На таможне стоим долго: перед нами большой пассажирский автобус, а досмотру подлежит каждый человек, покидающий территорию России и въезжающий в Донбасс. Несколько часов ожидания тут — норма.
В 2014—2015 годах в Донбассе побывали, наверное, все активно пишущие российские и зарубежные журналисты. Сперва про обстрелы писали с ужасом неофитов, потом заметки становились всё суше и короче и потихоньку уходили с первых полос. Но за все эти годы обстрелы не прекратились: они то замирают, то возобновляются с новой силой, а люди продолжают погибать...
По утрам канонады
Ростовские поля сменяются полями Донбасса незаметно. Разница становится видна, только когда показываются «сопки» — отвалы горной породы возле угольных шахт.
Вдоль дороги — дома с выбитыми стёклами. В России, видя такое, обычно горько сетуешь на состояние дел в глубинке, а тут невольно присматриваешься к пустым чёрным глазницам рядом с окнами, закрытыми новенькими стеклопакетами.
Людей немного: действует комендантский час, и местные привыкли очень рано вставать и очень рано ложиться.
Наконец, после десятков километров небольших поселений, полей, чёрных холмов и очертаний шахт застройка становится выше и плотнее.
Привет, Донецк, давно не виделись.
Неспешно течёт Кальмиус, на деревьях — первая листва, блестит на солнце «Донбасс Арена» (бывший главный футбольный стадион Донецка, получивший в ходе бомбёжек 2014 года повреждения, несовместимые с эксплуатацией).
Ближе к вечеру в мегамаркете «Галактика» длинные очереди на кассах. Его открыли уже после того, как ДНР объявила о выходе из состава Украины.
Здесь есть все основные и привычные нам марки одежды, косметики, продуктов и строительных материалов. Кто-то закупает дачный инвентарь, кто-то придирчиво приглядывает напольное покрытие, выбирая между плиткой и ламинатом. Пустых полок нет, работает служба доставки, повсюду яркая реклама. Совершенно обычный торговый молл, как в любой стране мира.
Единственное отличие — оплата только наличными (российские рубли), в некоторых супермаркетах принимают карточки местного республиканского банка, деньги можно обналичить и в банкоматах (к ним, правда, всегда очередь). А вот российские карты в Донбассе — это бесполезный кусок пластика. Есть, конечно, «посредники», обналичивающие деньги с российских карт за комиссию (разброс большой, от 2% до 10%, зависит от спроса и предложения), а вот доллары или евро обменять возможно.
Внутри «Галактики» нет людей с оружием, и сообщения об очередном обстреле кажутся новостями из другого мира.
Но под утро нас будят звуки далёкой канонады в районе Горловки. Позднее узнаём, что местный житель получил ранения.
Блестят на ярком весеннем солнце крыши высотных зданий, женщины гуляют с колясками, дети строем идут на какую-то экскурсию, виляют хвостами собаки, а под окнами за одни сутки зацветает вишня.
Особого карантина в Донецке нет: работают (до комендантского часа, который начинается в 23:00) кафе и рестораны, фитнес-клубы, магазины продают местную сувенирку — например, почтовые марки с гербами городов региона. Летом пройдут концерты под открытым небом, местный драмтеатр готовится к сезону.
Донбасс не слышат
В эти дни в Донецке проходит форум «Единство русских: защита прав и свобод». На него приехали депутаты Госдумы Алексей Журавлёв и Андрей Козенко, журналисты, общественники из сочувствующих ДНР и ЛНР организаций.
Говорят о гуманитарной доктрине русского мира, постоянно цитируя слова президента России Владимира Путина: «Мы своих не бросаем», — и предлагают основать новую социально-гуманитарную программу поддержки русскоязычных организаций на Украине.
И все отмечают, что Донбасс пытается быть услышанным внешним миром, например Европейским судом по правам человека, ОБСЕ, ПАСЕ, ООН, но заграница слышит только украинскую сторону трагедии.
Почти все собравшиеся тут, включая женщин, признаны Украиной «террористами».
Для попадания в этот список достаточно, к примеру, быть сотрудником Минкульта ДНР. «Видимо, культура теперь приравнена к терроризму», — грустно шутит в разговоре со мной одна из работниц этого ведомства.
И снова весеннее солнце, ощущение беззаботности, желтеющие нарциссы на клумбах. Главное — успеть домой до комендантского часа.
«Мы неоднократно добивались перемирий, их было достаточно много. Но перемирия не были продолжительными, некоторые длились буквально несколько часов. Самое длительное было объявлено в июле прошлого года. По объективным оценкам, оно продержалось примерно до сентября. Но это не является итоговой целью минского процесса. Перестать стрелять — мало, надо понять, как дальше сосуществовать, — говорит в эксклюзивном интервью RT глава самопровозглашённой ДНР Денис Пушилин. — Мы готовы сделать что возможно, чтобы ситуация завершилась всё же дипломатическим урегулированием. Донбасс знает, что такое война, что такое жертвы, что такое разрушения, что такое поломанные человеческие судьбы — независимо даже, с какой стороны. Война — это боль, и ничего хорошего в этом нет. Поэтому Донбасс не хочет войны, но готов к любому развитию событий. Конечно, никто из наших людей, из нас не хочет войны. Мы знаем, что такое терять близких, но увы, это не только от нас зависит. Украина сама может решиться на этот отчаянный шаг, но Украину могут на это подтолкнуть».
Исцарапанная земля
Ближе к линии разграничения выбитых стёкол и брошенных домов всё больше. Сразу за Макеевкой дорога покрывается выбоинами круглой формы, а сопки отвалов у шахт и распаханные поля соседствуют со странными пригорками — бывшими окопами.
Многие дома не просто брошены, а превратились в скелеты — остались только остовы, всё внутри разрушено снарядами.
Близ городских объектов — разных административных зданий — сложены друг на друга мешки с песком, ими закрыты окна. «Просто мера предосторожности, а не «всё пропало, готовимся к сдаче», — строго предупреждают меня.
«С учётом того, что мы видим, Украина готова в любой момент пойти в наступление. Сидеть и ждать был бы самый плохой вариант для нас, поэтому определённые элементы подготовки становятся наглядными: это касается и бомбоубежищ, и административных зданий. Я вот вижу в каких-то Telegram-каналах, что вот, мол, укрепляют школы и детские сады, готовят их якобы для боёв. Слушайте, никто не будет использовать школы и детские сады для стрелковых боёв. Административные здания на каких-то этапах, если Украина перейдёт в наступление, будут задействованы, это в компетенции штаба по территориальной обороне», — поясняет Денис Пушилин.
В 10 км от линии разграничения — свежие окопы и люди в одежде цвета хаки и камуфляже, блокпосты.
На остановках и зданиях населённых пунктов надписи: «ДНР», «Мы выбрали Россию!», «Спасибо деду за Победу!», граффити в виде георгиевских лент и чёрно-сине-красных флагов.
Маленькие населённые пункты вокруг Горловки, которые стоят на линии соприкосновения — посёлок шахты имени Гагарина, посёлок шахты 6/7, посёлок Зайцево (поделен на две части, южная — в непризнанной ДНР, северная — на Украине), — сегодня каждый день появляются в сводках об обстрелах.
За четверг, 22 апреля, Горловское направление: «Миномёты 120 мм — три раза (29 мин); миномёты 82 мм — один раз (три мины); ПТУР — две ракеты; РПГ СПГ — один раз (три гранаты); стрелковое оружие — один раз».
Жительница посёлка шахты 6/7 Марина встречает нас у разрушенной школы. Она рассказывает, что перемирие, объявленное прошлым летом, людей воодушевило, «все дома свои подлатали», но в последние два месяца обстрелы возобновились.
«Каждый день стреляют, — говорит она. — Когда не стреляют, уже неспокойно — как будто всё время чего-то ждёшь».
В посёлке осталось несколько десятков человек. Кто-то живёт постоянно, кто-то приезжает днём, чтобы убрать в доме, вскопать огород.
Сама Марина и её муж уезжать из посёлка не собираются.
«Скажите — куда? Вот куда? Все говорят: «Почему не выезжаете?». Мы выезжали. На месяц. Была копеечка за душой, мы их прокатали, жить нужно где-то и кушать что-то, и мы вернулись домой», — объясняет она.
Про переезд она говорит так же, как люди в Донецке, Горловке и во всех других городах и посёлках: «Это наши дома, мы здесь выросли, мы здесь вырастили своих детей. И почему я должна со своего дома, со своей земли куда-то выезжать, почему?».
И начинает плакать: «Мы думали, что вот договорятся, будет всё хорошо, наступит какой-то момент, что всё наладится и всё будет хорошо. Люди, которые не переживали этой обстановки, они ничего не поймут. Поверьте, ребята, не хочется ничего, вот «хочу машину, хочу ещё что-то» — ничего. Мира. Дайте мира, мы больше ничего просить не будем».
Дети войны
От Горловки до Углегорска около 20 км по прямой. В 2014—2015 году тут шли ожесточённые бои прямо в городе. Сперва несколько месяцев Углегорск штурмовали силы АТО Украины и в августе город перешёл под контроль ВСУ, но в конце января — начале февраля 2015 года город вернулся под контроль ДНР.
«ДНР» и «Россия» — эти две надписи на бетонном заборе на въезде в Углегорск разделены проломом от снаряда. Все дома — в знакомых уже выбоинах.
Вместе с помощниками местного детского омбудсмена Элеоноры Федоренко мы посещаем несколько детдомов.
Первый — в Углегорске. Здесь в доме-интернате для детей с особенностями развития живут более ста воспитанников в возрасте от шести до 17 лет.
Щерится разорванной снарядами крышей старый корпус интерната. Рядом новое здание встречает нас ярко-зелёными, от травяного до тёмного, стенами. Высыпают дети, которым мы передаём коробки с фломастерами, красками, разной канцелярией для поделок.
«Ух ты, синий трактор!» — парень прижимает к себе коробку гуаши с машинками на обложке.
Преподаватели рассказывают: все нынешние воспитанники интерната — новенькие. Те дети, кто был здесь до них, уехали в лагерь ещё летом 2014 года, а когда Углегорск перешёл под контроль ВСУ, их отправили в другой интернат, на территории Украины. А в этом интернате тогда устроили казарму. Преподавателям пришлось бежать из города рано утром.
«Мне позвонили добрые люди в пять утра — на следующий день после того, как Украина пришла сюда. Сказали бежать прямо сейчас, что завтра за мной придут. И я побежала в пять утра по дороге в Енакиево, шла, в чём выскочила, до самого города (чуть более 10 км. — RT). Потом помогала в Горловке на кухне, чем могла», — рассказывает Ирина, завуч интерната.
Ей грозили очень крупные неприятности, попади она в руки ВСУ. Ирина помогала готовить референдум о самоопределении ДНР весной 2014 года.
Сейчас воспитатели вернулись и собирают свой детский дом обратно по кусочкам. Вот стол для пинг-понга — подарок одних добрых людей. Вот другие добрые люди подарили воспитанникам рыбок, а также живых кроликов, хомячков и даже попугаев.
Стены классов покрашены свежей краской в пастельные тона: персиковый, розовый, лазурный. Стоит новенькая мебель. А тренажёры в спортзале, шкаф и учительский стол в одном из классов — старые, их удалось спасти.
До линии разграничения, где сегодня ночью были обстрелы, отсюда — всего ничего. Но дети не просыпаются от обстрелов: привыкли.
Подростки из Углегорского детского дома-интерната ещё помнят довоенное время, а вот дети из республиканских специализированных домов ребёнка в Макеевке и в Донецке мирной жизни не знают. В каждом из этих детдомов живут воспитанники, которым от одного года до четырёх лет.
Некоторые — круглые сироты, но большинство — это дети, временно оставшиеся без попечения родителей, часто по заявлению самих отца и матери.
Главврач дома ребёнка в Донецке рассказывает мне, что под опеку или на усыновление детей берут довольно охотно: в среднем у них около 90 воспитанников, 20—30 из них каждый год находят семьи, но многие потом возвращаются к родителям, которые успевают решить свои проблемы, пока дети находятся в таких учреждениях.
Мы прощаемся с главврачом дома ребёнка в Макеевке, выходим, и я вижу сбоку, прямо на стене учреждения, стрелочку куда-то вбок и надпись: «Укрытие».
Саур-могила
Один из популярных сувениров в ДНР — это почтовые марки с местной символикой, памятниками и достопримечательностями.
Иногда памятники существуют уже только на марках.
Например, Саур-могила, курган в Шахтёрском районе. В 1943 году за эту высоту шли кровопролитные бои, и после победы на этом кургане поставили монумент памяти павших 23 238 солдат и офицеров 5-й ударной армии.
В 1967 году курган увенчал внушительный памятник — обелиск, внутри которого была комната боевой славы. Перед обелиском стоял памятник советскому солдату, у ног которого горел вечный огонь.
Сейчас бронзовый солдат похоронен под обелиском. Летом 2014 года за высоту шли ожесточённые бои между ДНР и Вооружёнными силами Украины. В ходе одного из обстрелов обелиск рухнул, погребя под собой статую и вечный огонь.
Мы идём туда по иссечённым каменным ступеням мимо уцелевших фрагментов мемориала в честь бойцов пехоты, танковых войск, артиллерии и авиации — всё в чёрных дырах от пуль. У подножия мемориала — недавние могилы. Мне бросается в глаза дата рождения на одной из могильных плит: 1991 год. Год смерти — 2014-й.
От статуи солдата на поверхности остался только сапог, да в проёме плит рухнувшего обелиска видна бронзовая ладонь.
На ветру реет знамя над могилами, покачивается колокол, очень ветрено.
С высоты Саур-могилы по одну руку видны сопки Донбасса. По другую руку, на горизонте — Россия. В хорошую погоду там блестит Азовское море.