Под прицелом: как дети Донбасса живут и взрослеют на непрекращающейся войне

6 мая 2021 года в районе шахты «Трудовская» в ДНР под обстрел попали дети, возвращавшиеся из школы домой. От смерти их спасли посторонние люди, спрятав в своих домах. 7 мая при обстреле Петровского района города Донецка снаряд разорвался на территории детсада. Год назад в селе Саханка были ранены 13-летний Дима Захаров и его семилетняя сестра Настя. На войне нет места детям, старикам и всему гражданскому населению, но что делать, если ты родился, растёшь и живёшь среди войны? Каждое утро жители обстреливаемых территорий провожают друг друга на работу, в школу, в детский сад, понимая, что новой встречи может и не быть. Дети учатся под обстрелами, находят неразорвавшиеся снаряды, получают ранения, теряют родственников.

Костя

Константину Ярошенко из Иловайска — 16. Три с половиной года назад ему оторвало левую кисть.

«Был август 2017 года, — рассказывает Костя. — Мама на работе. Я гулял с друзьями на ставке (водоём. — RT), нашёл неразорвавшиеся снаряды, принёс домой. Из любопытства начал ковырять один из них. Он был похож на тот, что от БМП. Он разорвался у меня в руке на том месте, где мы сидим. Кисть висела на руке, а я истекал кровью. Сегодня мне очень тяжело вспоминать тот день».

Соседи из обычной пятиэтажки, в которой проживает семья Ярошенко, помогли отвезти ребёнка в местную больницу, но время было потеряно, и кисть не смогли сохранить. Ампутация, долгое лечение, пересадки кожи, детская группа инвалидности и протез, который необходимо менять, пока мальчик растёт.

Сегодня Костя мечтает о поступлении в институт, хочет стать программистом. А ещё — о новом биомеханическом протезе, который станет полноценным продолжением его руки. 

Диана

На окраине Харцызска в частном доме, утопающем в цветах, живёт со своей бабушкой, Любовью Никитичной, 11-летняя Диана. Красивая, светлая, добрая девочка показывает нам свой дневник, в котором отмечается примерное поведение, стоят хорошие оценки. Она показывает свои детские рисунки, на которых принцессы в красивых нарядах гуляют под ярким солнцем. Глядя на Диану, невозможно поверить, что на глазах у этого ребёнка была убита вся семья.

Тот день девочка помнит плохо — ей было всего четыре года, но, взрослея, задаёт вопросы о справедливости произошедшего. Найти правильные ответы у взрослых не всегда получается. Татьяна, мама Дианы и её старшей сестры Дарьи, решила увезти дочерей из Харцызска в начале августа 2014-го. Они с мужем вывезли детей в село Ульяновское — недалеко от границы с Россией. Ближе к концу августа стрелять начали и рядом с Ульяновским — и семья приняла роковое решение вернуться домой.

«Утром 29 августа Володя и Татьяна, родители, собрали девочек, вторую бабушку и поехали назад, — рассказывает Любовь Никитична. — Они всю машину обвязали белыми ленточками, чтобы было видно, что в машине дети. Долго прорывались через блокпосты. В Старобешевском районе, недалеко от села Новокатериновка, был участок, где шли активные бои, там оборвалась связь. Через некоторое время мне позвонил украинский солдат Иван Погорелый. Он рассказал, как вся семья погибла под перекрёстным огнем. Машина моих детей остановилась около Ивана, он был ранен, нога перебита. Папа Дианы открыл багажник и дал ему воды.

Сев за руль, он увидел перед собой танк. Диана в детских воспоминаниях называла танк большим чёрным корабликом, который плыл к ним. Дальше начался бой, в центре которого оказалась их машина. Дашеньке и свахе сразу снесло головы, Володя и Татьяна выпрыгнули из машины, Диану мама собой накрыла.

Танечка у нас щупленькая была и не смогла Диану полностью накрыть, у девочки плечевую кость прострелили. Папа умер практически сразу, Таня умирала долго, а Дианка вокруг неё ползала».  

Любовь Никитична помнит, как по крупицам собирала информацию. Ей звонили другие очевидцы произошедшего. Но больше всего рассказал тот солдат. Мама Дианы успела передать ему документы на девочку, дала телефон бабушки, просила позвонить родственникам и сказать, что Диана жива, а потом умерла.

Рядом с убитой семьёй раненый ребёнок провёл ночь — девочка хотела разбудить маму.  

«Утром Иван пытался Диану направить к солдатам ДНР, их костры ему были хорошо видны, а Диана всё возвращалась к телу матери, она даже заснула около неё, — продолжает Любовь Никитична. — Под утро ребёнку стало плохо, у неё поднялась температура. Солдат увидел, что кто-то едет на велосипеде по дороге, которая вела из посёлка в магазин. Иван смог отдать девочку человеку на велосипеде, а тот передал её волонтерам, которые доставили Диану в донецкую больницу. Самому солдату помощь оказал позже Международный Красный Крест».

Уполномоченный по правам ребёнка в ДНР Элеонора Федоренко хорошо помнит, как к ней пришла информация, что в донецкой больнице лежит раненый ребёнок, а родственников нет.

«Мне попадает информация, что разыскиваются родственники ребёнка, который 30 августа после обстрела попал в больницу. Поиском родственников занимались волонтёры, но с документами была путаница, вместе с Дианой пришло свидетельство о рождении её старшей сестры. Из-за этого мы не сразу отыскали бабушку, но потом ситуация прояснилась и Любовь Никитична приехала за ребёнком, а 15 сентября её выписали».

Первые дни Диана была как маленький напуганный зверёныш: от каждого взрыва она тут же пряталась. Любовь Никитична плачет, вспоминая, какие хорошие отношения были в семье, как папа обожал девочек, как Диана звала маму и папу после их смерти, а они всё не приходили.

В 2015 году выяснилось, что у Дианы остались следы деформации после ранения и правая рука от плеча до локтя перестала расти. В 2016 году у девочки воспалился левый глаз. В отделении микрохирургии глаза в Донецке обнаружили осколок, оставшийся после обстрела. Его благополучно удалили, сохранив зрение.

Год с Дианой работал психолог, у девочки были множественные психологические травмы: нарушен механизм самовосстановления, потеряно доверие к миру и взрослым. Она плохо спала, ей постоянно снились кошмары, возвращавшие к событиям 29 августа.

Долгая работа помогла вернуть девочку к нормальной жизни, она вновь поверила взрослым. Диана постепенно адаптировалась к обществу, социализировалась, но кошмары иногда возвращаются по ночам, начинаются мышечные спазмы, учащённое дыхание, страх реальности происходящего во сне. Тогда Диана пытается проснуться и успокоиться, ей помогает бабушка, но у самой Любови Никитичны не всегда получается справиться с эмоциями, не говоря уже о девочке.

Валерия и Дмитрий

Иловайская средняя школа. При входе на стене — портреты тех, кто погиб во Второй мировой войне, а рядом портреты погибших за последние семь лет солдат ДНР. Их семьи живут недалеко от школы, многие были её учениками.

Здесь учатся Валерия и Дмитрий, родные брат и сестра. Мы встречаемся в обычном классе этой школы, всё очень скромно и чисто: парты советского периода, школьная доска и мел. Рядом с Димой и Лерой сидит невысокая, худенькая симпатичная женщина, которую легко можно принять за старшеклассницу. Это Алла Павленко, мама детей. Алла сидит рядом с сыном. Дмитрий мягкий и добрый, он старается сдерживать свои эмоции и быть уверенным в себе, но это не всегда получается. Валерия, наоборот, яркая чернобровая миниатюрная девушка, готовая моментально дать отпор любому, кто захочет навредить её семье.  

Детям тяжело вспоминать события, которые привели их к инвалидности, и Дмитрий сразу говорит: «Я не буду ничего рассказывать, для меня это очень болезненная тема, я лучше на вопросы отвечу». Через некоторое время, когда мама сама рассказывает, как вся семья была ранена, но чудом выжила, Дмитрий выкрикивает мне с отчаянием и болью в голосе: «Я ад видел и вижу его каждую ночь, понимаете?» После чего тихо, по-мужски, прикрыв лицо рукой, плачет.

Психологическая травма от пережитого остаётся с детьми на всю жизнь, память с особой жестокостью каждый раз возвращает тебя к моменту, когда жизнь разделилась на до и после.

«Мы уехали в июле 2014 года, ездили по Украине, но финансы у нас закончились — кто нас будет бесплатно содержать? Вернулись к августу, как говорится, на самое сладкое. В то время обстрелы были каждый день, сидеть в подвале пришлось последние семь дней, когда не было ни воды, ни света. Люди выходили из подвала приготовить поесть, разжигали костёр во дворе. Дымок поднимается, и сразу туда начинали лететь снаряды, — рассказывает Алла. — 13 августа 2014 года, во время наступления ВСУ, мы находились у бабушки. Всё время прятались, но сутками сидеть в подвалах не будешь, вот и вышли подышать утром воздухом. Было тепло и солнечно. Мы сели на лавочку возле нашей пятиэтажки, рядом на верёвочке висел плед, он нас и спас от смерти. Лера стояла самая первая, Дима с бабушкой сидел. Я, муж и брат стояли рядом. В это время мы услышали громкий звук и очередь каких-то снарядов, которые впивались в землю подряд друг за другом. В это же время нас накрыло. Диме было неполных десять лет, Лере — семь.

Пострадали абсолютно все. Брата накрыло шифером, мужу осколок попал в голову. Лере перебило обе ноги, Диме одну ногу обожгло, на второй болтались ошмётки мяса на кости, маме оторвало голеностоп. Мне тоже достались осколки.

Дети начали кричать, соседи услышали, выскочили и на машине повезли нас в больницу. Выехали на Зугрэс, а оттуда — в Харцызск. Там врачи помогли бабушке, Лере ноги собрали в лангеты, лоб зашили, мужу висок зашили, мне из-под рёбер осколки вынули, Диме ампутировали ногу выше колена. После двух недель в больнице волонтёры вывезли нас с детьми на Волноваху, оттуда попали в мариупольскую больницу».

В мариупольской детской травматологии дети провели два с половиной месяца, девочка перенесла три операции, после чего ей поставили аппарат Илизарова. Врачи заботились о детях, Алла с мужем жили при больнице. Им помогали местные жители. Через некоторое время Валерия встала на ноги, но раздробленная кость одной ноги неправильно срослась, нарушился рост повреждённой конечности: сейчас разница между правой и левой ножками 6 мм. Девочке назначена медицинская реабилитация, но соответствующих специалистов нет. Протез для Димы помог оплатить Константин Долгов, его сделали быстро и качественно. Дома мальчик самостоятельно, через боль учился ходить снова. Пока Дима растёт, нужно постоянно менять протез. Теперь он ни на шаг не отпускает маму, потому что боится за своих девочек. Он сам уже взрослый молодой человек, но травма, пережитая в детском возрасте, сформировала в нём недоверие к окружающим.

«У нас много детей сидели в подвалах, прятались от обстрелов. Когда всё происходит твоих глазах, это шок, это очень страшно, — говорит Дима. — Я не прячу свой протез. Мне предлагали косметику сделать, а я говорю: «Зачем мне косметика, мне нечего стесняться». Что я испытываю? Только злость к тем, кто это сделал с нами. Каждую ночь мне снится один и тот же сон, и в нём я пытаюсь всё изменить».

Полина 

Вечером того же дня был обстрелян пляж города Зугрэса. Людей на пляже было много. Полина Зюзя вместе с мамой и бабушкой были среди отдыхающих.

«Лето, август. Я абсолютно не верила, что это может прийти к нам, было ощущение нереальности происходящего, — рассказывает Мирослава, мама Полины. — Мы пришли на пляж и купались. Бабушка осталась на лавочке, ребёнок в тени сидел, я вообще была далеко-далеко в воде. Сначала я услышала резкий звук сверху, потом ничего не происходило какое-то время. Вдруг резко закипела вода вокруг. Мы увидели, как падают осколки, и было ощущение, что от них закипела вода. Пошёл дым со стороны трассы, и потом всё посыпалось на пляж. Крики людей, мы кинулись прятаться в воде, потом выскочили, далеко бежали до пляжа, в ужасе думая, что нас может ждать. На пляже были раскиданы вещи, люди метались, кто-то лежал уже накрытый. Слава богу, ребёнок нашёлся: она сидела в машине скорой. Я увидела свекровь, она сидела на лавочке в шоке. Ребёнок мне показался целеньким, я спросила её, может ли она идти. Половину дороги мы прошли пешком, и ей стало хуже. По улицам ездили скорые, мы вызвали такси и поехали в Харцызск в больницу. Там был кромешный ад, масса кровищи, люди, вопли, тут же главврач распоряжается, чтобы медсёстры вели себя спокойно. Нас осмотрели и обнаружили, что в левое плечо попал осколок, он прошёл со стороны сердца и вышел под ребром. Я называю это чудом».

Полине было девять лет. Она запомнила тот день как картинки, которые сменяли друг друга. Сегодня ей 16, девочка получает выплаты за ранение. Она нашла в себе силы побороть страх, но до сих пор с дрожью в голосе вспоминает тот день:

«Я лежала под деревом, видела бабушку, заметила, что мама уплыла далеко, — и тут я услышала взрыв. Пару секунд ничего не происходило, а потом будто бы вода загорелась, — рассказывает Полина. — Начались какие-то непонятные картинки, все начали падать, на меня сверху легла какая-то женщина, видимо, пыталась закрыть меня собой. Я не почувствовала никакой боли, только сильный шок, и в какой-то момент поняла, что практически не могу дышать, очень много было дыма. Я смотрела на мужчину, которому пробило челюсть. Через несколько минут я встала сама, как-то дошла до машины скорой помощи, сказала бабушке, что пойду к скорой. Я пыталась звать маму, но не могла издать ни звука. Начала выходить из машины, а навстречу уже бежала мама.

Очень долго потом я боролась с последствиями того, что произошло. Я боялась выходить на улицу, боялась, что всё повторится, боялась, что ещё что-то случится с семьёй и это всё вернётся. Я боролась со своими страхами на протяжении нескольких лет, до паранойи доходило, не могла спокойно воспринимать жизненный цикл.

Постоянно задавала маме вопросы: «Ничего не будет?» Мне очень помогла мама, мы с ней сблизились, постепенно страхи начали уходить, появились подростковые интересы. Тяжело только, когда я это вспоминаю. Конечно, забыть такое невозможно».

На специально оборудованном детском пляже города Зугрэс в ДНР поставили монумент в память о погибших 13 августа 2014 года. У памятника постоянно лежат цветы и детские игрушки, здесь всегда чисто и убрано, люди сами следят за порядком. Чуть дальше — песчаный пляж и те самые лавочки, на одной из них стоит колонка, звучит музыка, а десятилетние мальчишки осваивают трюки паркура, в воде тренируются на байдарках спортсмены.

В этой войне дети под прицелом так же, как и взрослые. Дети рисуют мир на картинках, мечтают, что настанет день, когда они смогут ходить в школу и не думать об укрытии. Посттравматический синдром преследует не только потерявших родных и близких, раненых, ставших глубокими инвалидами детей, но и тех, кто абсолютно здоров физически. Все они живут в постоянном напряжении, хорошо понимая, что в последнее время обстрелы усилились и их дворик, жилая пятиэтажка, частный дом, машина, школа или детский сад в любую минуту могут стать мишенью для тех, кому безразлично, в кого стрелять.