Берлинский пирог: как победители во Второй мировой войне разрушали и строили новую Германию

5 июня 1945 года державы-победительницы во Второй мировой войне приняли декларацию о взятии на себя верховной власти в Германии. Страна была cначала поделена на четыре зоны оккупации, а в 1949 году переформирована в ФРГ и ГДР. В рамках послевоенного государственного устройства Германии лидеры СССР, Великобритании и США разработали механизмы её денацификации, демилитаризации, демократизации и децентрализации. Какие последствия для немцев имел этот принцип четырёх Д и как складывались отношениях союзников по антигитлеровской коалиции с немецким народом — в материале RT.

Декларация 5 июня 1945 года, которую подписали представители СССР, США, Великобритании и Франции, полностью лишала Германию суверенитета.

«В Германии нет центрального правительства или власти, способной взять на себя ответственность за сохранение порядка, управление страной и за выполнение требований держав-победительниц», — провозглашалось в документе.

После разгрома Третьего рейха союзникам было необходимо договориться не только о репарациях и разделе сфер влияния, но и выработать программу послевоенного развития поверженной страны. Между тем союзники слабо представляли, какой должна стать Германия, чтобы вновь не превратиться в угрозу для всего человечества.

Послевоенному урегулированию была посвящена международная конференция, прошедшая с 17 июля по 2 августа 1945 года во дворце Цецилиенхоф в Потсдаме. Лидеры держав-победительниц Иосиф Сталин (СССР), Гарри Трумэн (США) и Уинстон Черчилль (Великобритания) определили так называемый принцип четырёх Д. Речь шла о запуске процессов денацификации, демилитаризации, демократизации и децентрализации немецкого государства. Однако реализация этих мер осложнилась множеством трудностей, которые в итоге привели к серьёзным социально-политическим последствиям для современной Германии.

 

Нарастание напряжённости

Во второй половине 1940-х годов Германия была разделена на четыре зоны оккупации: советскую, американскую, британскую и французскую (часть германской территории контролировала также польская армия). Каждая военная администрация проводила собственную политику.

Как указывают зарубежные историки, согласия не было даже между западными государствами. Например, Франция во главе с генералом Шарлем де Голлем выступала против воссоздания единой Германии. А США и Великобритания, несмотря на массу разногласий, рассматривали поверженную страну как необходимый в ближайшем будущем форпост на пути распространения советского влияния в Восточной Европе.

Ситуация значительно ухудшилась в 1946 году, когда началась холодная война. Бывшие союзники отказывались координировать планы и ужесточили пропускной режим между оккупационными зонами. Нарастание напряжённости привело к образованию в 1949 году ФРГ и ГДР. Вопреки Потсдамским соглашениям победители начали вооружать оба немецких государства.

Несмотря на негативные политические последствия раскола немецкого народа на два противоборствующих лагеря, послевоенная Германия постепенно восстанавливалась — оформление государственных институтов привело к нормализации экономики. В начале 1950-х годов в Западной и Восточной Германии окончательно исчезла проблема массового голода и дефицита элементарных товаров.

 

Рост озлобленности

Помимо экономики, острым вопросом второй половины 1940-х годов стала выработка системы принципов и правил при контактах оккупационных войск с немцами. Державы-победительницы опасались возрождения реваншистских настроений, партизанской войны, терактов и диверсий, а население Германии — мести за злодеяния нацистских военных.

Воевавшие на фронте солдаты привыкли к мысли, что все немцы априори являются врагами. К тому же в последние месяцы войны вермахт поставил под ружьё практически всё мужское население страны в возрасте от 14 лет. Иногда в бой бросали даже женщин.

При этом слабо обученных пехотинцев нельзя было назвать пушечным мясом. Дети и старики получали простое, но грозное оружие — одноразовый гранатомёт «Фаустпатрон», наносивший серьёзный урон англо-американской и советской бронетехнике.

Кроме того, оккупационные войска обнаружили десятки концентрационных лагерей, заваленных трупами замученных людей. Картины жутких преступлений способствовали росту озлобленности в среде солдатского и командного составов стран-победительниц.

Подобные события формировали представление, что угроза может исходить от каждого жителя Германия. Весь немецкий народ начал восприниматься как некая единая злая сила, которой чужды идеи гуманизма и общечеловеческие ценности.

На фоне столь радикальных настроений союзники должны были решить судьбу 11 млн немецких военнопленных. Солдат вермахта держали за колючей проволокой под открытым небом или в бывших концентрационных лагерях.

С одной стороны, немецкие военнослужащие априори считались защитниками и пособниками бесчеловечного режима, с другой — далеко не все солдаты были повинны в военных преступлениях. К тому же 11-миллионная армада — это крупнейшая в стране рабочая сила и основа будущего генофонда страны.

 

«Убили бы ещё больше немцев»

Как ни странно, но труднее всего отношения с немцами складывались у военнослужащих США. Многие американцы имели очень отдалённое представление о происходившей в Европе бойне. В связи с этим перед отправкой в Германию они проходили специальную обработку пропагандистскими фильмами.

Американцев предупреждали о недопустимости каких-либо контактов даже с мирными немецкими гражданами. Акцент был сделан именно на национальность, а не на политические взгляды немцев и их симпатии к нацизму. В голове новобранца пропагандисты формировали чёткое представление: немец — это и есть нацист, то есть враг и виновник массовых убийств.

В частности, утверждалось, что немцы «не могут просто протянуть руку цивилизованному обществу со словами: «Нам жаль. Простите».

«Потому что они не сожалеют, что развязали эту войну. Им только жаль, что война проиграна», — убеждали пропагандисты военнослужащих США.

Психологическим травмам американских солдат посвящена масса голливудских фильмов. Например, герой картины «Остров проклятых», которого играет Леонардо Ди Каприо, не смог пережить увиденное в лагере Дахау. После возвращения домой он начинает пить, в итоге его семейная жизнь завершается чудовищной трагедией.

Американские ветераны и сейчас признаются журналистам, что, если бы знали о зверствах нацистов во время войны, то «убили бы ещё больше немцев».

«Это была уже не война. Это было убийство», — признается герой Ди Каприо, описывая спонтанный расстрел охранников Дахау.

Несколько иная ситуация складывалась в среде советских солдат. Значительная часть бойцов Красной Армии потеряла в этой войне свои семьи, и жестокостями нацистов их было не удивить. Советская пропаганда, в отличие от американской, пыталась подчеркнуть, что война шла с Гитлером и его пособниками, а не с немецким народом.

На повестке дня была и другая проблема, которую пропагандистскими методами было, наверное, не решить: солдаты и офицеры Красной Армии испытали культурный шок, познакомившись с благополучным немецким бытом.

Помимо желания отомстить по принципу око — за око, зуб — за зуб, раздражение у военнослужащих СССР вызывала более сытая и комфортная жизнь бывших противников.

 

Видеть в немцах людей

Опрошенные RT эксперты полагают, что державы-победительницы допустили ряд существенных ошибок в управлении послевоенной Германией и что процесс денацификации сопровождался не всегда адекватным отношением к уже не представлявшим никакой угрозы немцам. Тем не менее Запад и СССР добились стратегической цели — Германия стала мирной демократической страной.

«Насколько справедливо и гуманно союзники вели себя по отношению к немцам, сказать трудно. Всё относительно. После того что творили нацисты на территории Европы, на особо мягкое отношение рассчитывать не приходилось. Мнения немцев во второй половине 1940-х никто не спрашивал. И это было закономерно», — отметил в беседе с RT кандидат исторических наук Николай Власов.

Однако, по мнению эксперта, никто не проводил политику целенаправленного уничтожения немцев, никто не пытался сделать так, чтобы немецкие граждане испытывали особенно жестокие страдания.

«Только чехи и поляки относились со злостью: ими проводилась кампания по изгнанию немцев, были случаи массовых расстрелов», — констатировал Власов.

Ведущий научный сотрудник Института Европы РАН, доктор политологических наук Игорь Максимычев считает, что у СССР и западных государств было разное отношение к немцам.

«Мы вели войну против нацистов, а не против немцев. Мы идеологический угол зрения ставили на первое место. И для нас было легче переходить к тому, чтобы видеть в немцах нормальных людей и даже сотрудничать с ними. Запад, наоборот, подходил с точки зрения коллективной вины немцев за Вторую мировую войну», — заявил в беседе с RT Максимычев.

По его мнению, идеологическая последовательность СССР выражалась в преследовании беглых нацистских преступников, часть которых получила убежище в США. Максимычев полагает, что Запад не смог доказать коллективную вину немцев и потому отказался наказывать за членство в нацистской партии.

«СССР можно было упрекнуть только в одном — мы производили серьёзные изъятия, демонтажи в рамках возмещения ущерба от гитлеровской агрессии. Однако мы не могли этого не делать, потому что вся европейская часть нашей страны, наиболее индустриализированная, находилась буквально в руинах», — напомнил эксперт.

 

Болезненный рефлекс

Максимычев сетует, что денацификация в западных оккупационных зонах предполагала организацию просмотров фильмов и публикацию информации о зверствах фашистов по отношению к евреям, цыганам и инакомыслящим. Акцент на массовых расправах на территории СССР не делался, хотя нацисты убили около 14 млн мирных советских граждан.

Научный директор Германо-российского форума, журналист-международник Александр Рар указывает на гипертрофированный комплекс вины у современных немцев за преступления дедов. По словам эксперта, это оказывает огромное влияние на политическую жизнь страны.

«В Германии была успешно проведена политика отвержения нацистской идеологии, очищения от нацизма. Но появился рефлекс — болезненно реагировать и даже внутреннее вздрагивать, услышав любые проявления правой риторики или каких-то расистских настроений», — отметил Рар.

Эксперт обратил внимание на стремление современной Германии стать лидером в области интеграции мигрантов, чтобы продемонстрировать всему миру открытость и отказ от ксенофобии. При этом в ФРГ замалчиваются проблемы, возникающие на этом пути.

«Немцы уверены, что представителям других культур можно привить либеральную систему ценностей. Сегодня для Германии самое важное, чтобы не было никаких подозрений у других государств на этот счёт. В немецком обществе делается всё, чтобы подавлять любые проявления нацизма, равно как и любые проявления правых тенденций», — констатировал Рар.