Неделю назад в калужский санаторий «Спутник» приехали беженцы из посёлков Харьковской области Украины. Эти люди первыми оказались в зоне боевых действий и жили месяц под обстрелами — без воды, света и газа. По их словам, у них нет никакого желания возвращаться на Украину, поскольку киевским властям совершенно плевать на свой народ.
«Небо и земля»
62-летняя Маргарита Логвиненко приехала в Россию из деревни Лукьянцы с двумя внучками — девятилетней Машей и 11-летней Дашей. Женщина растит девочек в одиночку — их мама умерла в 2017 году. По словам Маргариты, она уже давно хотела уехать в Россию, но у них не было даже денег на билеты. А когда начались боевые действия, жизнь стала совсем тяжёлой.
«У моей соседки дочка с онкологией. За ней на скорой приехали волонтёры, чтобы её до границы довезти. И тут я вышла с ведром до колодца. Она мне и говорит: «Рита, поехали в Россию», — рассказывает Логвиненко. — Захожу домой, а девочки говорят: «Бабушка, где ты ходишь? Мы уже собрались».
По словам пенсионерки, спорить с внучками она не стала: месяц жить без воды, тепла и еды сложно, тем более когда над головой свистят снаряды. Она вспоминает, что приходилось всегда ходить в одежде — в детской был лёд на окнах и образовался грибок на обоях.
«И что, нам надо было там оставаться? Зачем? — вздыхает она. — А теперь я говорю детям: «Ну всё, мы с вами теперь сепаратисты».
Маргарита говорит, в России их приняли шикарно: девочки на границе немного побаивались военных, но быстро поняли, что теперь они в безопасности. Также Логвиненко отмечает, что украинские СМИ врут, когда пишут, что российские военные насильно вывозят беженцев в Россию.
«Ерунда это всё! Никто никого никуда не тащит. Можно было остаться в сыром подвале, а можно поехать в страну, где тебя накормят, напоют и обогреют, — рассуждает женщина. — Вот только здесь для выплат требуется подтверждение, что я опекун внучек, от соцзащиты из родного посёлка. Но понятно, что никакой соцзащиты там уже нет».
Директор санатория Елена Астахова пообещала помочь пенсионерке и решить этот вопрос «в индивидуальном порядке».
«Шёл пешком 40 км»
Николай из посёлка Казачья Лопань Харьковской области рассказывает, что начало спецоперации застало его в Харькове — на работе.
«Сразу прекратилось сообщение, никто в сторону моего дома ехать не хотел. А у меня там жена, двое маленьких детей двух и четырёх лет, родители-инвалиды у жены. В итоге я пешком прошёл 40 км, — рассказывает Николай. — Иду — то стреляют, то там летит, то тут гудит. Колонна чья-то разгромленная, оружие и снаряды валяются, хоть забирай».
По словам Николая, во время обстрелов их дом сотрясался от ударных волн.
«И вот начинаются обстрелы, мы бежим — жена, дети. У тёщи рак, она еле ходит, тесть глухой и слепой. И надо успеть. Потом назад — в подвале сыро и холодно, дети кашлять начинают. Долго не просидишь. Только вернёшься в квартиру — опять начинается, и снова…», — говорит Николай.
В это время над санаторием пролетает самолёт — и мужчина, прерывая на полуфразе разговор, начинает вглядываться в небо.
«Да всё нормально», — хлопает Николая по плечу его товарищ, 63-летний Олег.
«Нам российская армия помогла»
Олег до спецоперации жил в посёлке Ветеринарное. В километре от населённого пункта он держал пасеку, где и находился вместе с женой, когда начались боевые действия.
«От нас до границы 6 км. И вот 24 февраля утром к нам прилетели первые снаряды. Причём не с российской стороны, а с украинской, — вспоминает Олег. — Мы видели, откуда летело. Жертв не было, но в посёлке три дома, школа и стадион пострадали».
По словам Олега, когда стрельба стихла, он отвёз жену в посёлок, а сам вернулся на пасеку. Мужчина вспоминает, что вечером стрельба возобновилась, а утром к нему пришли военные.
«Открываю дверь, а там солдаты. У меня в голове: «Фух, российские!» Были бы украинцы, я бы с моими паспортными данными (Олег — уроженец Иркутской области), наверное, уже и не стоял с вами, — рассказывает мужчина. — Они мне и говорят: «Отец, как у тебя с едой?» Я им: «Было бы — уже стол накрыл бы». Они засмеялись: «Сейчас всё будет». Принесли несколько сухпайков и сигареты. Ну я им банку мёда дал».
По словам мужчины, российские военные помогали населению посёлка.
«Мы только благодаря им выехали — они топливом поделились. А то Николай бы со всей своей роднёй до российской границы не дошёл бы. Мы же своим ходом в Россию выбирались».
«Родственники называют предателями»
Многодетная мать Альбина рассказывает, что машину им найти не удалось. Поэтому вся её семья, включая бабушек, дедушек, мужа и четырёх маленьких детей, шла до границы пешком.
«Мы сидели в подвалах без света, газа и отопления. У меня младшей дочке семь месяцев, смесь уже заканчивалась. У родителей от холода начинали болеть колени и почки. Пачка муки осталась — и всё. Вот мы и пошли, — рассказывает Альбина. — С нами ещё моя сестра с детьми из соседнего села пошла. У неё на огороде украинские военные поставили танки, а в доме базу сделали. А теперь оставшиеся на Украине родственники говорят, что презирают нас и мы предатели».
Альбина также подчёркивает, что в Россию их никто насильно не вёл.
«Мы пришли сами, своими ногами. Пришли и попросили помощи, и нам её оказали. Нас даже гречкой с тушёнкой накормили, потому что её мы не могли купить — за две недели до спецоперации цены взлетели в три раза. Здесь дети в тепле, в безопасности, над их головами ничего не летает, — рассказывает многодетная мать. — И никаких лагерей, где нас мучают на границе, нет. Берут отпечатки, записывают Ф. И. О., проверяют здоровье. Это нормально. В России же должны знать, кто мы такие».
81-летний Пётр Нагорный рассказывает, что решился эвакуироваться в Россию, когда снаряд прилетел в его двор.
«Я под бомбёжками месяц лежал. Хату так трясло. А тут меня только две берёзы, которые у дома стояли, спасли — на себя весь удар приняли. От взрыва была воронка два метра глубиной, — говорит Нагорный. — Вот после этого я и уехал. А теперь, оказывается, раз уехал, то предателем стал».
На Украине у него остались дети и внуки, и он очень переживает, что не может дозвониться до них. Говорит, если трубку не возьмут, то поедет назад — искать их.