизительным оценкам иракских и российских властей, их порядка пятисот. Если же о мирных гражданах в целом (в том числе о матерях этих детей), то цифра, видимо, будет больше.
—В данный момент уже известно, сколько из этих детей — русские? Или никакой информации об их происхождении пока нет?
— Пока у нас нет конкретных данных, но мы работаем над этим. Посольство Ирака и я лично сотрудничаем с российской стороной, с Министерством иностранных дел. На прошлой неделе у меня состоялась встреча с председателем Совета по правам человека Михаилом Федотовым и с уполномоченным по правам ребёнка Анной Кузнецовой. На встрече присутствовали представители МИД, а также представители Чеченской республики и республики Дагестан, поскольку мы считаем, что большинство боевиков и их детей приехали именно оттуда. Мы договорились о создании базы данных, чтобы точно установить число детей и решить, как мы можем им помочь. Правительство и посольство Ирака могут оказать помощь через дипломатические и правовые каналы. И мы уже помогаем.
Использовав официальные каналы, нам удалось в целости и сохранности вернуть домой шесть детей. Высший судебный совет Ирака отвечает за финальную проверку документов, доказывающих, что ребёнок — гражданин России. Посольство и Министерство иностранных дел способствуют ускорению процесса подготовки документов. И, конечно, необходимо одобрение Министерства труда и социального обеспечения, так как большинство детей находятся в иракских приютах при этом министерстве.
—А точное местоположение приютов, где размещены эти дети, уже известно?
— Они все находятся в Багдаде. Это государственные детские дома, которые находятся в ведении Министерства труда и социального обеспечения. В настоящее время обсуждается идея перевести их из разных приютов в один, чтобы упростить координацию между различными организациями, вовлечёнными в процесс их отправки на родину, и ускорить этот процесс.
—Вы занимаетесь распределением детей по приютам и другим учреждениям в Ираке уже довольно давно.
— Мы начали заниматься этим ещё с операции по освобождению Мосула, когда там велись боевые действия. Каким-то семьям удалось покинуть эту территорию. Некоторые джихадисты... Точнее боевики. Мы не называем их джихадистами: для нас, для Ирака, и, наверное, для остального мира они террористы.
—Конечно. Джихад — это совершенно иное.
— Абсолютно верно. Джихад в исламе — это совсем другое. Эти люди — террористы. Они убивают невинных мирных жителей, невинных детей. Они рискуют жизнями собственных детей. <...> Они — террористы. В том числе и потому, что убивают даже родных детей. Поэтому не думаю, что слово «джихадист» здесь уместно.
Во время освобождения города иракские силы находили и забирали этих детей, некоторые из которых стали сиротами. Я видел, как на вашем канале, если я не ошибаюсь, рассказывали о десятилетней девочке из Мосула, которая потеряла своих родителей, двух сестёр и брата.
Этим детям многое пришлось пережить, а ведь им всего 6—8 лет. Некоторые из них вернулись на родину.
Мы вернули в Чечню четырёхлетнего Билала.Неприемлемо подвергать детей таким тяжёлым испытаниям.
—Последние три года я работал в зонах военного конфликта, так что знаю об этом не понаслышке. Но нам и нашим зрителям хотелось бы знать, каково физическое и психологическое состояние эвакуированных детей?
— В процессе эвакуации они, вероятно, испытывали смятение. На их долю выпало немало испытаний, они своими глазами видели убитых в боях. Поэтому этих детей перевезли в приюты, где им обеспечены наилучшие условия: за ними тщательно присматривают, о них заботятся, их хорошо кормят и одевают. Там дети будут находиться, пока не отыщутся родственники.
Когда факт наличия родства будет доказан, дело будет рассмотрено в рамках судебной системы, Министерством иностранных дел и посольством. В целях ускорения процесса возвращения детей мы также сотрудничаем с посольством России в Багдаде и Министерством иностранных дел в Москве.
—Наибольшую опасность, возможно, представляет проблема потерянного поколения. Этим вопросом сейчас обеспокоены сразу несколько стран региона. Какие меры власти Ирака предпринимают, чтобы это предотвратить, чтобы дети не оказались вновь вовлечены в насилие и жестокость?
— Беспокойство в этом отношении всегда присутствует, учитывая те ужасы, которые пришлось пережить этим детям. Чтобы вырастить их законопослушными гражданами, иракское правительство обсуждает с Россией вопрос создания специальных программ реабилитации. Ведь терроризм влияет на всех нас — на Россию, Европу и другие страны. По сути, Ирак борется с терроризмом за весь остальной мир.
Мы воюем с террористами при поддержке союзников по коалиции, но на местах террористов побеждают иракские солдаты. Мы победили их в Мосуле, Талль-Афаре, а скоро вытесним и из других частей страны. И территория Ирака будет освобождена от ИГИЛ.
— Говоря о Мосуле, каким образом и куда попадают выжившие боевики после окончания боев? Что происходит с членами их семей, в первую очередь с детьми?
— Террористы, попавшие в плен, должны будут предстать перед судом в Ираке. Если их признают виновными, они понесут заслуженное наказание. Если по итогам проверки или беседы их признают невиновными (как происходит в большинстве случаев), то их передадут одному из государственных органов, которые будут заниматься их передачей России или другому государству, гражданами которого они являются. Однако те, кто виновен в преступлениях, должны будут понести наказание. Этого требует иракское законодательство.
— Хотелось бы вернуться к вопросу детей. У некоторых террористов, будь то граждане России, Франции или других государств, во время нахождения на территории Ирака родились дети, которые теперь остались без родителей и какого бы то ни было присмотра. Каков юридический статус детей террористов-иностранцев, рождённых на иракской земле? Пусть это будет, к примеру, ребёнок гражданина России.
— Если оба родителя ребёнка — россияне, он считается гражданином России. Этого ребёнка поместят в детский дом до тех пор, пока с нами не свяжутся его родственники: будь то бабушка, дедушка, дядя или тётя.
Мы попросим их представить документы, доказывающие родство, и после завершения этапа оформления документов передадим дело на рассмотрение судебной системы. Затем в дело вступят министерства — в Ираке хорошо налажено их сотрудничество.
— Но что если они родились в Ираке — после того, как их родители…
— Даже если они родились в Ираке — если будет доказано, что они граждане России, они смогут вернуться на родину. Если мать ребёнка гражданка Ирака, это уже отдельный случай. Кажется, у нас есть дети, рождённые от русского отца и иракской матери. Тогда вопрос будут решать власти Ирака.
Если мать жива, у неё будет право оставить ребёнка у себя. На случай, если оба родителя, в том числе отец из России, погибли, у нас есть особая система, особый механизм. Я не располагаю детальной информацией о функционировании этой системы, но она есть и через неё проходят все подобные случаи. После того как все этапы пройдены, последнее слово остаётся за Высшим судебным советом.
— Не стоит забывать и о местных родственниках.
— Конечно, если мать из Ирака, то и родственники в стране есть. Ситуация очень сложная, но мы предпринимаем все необходимые действия.
— Если детей задерживают вместе с родителями (к примеру, в ходе операций силовиков), их помещают вместе с ними или отдельно? И вообще, в каких условиях содержатся дети в лагерях для пленных? Разлучают ли их там с родителями?
— Иракцам в высшей степени свойственен гуманизм, поэтому с детьми будут обращаться максимально гуманно. Их поместят отдельно от родителей — ни в тюрьму, ни в лагерь для пленных вместе с родителями их, конечно, не отправят. Нет, их определят в специальные учреждения для детей с нормальными условиями, где о них будут заботиться. В дальнейшем пленные боевики из лагерей будут перемещены в тюрьмы и предстанут перед судом, а дети будут находиться в этих заведениях под присмотром, пока к нам не обратятся их родственники.
— Вообще странно: я не понаслышке знаю, что в странах Ближнего Востока любовь к детям возведена в культ. Дети — это самое дорогое. И, несмотря на это, находятся люди, которые втягивают своих детей в подобный кошмар. Просто в голове не укладывается!
— Да, это и печально, и возмутительно. Мне даже трудно подобрать слова. Устраивать ребёнку такое в юном возрасте…
Знаете, был случай: одного террориста спросили, зачем он привез с собой в Ирак сына (тому было всего два или три года). А он отвечает: «Чтобы проще было въехать в страну: с ребёнком меньше подозрений».
По-моему, это говорит о том, насколько опасны подобные люди, если этот человек готов рисковать даже собственным сыном.
— Когда вы, скажем, узнаёте, что ребёнок русскоговорящий, вы сразу уведомляете посольство России?
— Министерство иностранных дел Ирака и другие учреждения страны поддерживают прямую связь с посольством России. Так что российские дипломаты обычно в курсе происходящего. Но даже в посольстве, видя, что ребёнок говорит по-русски, не всегда могут с уверенностью сказать, что это гражданин России. Может быть, он воспитывался или несколько лет жил в российской семье и поэтому знает язык.
— Разумеется. Не все русскоговорящие — граждане России.
— Именно. Такие случаи были — мы находили в Ираке детей из Таджикистана или Казахстана. Поэтому сначала необходимо удостовериться, что ребёнок из России, а потом принимать какие-то меры.
— К разговору о детях из России. Как вы уже сказали, правительство Ирака сотрудничает с российским МИД, чтобы предоставить российским детям возможность вернуться домой. Разумеется, в этом вопросе приходится сталкиваться с определёнными трудностями. Какие задачи, по-вашему, необходимо решить в первую очередь, чтобы можно было разрешить проблему в целом?
— Мы пытаемся найти решение этой проблемы. Одно из предложений — создание базы данных или своего рода хранилища информации об этих детях. Чтобы можно было узнать, откуда они родом, где живут их родственники и как с ними связаться. Со мной лично связывались несколько человек, которые приходили в посольство и предоставляли мне документы со словами, что их дети находятся в Ираке. Мы сотрудничаем с министерствами иностранных дел как России, так и Ирака. Мы направляем им такие документы, а потом сообща пытаемся решить этот вопрос. Так что в этом направлении постоянно ведётся работа.
—Но, разумеется, русскоязычные боевики — не единственные иностранцы в Ираке и Сирии. Россия уже выступила с просьбой о возвращении российских детей домой. Есть ли у вас подобные обращения от других государств?
— Да. К примеру, со мной на связь вышло посольство Таджикистана. Министр иностранных дел сообщил, что с нами связались также представители Казахстана. Есть и другие государства. Так что мы работаем не только с российскими детьми. Дело в том, что террористы в Ираке — выходцы из самых разных стран. Надеемся, что, после того как мы зачистим Талль-Афар и другие районы, найдём там детей и распределим их по приютам, больше государств выйдут с нами на связь, чтобы вернуть своих детей домой.
— Западные страны к вам пока не обращались? Пока вы имеете дело преимущественно с русскоговорящими?
— Насколько мне известно, да. Но такую вероятность исключать нельзя. На территории Ирака есть боевики и из западных стран: из США, из Европы. И даже из Китая.
—А что насчёт других международных организаций, с которыми вы сотрудничаете по этой проблеме? Как они реагируют на такое положение вещей? С какими организациями вы работаете?
— Разумеется, мы тесно сотрудничаем с ООН, с движением Красного Креста и другими организациями. Мы держим их в курсе ситуации, действуем открыто и ничего не скрываем. Они вполне довольны сотрудничеством с правительством Ирака. Мы показываем им, что происходит и с чем нам приходится иметь дело.
Конечно, они тоже оказывают нам поддержку, помогают с предоставлением убежища. В Ираке присутствуют правительственные агентства, которые помогают перемещённым лицам и тем, кто пострадал в результате боевых действий. Таким образом, мы работаем во взаимодействии с другими международными организациями.
*«Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ) — террористическая группировка, запрещённая на территории России.