— Владимир Владимирович, сейчас Белоруссия, в прямом смысле этого слова, окружена со всех сторон. Что греха таить, я думаю, вы сами знаете, вас очень часто в СМИ, в том числе в наших, российских, называли прозападным министром иностранных дел. Какой вы министр на самом деле?
— Что касается первой части вашего вопроса, то я вижу здесь аллюзию к какой-то осаждённой крепости. У нас, в нашей истории, была осаждённая крепость (я имею в виду Брестская крепость — герой), которая сопротивлялась дольше, чем ряд больших и хорошо оснащённых стран Восточной Европы, Гитлеру. Поэтому этот факт нашей истории мы должны помнить, он является для нас хорошим примером. Но я бы не стал утверждать сегодня, что Белоруссия фактически окружена. Из всех, если брать чисто такой, скажем, географический фактор, из более 3,5 тыс. км нашей границы мы имеем более 1300 км с Россией. И, как вы видите, и политические, и торгово-экономические, и гуманитарные, и военно-политические контакты у нас активно развиваются. И особенно в последнее время, чему способствует соответствующая политика наших западных партнёров. И мы видим сегодня хорошие перспективы для дальнейшего углубления интеграции с нашим основным союзником. И самое главное, что это взаимовыгодные перспективы. Я считаю, что это основополагающее. Одновременно, хоть на западном фронте действительно без перемен…
— Фронте...
— Фронте, да, будем говорить откровенно. Без позитивных перемен сегодня. Но тем не менее торговля и с европейскими партнёрами достаточно нормально сегодня развивается. Надеемся, что эта тенденция сохранится. Надеемся. И бизнес западных государств тоже заинтересован в том, чтобы сохранить контакты с Белоруссией. Поэтому, если брать вообще в целом, если взять торгово-экономическое взаимодействие, то мы сегодня торгуем более чем с 170 государствами. Поэтому говорить о каком-то окружении, думаю, не совсем уместно. Хотя надо откровенно признать, что существует ряд проблем политического и торгово-экономического характера, которые мы должны учитывать при выработке нашей внешнеполитической и внешнеэкономической деятельности.
Что касается вашего утверждения о прозападности, то да, я знаю, что подобного рода ярлыки навешиваются определёнными, я бы сказал, маргинальными политическими какими-то силами в России в первую очередь, ну и в некоторых средствах массовой информации. Должен сказать, что у нас нет таких проектов, которые существуют в некоторых соседних странах. Когда говорят, что вот этот министр представляет такие-то внешние интересы, является проектом такого-то олигарха — и так далее и тому подобное. У нас этого нет и не может быть. У нас нет прозападного, провосточного, проюжного или просеверного члена правительства. И у нас нет такого, когда, скажем, люди назначаются по каким-то политическим или личным предпочтениям. Я вообще не могу представить себе, чтобы у нас, например, должность министра обороны занимал или занимала дама или человек, получивший в своё время экологическое, например, образование. У нас назначаются кадры на ту или иную должность, скажем, в соответствии с тем, насколько они хорошо усвоили те или иные компетенции и могут ли они действовать в интересах белорусского народа. Основные критерии.
У нас, можно сказать, правительство от сохи, нежели из палаты лордов.
Поэтому всегда нужно смотреть, что стоит за тем или иным утверждением, за тем или иным фактом навешивания ярлыков и кто говорит об этом. Я думаю, что всегда за этим просматриваются какие-то определённые интересы. Но ещё раз хотел бы вас заверить, что любой министр, белорусский министр, член правительства — он действовал, действует и будет действовать исключительно в интересах белорусского народа. Он обязан это делать. У нас есть чёткая система относительно того, кто определяет внешнеполитическую, внешнеэкономическую деятельность. И любой назначенец, любой человек, назначенный на эту должность, он обязан соответствовать этим критериям.
— Но вы уже девять лет, если я не ошибаюсь, в должности министра иностранных дел Республики Белоруссия.
— В августе будет девять.
— Девять лет, да. А я девять лет жил в Белоруссии постоянно, с 2006-го по 2015-й. И я своими глазами наблюдал, как в Белоруссии, скажем так, расцветала эпоха европейских, международных, назовём это так, проектов, НКО, каких-то фондов и так далее. И как раз таки, на мой взгляд, то, что было в 2020 году, в конце лета и осенью, это результат деятельности тех самых программ и проектов. На ваш взгляд как министра иностранных дел — почему им дали так обширно работать? И что делать с этим дальше? Мы видим, что некоторые фонды действительно работали против Белоруссии, но им давали здесь жить.
— Отчасти вынужден согласиться. Не отчасти, а во многом вынужден согласиться с вашим утверждением относительно того, что то, что произошло в прошлом году в Белоруссии, является следствием высокой эффективности некоторых неправительственных организаций, которые работали здесь. Знаете, все могут ошибаться — и люди, и политики. Я думаю, той же самой России понадобилось более 20 лет, чтобы снять розовые очки и однозначно понять, что англосаксы не собираются принять это великое государство в элитный клуб мировых держав на своём уровне, с равноценным правом голоса. Что касается Белоруссии, то должен сказать, что мы сотрудничали и продолжаем сотрудничать с рядом неправительственных организаций, в том числе иностранных, которые приносят конкретную пользу государству и обществу. Например, мы активно работаем с такими организациями по вопросам безопасности. Может быть, знаете, что пару лет назад, в 2018 году, мы провели, допустим, здесь заседание основной группы Мюнхенской конференции по безопасности.
Когда впервые, как было сказано здесь, за одним столом собрались оппоненты, которые раньше не встречались друг с другом, например Косово и Сербия, представители России и Украины. И не спорили друг о друге, а говорили друг с другом. Это очень важный факт. Поэтому есть ряд неправительственных организаций, которые, скажем, реализуют здесь ряд выгодных проектов в сфере экологии, охраны окружающей среды, жилищно-коммунального хозяйства, культуры, образования…
— В том числе здоровья.
— В том числе медицины, совершенно верно. И мы не намерены разрывать сотрудничество с этими организациями. Но опять-таки должен согласиться, что…
— А что делать с той частью, скажем так, с тёмной стороной?
— …есть ряд организаций, которые под благовидными предлогами пытались и пытаются обосноваться здесь с какими-то деструктивными целями. Как рассмотреть сущность этих организаций — это уже другой вопрос. Это очень важная задача — в первую очередь, конечно, специальных служб. И должен признать, что ситуация, поствыборная ситуация прошлого года — она является в определённой мере следствием того, что наши спецслужбы, наверное, просмотрели активность вот этих деструктивных организаций, которые попытались организовать соответствующий переворот в Белоруссии. У нас создана очень чёткая система мониторинга деятельности соответствующих организаций, контроля за финансированием. Но события прошлого года, скажем, научили нас ещё более жёстко смотреть на эти вещи. И предпринят ряд шагов по ограничению деятельности подобного рода деструктивных организаций в Белоруссии. Это и на законодательном уровне. И с учётом того, что против Белоруссии были введены санкции, определённые санкции.
— Беспрецедентные.
— Беспрецедентные санкции. Было принято соответствующее решение о закрытии ряда иностранных неправительственных организаций в Белоруссии. Это касается различных политических фондов, партийных фондов, например Германии, ряда НПО Соединённых Штатов Америки. Да и всех иных… и иных европейских государств. Поэтому мы намерены впредь уделять серьёзное внимание работе иностранных неправительственных организаций в Белоруссии. Но, ещё раз повторюсь, мы будем продолжать взаимодействие с теми организациями, которые работают во благо государства и общества.
— Вы как раз упомянули санкции. Действительно, вот сколько жил в Белоруссии и в России, сейчас происходит абсолютно вопиющий какой-то случай. Я в первый раз такое вижу. Когда говорили в очередной раз про санкции, махнул рукой: ай, уже сколько лет Белоруссия под санкциями, Россия под санкциями — справимся. Но то, что сейчас происходит, — это действительно очень жёстко со стороны Европы и США. Белоруссия пыталась договориться. Сейчас риторика поменялась. Насколько вы готовы, скажем так, простить западных партнёров? Что они должны сделать или, наоборот, перестать делать, чтобы диалог вновь стал диалогом?
— Обратите внимание, что не мы инициировали подобного рода жёсткие рестриктивные меры в отношении других наших партнёров. Белоруссия никогда не была «исчадием зла», как сейчас нас пытаются представить, или никогда не была инициатором каких-то действий, направленных на дестабилизацию ситуации в нашем регионе. У нас не было и нет ни к кому территориальных претензий, в отличие от некоторых других стран. И до последнего момента, скажем, у нас и внутриполитическая ситуация развивалась в спокойном, в нормальном, стабильном русле. Но после того, как провалилась попытка организации государственного переворота в Белоруссии и наши партнёры предприняли ряд санкционных мер по отношению к нашей стране, конечно, мы вынуждены были отвечать. И отвечать мы будем адекватно тем шагам, негативным шагам, которые предприняты и будут предприняты в отношении Белоруссии.
Мы заинтересованы в том, чтобы любые конфликты разрешались путём спокойного, нормального, как сейчас модно говорить, инклюзивного диалога. Это касается и внутриполитической ситуации, это касается и нашей готовности к диалогу на внешнем контуре. Мы знаем не понаслышке, что такое конфликт, война, революция. Мы прошли через две мировые войны — вернее, две мировые войны прокатились через нашу страну. И мы знаем, какие последствия они несут для белорусского народа. Поэтому мы никогда не были и не собираемся быть источником напряжённости. Мы всегда говорили, что мы заинтересованы в диалоге. Мы всегда лишь отвечали на те рестриктивные меры, которые наши партнёры предприняли по отношению к Белоруссии. Мы и сейчас готовы садиться за стол переговоров с любым нашим партнёром, которые изъявят желание на сей счёт. Но, к сожалению, пока мы не слышим ни одного здравого голоса в этом хоре…
— ...коллективного Запада.
— Да, в хоре коллективного Запада европейских голосов, направленных против Белоруссии. Но, ещё раз повторюсь, мы готовы к диалогу. Мы готовы обсуждать конкретные направления взаимодействия. Если со стороны наших партнёров будет искренняя откровенность к такого рода диалогу.
— Вы, как истинный дипломат, ответили на этот вопрос. И как раз таки вечный вопрос, который задаётся в том числе президенту Белоруссии, не могу не задать его вам. Это, конечно, многовекторность. Вы говорите, что готовы обсуждать с западными партнёрами. Но так сложилось, что буквально за год из множества векторов почти вся европейская направленность этих векторов была обрублена с той стороны. Так, может быть, всё-таки вектор-то основной один?
— Мне кажется, что отдельные политики, журналисты, политологи уделяют гипертрофированное внимание вот этому термину «многовекторность». Если брать это понятие, то оно присутствует в соответствующих законодательных актах о проведении внешней политики в разных странах. В том числе в России — Россия тоже говорит о многовекторной политике. Для нас самое главное — экономика. И мы считаем, что принцип многовекторности сохраняет свою актуальность даже в сегодняшнее непростое время, когда у нас есть ряд трудностей в организации нашего взаимодействия со странами так называемого коллективного Запада. Но, ещё раз повторюсь, мы сегодня торгуем более чем с 170 государствами.
Понятие многовекторности не означает, что мы собираемся от кого-то уходить и к кому-то приходить, от кого-то отойти и к кому-то прильнуть. Отнюдь нет. Мы хотим иметь сбалансированные отношения со всеми. Но в то же время мы прекрасно понимаем, что есть государства, партнёры, с которыми мы просто обязаны иметь более тесные отношения. Например, Россия. Это наш сосед. 1300 км границы. Нас связывает общая история, нас связывают общечеловеческие контакты. И веками устоявшиеся связи во всех сферах и областях. Поэтому этот вектор был, есть и останется для нас самым огромным.
И мы понимаем, что мы просто обязаны развивать всестороннее сотрудничество с Россией.
Но в то же время мы же не можем отказаться и от сотрудничества с такими странами, как Китай, Индия. Хорошие перспективы у нас рисуются на Африканском континенте. И сейчас мы работаем над тем, чтобы выработать новую, более активную стратегию продвижения наших интересов со странами Азии. Мы заинтересованы, повторюсь ещё раз, в том, чтобы иметь сбалансированную политику с теми странами, которые хотят видеть нас в качестве партнёра. Поэтому в сухом остатке понятие многовекторности остаётся. И считаю, что мы не должны отказываться от этого принципа. Но в то же время мы понимаем, что векторы могут быть разной длины и направленности. И, скажем, есть направления, где мы просто обязаны иметь более тесные интеграционные контакты, связи во всех сферах и областях.
— Хорошо, такой уточняющий вопрос, чтобы закрыть тему многовекторности и так называемой вашей прозападности. Ведь вы учились в австрийской дипломатической академии. Лично вам что более симпатично, Запад или Восток?
— Да, мне довелось в своё время обучаться в Венской дипломатической академии. И должен сказать, что мне очень нравится эта страна. И я считаю, что мы во многом даже похожи, белорусы и австрийцы. И по характеру, по менталитету. Да в принципе, если брать в геополитическом плане, у них тоже есть большой сосед, как и у нас. И они тоже должны выстраивать, находить какие-то варианты сосуществования с этим соседом. Но это просто констатация факта. Я не могу назвать себя каким-то однозначно прозападником или провосточником. Ещё раз повторюсь, я сторонник того, чтобы любые решения, связанные с развитием государства, общества, принимались исключительно в Минске и не под давлением внешних обстоятельств. И именно в Минске, а не в Брюсселе, извините, Москве, Вашингтоне, Лондоне или какой-то иной стране. Поэтому, чтобы уже расставить все точки над «i», я хочу сказать, что я считаю себя человеком, который любит свою страну, свой народ. И я всегда действовал и буду действовать исключительно в интересах нашего государства и общества.
— Мы уже говорили об отношениях России и Белоруссии. Действительно, огромная граница, которой, по сути-то, и нет, только коронавирус её заставил появиться. Каким вы видите будущее отношений России и Белоруссии? Сейчас идёт уже финишная прямая тех интеграционных структур, дорожных карт, как любят говорить политики. Каким вы видите будущее наших стран?
— Будущее наших стран прописано в Договоре о создании Союзного государства, который был заключён достаточно давно, много лет назад. И мы просто обязаны выполнить положения этого договора. И там сказано, что мы создаём Союзное государство. И строим тесное взаимовыгодное сотрудничество в различных сферах и областях. В этом договоре предусмотрены конкретные направления взаимодействия и конкретные шаги, которые, к сожалению, в прошлом не были сделаны. И поэтому на каком-то этапе пришлось вернуться к подготовке известных дорожных карт. Сейчас они называются союзные программы. Которые направлены на реализацию положений вот этого договора. Они предусматривают создание или единых, или согласованных, или общих политик в конкретных сферах и областях промышленности, сельского хозяйства — таможенная, налоговая и так далее и тому подобное. Цель — создание единого торгово-экономического пространства, что, я считаю, абсолютно в интересах обоих наших государств. Поэтому, в принципе, конструкция, которая должна появиться в будущем, она прописана в Договоре о создании Союзного государства. И мы должны исходить из этого. Задача сейчас состоит в том, чтобы искусственно не подстёгивать процессы, действительно выстроить на ежедневной основе нормальное сотрудничество между Белоруссией и Россией во всех областях, о которых я уже упомянул. А дальше мы будем смотреть. Сама жизнь, сама практика покажет, какой формат может получиться в итоге по результатам этого сотрудничества.
— Я не могу не спросить. Сейчас над Белоруссией в буквальном плане закрыли небо западные страны. Но есть один вопрос, который не даёт покоя мне и моим коллегам — и белорусам многим в том числе. Когда белорусы смогут летать в Крым, на ваш взгляд, напрямую?
— Крым — это действительно прекрасная территория. Прекрасное место для отдыха. И белорусы в своё время и сейчас ездили и продолжают ездить в Крым. И сейчас запрета на поездки не существует. Понятно, что с учётом вот этой ситуации каждый принимает решение для себя. Как вы знаете, у нас там есть и санатории в Мисхоре, куда активно приезжают не только граждане Белоруссии, но и граждане России. Поэтому в целом как таковых запретов не существует. Но, что касается сути вашего вопроса, то я должен сказать, что надо смотреть на экономику. Если это будет выгодно, скажем так, для общества, для страны, для государства, то, я думаю, решение соответствующее будет принято. Но в данной ситуации мы должны учитывать и некоторые иные аспекты, связанные с возможными санкциями, которые могут быть введены по отношению к Белоруссии.
— Куда уж хуже.
— Надо посмотреть. Я ещё раз говорю, что если с точки зрения экономической это будет выгодно, то я думаю, что решение соответствующее может быть принято.
— Такой вопрос, продолжая историю взаимоотношений разных стран — Белоруссии, России, Европы, Америки. У вас есть сын. Где бы вы хотели, чтобы он жил, учился и, может быть, кем бы работал?
— У меня есть три сына.
— Я младшего имею в виду.
— Я не хотел бы, чтобы он куда-то стремился уезжать. И он, насколько я понимаю... Конечно, ему ещё рано принимать решение о том, кем он будет и кем хочет стать. Но я глубоко убеждён, что он останется в Белоруссии и никуда не уедет. Я знаю это, потому что он воспитан таким образом. Поэтому то, что он останется в Белоруссии, и то, что будет работать на благо Белоруссии, — это однозначно.
— Я вас первый раз увидел в году, наверное, 2010-м. Открывалась Студенческая деревня. Вы были главой администрации президента. Первое общежитие открывали с участием Александра Лукашенко. Я вёл это мероприятие. Я вас тогда запомнил, честно признаюсь, по очкам. Там была ситуация, когда девушка официантка уронила бокал — и вы пулей пролетели мимо, и очки прямо сверкнули. Я такой… ничего себе. Я хочу как раз таки продолжить тему молодёжи. Сейчас, вы говорите, ваш сын воспитан так… ну, патриотом, назовём это так. Но сейчас в тех события, которые были в Белоруссии в 2020 году, действительно было очень много молодёжи. Очень любят говорить, в том числе мои коллеги, что мы теряем молодёжь. На ваш взгляд, мы её теряем?
— Во-первых, насчёт этого эпизода я, честно хочу сказать, не помню. Но я тогда не носил очки. Возможно, вы с кем-то спутали.
— Возможно. Но я вас тогда запомнил.
— Суть не в этом. Вы знаете, термин «потерянная молодёжь», я думаю, актуален для любого общества, на любом этапе развития государства. Не исключение и Белоруссия. Мы все были молодыми, у всех у нас был такой юношеский максималистский задор. И все мы хотели изменить мир к лучшему. И считали, что мы намного более умные, чем старшее поколение, и намного мудрее, чем будущее поколение. Поэтому согласен с тем, что молодёжь всегда недовольна более старшим поколением, которое в данный момент особенно находится у власти, управляет страной и так далее.
Но я не согласен с тем, что мы потеряли молодёжь. Да, есть, должен признать, что есть определённые упущения. И, может быть, в сфере идеологии, в формах работы с молодёжью. Которые и привели в конечном итоге к тому, что определённая часть молодых людей участвовала вот в этих протестах. Но, даже если взять статистику, то это незначительная часть. Порядка 5—6% от общего количества молодых людей в возрасте от 16 до 30 лет, это по официальной статистике, принимали участие в тех акциях протеста, которые состоялись в прошлом году в Белоруссии. И, как говорили очень многие мои знакомые, чьи дети участвовали в этих акциях, они просто пошли туда, потому что интересно, потому что собралась толпа. Собрались, потому что клёво, как говорят, потусоваться и так далее и тому подобное. Поэтому отчасти, конечно, определённая часть молодёжи наверняка участвовала в силу каких-то своих идеологических убеждений. Поэтому говорить о том, что мы потеряли поколение, не приходится. Мы не потеряли. Но определённую часть всё-таки нужно постараться возвратить. И здесь важно отказаться от каких-то устаревших идеологем, от устаревших форм работы. Учитывая тот факт, что сейчас появляются совершенно какие-то новые явления, которые абсолютно не были свойственны нашей стране в прошлом. Это интернет, СМИ, социальные сети, лидеры влияния и так далее и тому подобное. И, конечно же, всё это сказывается на взглядах молодёжи в первую очередь. Я не помню кто, но, по-моему, американский эссеист Нассим Талеб сказал в своё время, что невозможно повлиять на необразованных и малообразованных людей. Можно повлиять на полуобразованных или недообразованных людей. Что он имел в виду? Он имел в виду, что человек необразованный — у него есть свои убеждения и он от них вряд ли откажется, даже хоть гром грянь с небес. А люди, которые получили определённое образование, определённые знания, но у них нет достаточного опыта и твёрдой связи с реальностью…
— Они поддаются толпе.
— Как раз эту нишу через новые политтехнологии и заполняют какие-то внешние акторы внешнего воздействия.
— Конечно. Я могу привести пример. Американский фонд NED* выделил $100 тыс. на год на грант за… там прямо звучит так: за противодействие официальной позиции государств. Это Россию и Белоруссию они объединили в отношении исторических событий. $100 тыс. на год. Это так называемая мягкая сила, о чём вы сейчас говорите. Ещё, к сожалению, очень популярны сейчас стали за границей некие диаспоры белорусов, которые там что-то ходят, делают, к посольствам иногда приходят. Как вы считаете, вот вы говорите о формах, пришло ли время создавать некую «мягкую силу» современную белорусам за рубежом? То есть чтобы посольства были не только представительствами, а чтобы они действительно работали в какой-то новой, может быть, форме со своими соотечественниками?
— То, что названный вами фонд очень активно пытается работать и работает и в Белоруссии, и в России, — это общеизвестно. И известные пранкеры уже подтвердили это некоторое время назад. И там однозначно чётко было заявлено, что мы очень активно работаем в Белоруссии. Они даже названия наших городов произносили без запинки, что говорит о том, что это у них уже устоявшееся. Я абсолютно согласен с вами, что нужно работать с диаспорой. И мы в своей деятельности уделяем большое внимание этому. К сожалению, сегодня диаспора раздроблена. И очень многие, к сожалению, находятся по другую сторону, скажем так, баррикад. И поддаваясь, в первую очередь из-за того, что они проживают там, в тех или иных странах, черпают информацию в первую очередь из местных СМИ, из уст тех или иных политиков местных, — они в большей мере подвержены негативному влиянию и занимаются, будем откровенно говорить, антигосударственной оппозицией. Но огромное количество диаспоры адекватно оценивает ситуацию в Белоруссии и поддерживает те действия, которые были предприняты властями Белоруссии по сохранению спокойствия и стабильности в стране. Но сегодня задача состоит в том, чтобы проводить спокойную разъяснительную работу с диаспорой, чем мы и занимаемся. У нас выработана соответствующая система, есть соответствующая программа. Мы будем продолжать эту работу, чтобы донести нашу позицию до наших соотечественников, которые проживают за рубежом. Понимаем, что это не задача одного дня. Но тем не менее этой работе будет уделяться серьёзное внимание.
— И такой вопрос, опять с Запада на Восток перепрыгнем. Очень популярно мнение о том, что Белоруссия была таким плацдармом для технологий революций в том числе, а дальше будет Россия. Согласны вы с этим? Что Белоруссию хотели просто, грубо говоря, перешагнуть — и пойти дальше на Россию.
— Абсолютно согласен. Я думаю, что цель состояла в том (я имею в виду цель тех, кто организовывал соответствующие действия в Белоруссии), чтобы создать здесь вторую Украину.
Поэтому было намного жарче и намного горячее. И затем перенести этот опыт на Россию. Потому что сегодня цель даже не в первую очередь Белоруссия, а цель — Россия. Почему — потому что Россия сегодня превращается на наших глазах в такую мощную мировую державу. Она фактически уже является равным геополитическим игроком и во многом диктует правила поведения на международной арене. И, конечно же, это не нравится западному миру, который привык к тому, что ситуация развивается по западноцентричному сценарию. Это неприемлемо абсолютно для них. И поэтому основной целью, я в этом глубоко убеждён, является Россия. И все события, которые происходили в Белоруссии, являются следствием вот этого геополитического столкновения. Мы просто оказались на этом разломе, скажем так, в неподходящее время. Должен сказать, что мы прекрасно понимаем это и намерены очень плотно работать с нашими российскими друзьями. И на международной арене в двухстороннем формате, противодействуя подобного рода попыткам, и в рамках различных международных организаций и наших интеграционных структур, которые существуют на постсоветском пространстве.
— Уже завершая, может, пробежимся по соседям, как говорится... Закрыли границу с Украиной. Есть перспективы открытия?
— Что значит закрыли? Для туристов, для обычных граждан границы открыты. То, что было сказано, что мы закрываем границы, означает, что с учётом тех событий, которые имели место в последние дни (а здесь от фактов никуда не уйти), я имею в виду то, что было показано по телевидению в последнее время, с оружием, с организацией террористических актов, анархистами и так далее, всё это заставляет нас более пристально смотреть на охрану наших границ. Поэтому закрытие границ не означает, что существуют какие-то препятствия для бизнеса, для туризма или для перемещения обычных граждан. Но то, что касается противодействия организованной преступности, попыток организовать здесь террористические акты, — здесь мы будем принимать самые жёсткие меры.
— Сосед Литва там чуть ли не стену строить собирается.
— Ради бога, пусть строят. На сей счёт уже всё сказано. Если они прекращают (они — я имею в виду коллективный Запад, различные финансовые институты), финансирование различных взаимовыгодных проектов в Белоруссии, если они вводят санкции против Белоруссии, даже отраслевые санкции, чего раньше никогда не было, и это, конечно же, вопреки любым положениям международного права, то в результате мы вынуждены изыскивать дополнительные средства, для того чтобы заместить вот эти убывающие финансы и продолжить реализовывать те проекты, которые выгодны для общества и государства. И, как сказал президент, пусть не обижаются, что…
— К ним мигранты побежали?
— Что к ним побежали мигранты. Потому что те средства, которые выделялись ранее на, может быть, более жёсткую, усиленную охрану границы, мы переведём их на нужды обычного человека, нужды простых людей. Никто защищать за свой счёт Запад от каких-то напастей не собирается.
— Последний вопрос. Очень было в тренде писать в интернете: Белоруссия будущего и так далее. Какой вы видите Белоруссию будущего?
— Я вижу Белоруссию будущего — Белоруссия, которая будет спокойной, стабильной страной. Где люди, как и прежде, будут жить в мире, спокойствии. И где не будут бояться за будущее своих детей и внуков. Я убеждён, что так и будет.
— Спасибо большое.
— Спасибо.
* «Национальный фонд в поддержку демократии» (The National Endowment for Democracy) — организация, деятельность которой признана нежелательной на территории РФ по решению Генеральной прокуратуры от 28.07.2015.